Александр Гиневский - Везучий Борька Страница 7

И вечно этот Вадька сунется куда не надо. Бедж остановился, строго взглянул на него.

— На свете есть один Бронетанк. Единственный и неповторимый. Кхэ! Это — гениальный пёс!..

— Пёс?!

— Значит, это собака?!

— Да. Служебно-розыскная. Бронетанк — гордость нашего управления. И моя личная гордость. Я сам его воспитал.

Бедж снял очки и протёр глаза платком.

— Без него я, как… как яркий фонарик без батарейки, — сказал он. — Ладно. Не будем терять светлое время.

Мы обходили десятиэтажный дом, как вдруг Бедж остановился и потянул носом воздух.

— Чуете?

— Нет.

— Чем пахнет, Бедж?

— Жжёной резиной. Да-а… Бронетанк бы учуял за версту…

Бедж сделал ещё три шага, нагнулся.

— Вот, — показал.

Мы увидели жирный след, короткую чёрную полоску. Я потёр её пальцем. От пальца запахло резиной.

— На этом месте, — сказал Бедж, — с Толяном случилось дорожное происшествие…

— От Толяна тут ничего не осталось, — сказал Борька.

— Если бы его на «скорой» увезли, остался бы велик, — сказал Вадик. — А тут и велика не осталось!

— Только и думаешь о своём велике!

— Ладно вам! Бедж, а с Толяном-то что?..

Бедж ещё раз взглянул на жирный след.

— Пока могу сказать одно: он жив. Не видно ни обрывков одежды, ни пятен крови…

Мы все так и вздохнули.

Бедж вдруг поднялся. Огляделся по сторонам. Тихо пробубукал:

— Откроете дверь вон той парадной. Видите?

— Видим.

— Войдёте. Только без шума у меня… Всё.

Мы так и сделали.

И сразу за дверью натолкнулись на Тольку. И велик оказался здесь, под лестницей.

— Толька!

— Живой! С велосипедом!

— А мы его ищем! Если бы не Бедж, не нашли бы! А Вадик:

— Постой, Толик. Ты чего спрятался?

— Так… хмуро отвечает.

— Нет, ты говори! Тут, понимаешь, с ног сбились. Мучаются, ищут его, а он в парадной прохлаждается!..

Толька помолчал немного, вздохнул.

— Я тут упал, — говорит грустным голосом, — и звонок от руля… видишь, отвалился…

— Я так и знал, что ты что-нибудь да сломаешь! — закричал Вадик.

— Подумаешь, звонок, — говорю. — Пустяки! Весь-то велосипед целый!

Мы с Борькой разозлились на Тольку. Ведь теперь Вадик, конечно, никому больше не даст велика.

И пока мы злились и ругались, подошёл Бедж. Он потянул меня за рукав, отвёл в сторонку. Даёт «двушку».

— Двести пятьдесят — пятьдесят — ноль пять. Телефон управления. Слетай-ка, звякни.

— Есть! — говорю.

— Доложишь коротко и ясно: Терентьев найден. Всесоюзный розыск отменить. Повтори номер телефона.

Я повторил.

Бедж щёлкнул меня слегка по затылку.

— Дуй!

Я помчался.

Звоню.

— Дежурный по управлению?.. Терентьев найден. Всесоюзный розыск отменить. Нет, это не Бедж… Так… хороший помощник. Ага, ассистент… Передадим. Обязательно. Справились. Только нам туговато пришлось без Бронетанка.

— Сожалею, — ответил дежурный, — но Бронетанк занят на другом, не менее ответственном задании, — и повесил трубку.

Я — назад.

Прибегаю — ни Беджа, ни велика.

— Где он?! — спрашиваю ребят.

— Уехал, — отвечают спокойненько.

— Как уехал?!

— Как, как!.. Сел на Вадькин велик и поехал.

— Да ты не волнуйся, он на десять минут. По срочному велосипедному делу. По другому.

— И звонок увёз, — добавил Толька.

— Тут ему, — говорю, — из управления благодарность от лица службы.

— Приедет, и передашь. А забудешь, так я передам, — говорит Борька.

Смотрим: какой-то парень несётся на велосипеде. Прямо на нас. И вовсю звенит звонком.

— Ур-ра! — закричал Толька. И так и бросился под колёса. — Звонок починен! Видите?! Звонок-то починен!..

Парень на полном ходу соскочил с седла.

Мы даже не сразу сообразили, что это Вадькин велик.

— Вот ваша машина. Бедж не подходил?

— Нет ещё.

— Ну, подождём.

— Ему тут благодарность из управления, — говорю. — От лица службы.

— У него таких благодарностей полные карманы, — отвечает парень.

Я его никогда не видел, а голос показался знакомым. Очень даже. А-а!.. Да ведь это же дежурный по управлению! Куда я звонил!..

— Вовка! Чего рот разинул?! — толкает меня Толька. — И ты, Борька! Держите велик. Шины подкачаем.

Качаем по очереди. Вдруг поднимаю голову — Бедж. Идёт рядом с какой-то женщиной. И с ними тот… из управления.

— Опять ты к детворе липнешь, — пробубукала женщина. — Я тебя спрашиваю: когда это кончится? Ведь сессия на носу. Достукаешься, выкинут тебя из института. Ой, достукаешься, Вася…

— Ну что ты, мама… Не надо, прошу тебя… Ты преувеличиваешь…

Я страшно удивился, что это Бедж так говорит. Его было просто не узнать. Какой-то совсем другой, убитый горем человек. Он даже похудел немножко. И сгорбился. Будто у него в сумке лежали не тетрадки и бумага трубочкой, а михеевские гири.

Они уже прошли мимо.

Бедж уходил. Его мама всё посматривала на него сердито, всё ворчала недовольно, и я прямо не знал, что делать, как ему помочь. Ведь нельзя, чтобы человек уходил вот такой вот… Да ещё, может, мы его больше никогда и не увидим…

И я крикнул:

— Бедж!

Он не сразу обернулся. А когда обернулся, развёл руками.

— Бедж сделал своё дело, — сказал. — Бедж может уходить, — совсем не весело сказал.

— Постой, Бедж!

— А мы как же?! — закричали ребята.

Всей кучей, вместе с великом, мы так прямо и потащились к нему.

— Стойте! Стойте! — кричал Вадька. — Дайте хоть насос отвинтить!

И тут Бедж будто вспомнил про нас. Он вдруг улыбнулся.

А когда он снял очки, мы все увидели, какое у него большое и круглое лицо. И на его таком большом, круглом лице всё улыбалось: и глаза, и губы, и даже ямочка на подбородке.

Он взмахнул рукой.

— Спешу, — сказал своим старым сыщицким голосом. — Короче, телефон управления у Вовки в голове. До новых встреч, подрастающее поколение!

«Я так вас ждал…»

Папу послали на два дня в совхоз убирать картошку. Мама собиралась поехать с папой, а меня они решили отвезти к тёте Гале. Я у неё ещё никогда не был.

— У тёти Гали, — сказала мама, — есть пудель Чарлик. Так что скучать тебе не придётся. Два дня пролетят незаметно.

Я, конечно, обрадовался. Потому что люблю ездить в гости. А тут на целых два дня! Да ещё у них там пудель есть!

— Везите меня, — говорю, — и можете за мной не приезжать!

Мама даже огорчилась.

— Как ты легко, — говорит, — с нами расстаёшься.

— А чего ему? — улыбнулся папа. — Надоели родители, вот и радуется.

— Да это я так, мама! Потому что мне ужасно хочется скорее к тёте Гале и Чарлику!

И вот рано утром меня привезли.

Дверь открыла тётя Галя. Она меня ждала. Чарлик, весь в чёрных завитушках, тоже ждал меня в прихожей. Он не гавкнул и не взвизгнул. Просто сидел и смотрел на меня своими умными пуделиными глазами. Я сначала подумал, что он ужасно дрессированный пёс, зря лаять не станет. Я подошёл к нему и потрепал его за ушами.

— Ну, здорово, Чарлик!

Чарлик лизнул мою руку своим шершавым розовым языком, завертел хвостом и затопал лапами по своей подстилке.

— Место. Место! — строго сказала тётя Галя Чарлику.

Не успел я осмотреться вокруг что и как, слышу:

— Вова, иди сюда на кухню. Позавтракаешь.

— Спасибо, тётя Галя, — говорю. — Я дома перед отъездом так нарубался, что в меня теперь больше не влезет.

Тётя Галя вышла из кухни с полотенцем в руках.

— Что это за слово «нарубался»? Где ты его слышал?

— Это мы с папой так говорим, когда нас мама накормит.

— Ужас какой-то! «Нарубался», «больше не влезет» — хорош твой папа с такими словечками… Иди пить молоко, пока не остыло.

Я пошёл на кухню и сел за стол.

— А руки? — говорит тётя Галя.

— Что — руки?

— А руки мыть?..

— Они у меня, тётя Галя, чистые. Я с утра всегда умываюсь.

— А собаку трогал?..

— Чарлик-то у вас совершенно чистый!

— Не спорь. Сейчас же иди мыть руки.

Я вымыл руки и выпил молоко с такой вкусной горячей булочкой.

— Ну как, Вова? — спрашивает тётя Галя.

— Здорово! Я бы, знаете, ещё с одной такой булочкой справился. Уж очень вкусная. Вы сами пекли?

— Сама, — обрадовалась тётя Галя. — А говорил сыт. На тебе ещё, ешь на здоровье.

— Спасибо.

После завтрака тётя Галя разрешила мне погулять с Чарликом. Только она подвела меня к окну и сказала:

— Гуляйте вот от этого столба до того. Понятно?

— Тётя Галя, да ведь тут и гулять негде! Что ж нам, стоять под вашими окнами и всё?.. А ведь Чарлику, наверно, побегать хочется. И мне с ним…