Анатолий Алексин - Безумная Евдокия Страница 7

— Да... безусловно, так, — согласилась она.

Мы помолчали.

— А сын Мити Калягина тоже до утра не сообщал о себе, — неожиданно произнес я. — Помните? Когда стоял под окном... у той девочки.

— Я не хотела бы вас огорчать. Но он позвонил из автомата домой... И предупредил. Это было так. Безусловно, так.

— Но Митя говорил...

— Он успокаивал Надежду Григорьевну.

— Понимаю.

Мне захотелось, чтобы она больше не видела во мне оппонента. Я и раньше-то возражал ей почти по инерции, желая все выяснить и понять.

— Я не знал, что вы скрывали у себя тех солдат.

— Их уже нет.

— Все же... погибли?

— Просто умерли. От болезней... Война с недугами и несчастьями будет вечной. Иногда мы еще и сами убиваем друг друга. — Спохватившись, она сказала: — Я не Олю имела в виду. Все мы виноваты сегодня. — Потом всполошилась еще сильней: — Оля может принять всю вину на себя. Эта ноша окажется для нее непосильной!

Евдокия Савельевна громоздко заторопилась, покинула меня, догнала ребят. Я понял, что она решила разделить тяжесть ноши с моей дочерью.

* * *

Я побрел сзади.

"Мы с Надюшей боролись против «безумной Евдокии» за право строить... или, как говорится, формировать Олин характер, — размышлял я. — Мы победили. И эта победа стоила Наденьке жизни. Или здоровья. "Безумная

Евдокия"... Она приглашала на те знаменитые встречи не только героев, а и диспетчеров с поварами. Зачем? Наверно, хотела объяснить нашей дочери и ее одноклассникам, что, если они будут честными и порядочными людьми, просто честными и порядочными, они тоже будут иметь право на внимание к себе. И на память".

Детали... Только с их помощью я мог воссоздать картину. И они выплывали из прошлого мне навстречу.

* * *

«Спасибо ей!» — сказали мы, когда родилась Оля. Хотя жизнью рисковала Надюша.

"Вот, наверно, где был тот роковой поворот в нашей жизни! — подумал я. — Мы перестали вглядываться друг в друга. Наши глаза устремились в ином направлении. «Родители Оленьки» — это стало нашей главной приметой и главной профессией. Я даже не заметил, что Надя уже не поет... и что я перестал писать свои фантастические рассказы. И о сердце Надином вспомнил только сегодня... А ведь название ее болезни не совсем верное.

Болезнь — это несчастье, а не порок. Порок сердца — нечто совсем иное, чего у Надюши никогда быть не могло. Если она вернется..."

Евдокия Савельевна остановилась. И другие остановились. Возле дома, где нам с Олей предстояло остаться вдвоем.

1975 г.