Герман Матвеев - Новый директор Страница 7

— Вот именно! — со смехом согласился комиссар. — А сейчас Академия педагогических наук каждый шаг школьника, наверно, изучила, ничего тебе не оставила.

— Вы так думаете? — с улыбкой спросил Константин Семенович.

— А как же иначе! Десять лет работают ученые, — много ведь их!

— Много, — подтвердил Константин Семенович. — Даже слишком много.

— Ничего, ничего. Сейчас мы не бедные. Для такого дела, как воспитание детей, денег не жалко.

— Это верно, на воспитание денег не жалко, — повторил Константин Семенович. — Но представьте себе, что воспитанием-то они как раз мало занимаются. За десять лет Академия педагогических наук выпустила ничтожное количество книг о воспитании.

— Так ли это?

— Так! Можно твердо сказать, что методика воспитательной работы в школе хромает на обе ноги.

— Позволь! Как же так? Выходит, что академики, доктора, кандидаты всякие есть, а науки по-твоему нет?

— Не совсем. Наука всё-таки есть. Проблемы воспитания в России интересовали многих, и в первую очередь Ленина. Калинин, Крупская, Добролюбов, Чернышевский, Ушинский, Макаренко оставили нам богатое наследство…

— Так в чем же дело?

— А дело в том, что наследство это как бы само по себе, в теории…

— Подожди, что-то я недопонимаю, — сказал комиссар, поднимаясь и выходя из-за стола. — Как-то мы с тобой говорили, и ты мне очень убедительно доказывал, что Макаренко практически заложил основы коммунистического воспитания…

— Да, был такой разговор.

— Куда же всё это подевалось?

— Не подевалось, а засахарено и на полках лежит. Макаренко, например, отвели главу в истории педагогики, а в жизни всё по-старому осталось.

Комиссар пристально посмотрел в глаза Константину Семеновичу и несколько раз прошелся по кабинету.

— Странно, — проговорил он, — очень странно! Как жаль, что школу мы знаем недостаточно, с внешней, так сказать, стороны… Придут ребятишки, например, конференцию приветствовать… Одеты отлично, шагают в ногу, хорошие речи произносят, да еще в стихах… Но быть может, это только фасад?.. Не худо бы знать, каковы они внутри… Между прочим, на последней конференции выступал завгороно и, помнится, говорил, что методической литературы за последние годы выпустили много… Врал он, что ли?

— Нет. Вероятно, он говорил о методической литературе по вопросам обучения. Вопросами преподавания отдельных предметов у нас действительно много занимаются, но забывают, что обучение является средством воспитания: оно не может быть самоцелью…

Константину Семеновичу не удалось договорить. На столе зазвонил один из телефонов.

— К сожалению, я должен сейчас ехать, — сказал комиссар после короткого телефонного разговора. — Будем считать, что наша беседа не закончена. Продолжим ее в другой раз. Обязательно продолжим! — повторил он, надевая фуражку. — Меня эти вопросы интересуют. И не только потому, что есть свои потомки. Думается мне, что педагогические законы одинаковы для всех возрастов…

— Верно. Методы разные, но законы одни, — согласился Константин Семенович. — На днях в обкоме должен состояться разговор… Мне обещали создать условия… обещали сравнительную независимость в работе и поддержку всех разумных начинаний. Школа будет опытной. Если так, то я хочу дать согласие.

— Ну что ж… Жаль тебя отпускать, но с моей стороны возражений не будет. — Комиссар пожал руку Константину Семеновичу и направился к выходу.

5. Бывший старшина

Андрей Архипович Степанов появился в роте Константина Семеновича осенью сорок третьего года. Узнав, что среди пополнения есть ленинградцы, Горюнов вызвал его к себе в землянку и начал расспрашивать о городе. К сожалению, солдат ничего интересного сообщить не мог, потому что эвакуировался из Ленинграда с заводом в конце лета.

Новый солдат понравился Константину Семеновичу неторопливым, вдумчивым отношением к делу. Всё, что ему поручалось, он делал охотно, обстоятельно и до конца. Вскоре выяснилось, что у Степанова «золотые руки». Он умел чинить часы, сапоги, мог шить, кашеварить и даже печь хлеб. Был он и охотник и рыболов. Знал электричество, водил машину. Чем больше узнавал Константин Семенович этого скромного, умелого человека, тем больше убеждался в его своеобразных способностях. Упорная настойчивость, за которую солдаты прозвали Степанова «настырным», невозмутимость, хозяйственная смекалка и умение ладить с людьми — всё это быстро выдвинуло его, и он стал старшиной роты.

После войны, каждый год, в День победы, Архипыч приходил навестить бывшего командира, и они весь вечер вспоминали «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они».

Прежде чем принять решение вернуться в школу, Константин Семенович отправился к своему старшине.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — обрадовался Архипыч. — Как это вы вдруг надумали?..

— Да вот надумал… Давно собирался в гости, но всё не мог выбраться.

Вся семья Степановых, кроме восьмилетнего Сашки, была дома. Константин Семенович поздоровался с женой Архипыча, со старшим сыном.

— Неспроста… не в гости, — хитро прищурившись, сказал Архипыч. — По такой жаре в гости не ходят.

— Так ты что, выгонишь?

— Зачем же вы меня обижаете, товарищ капитан? Вы же знаете мое расположение…

— Знаю, знаю. Потому и пришел без приглашения.

— Это ничего, это мы живо оборудуем… Коля, собирайся! Добежишь до «Гастронома»…

— Отставить! Никаких «гастрономов». Чаю крепкого с сахаром вприкуску выпью, и всё. Будет серьезный разговор.

Большая комната Степановых казалась особенно светлой от множества белых с кружевами салфеточек, полотенец, скатертей, связанных и сшитых руками хозяйки, разложенных и развешанных где только можно. Анна Васильевна была простой малограмотной крестьянкой, но такой же деловитой и хозяйственной, как муж. Бережливая, трудолюбивая, оставшись на время войны в полном одиночестве, она сумела пережить блокаду и сохранить жизнь сыну. Теперь Коля был выше отца. Чертами лица он больше походил на мать. Такой же голубоглазый, светловолосый, с прямым носом и упрямо выдающимся вперед подбородком. Юноша держался скромно и независимо. Он уже работал вместе с отцом на заводе и, по словам Архипыча, кое-что в деле «кумекал». Второй мальчик — Саша — родился через два года после войны.

— Помнишь, Архипыч, ты мне однажды сказал, — начал Константин Семенович, усаживаясь на стул: — «Кончим войну, но я от вас никуда. Как нитка за иголкой. Куда вы, туда и я».

— Наверно, говорил, — улыбаясь подтвердил Архипыч. — Потому как соответствует истинному положению. Это я могу всегда повторить.

— Ну, а если так, то бери на работе расчет.

— Расчет? — удивился Архипыч. — А куда вы меня хотите определить?

— Завхозом в школу… Что, не ожидал? Получил я предложение работать директором. Хочу согласиться, но только с условием, если и ты согласишься. Без тебя не пойду.

Хозяйка принесла чайники начала накрывать на стол.

— Вот она, значит, какая филармония, — почесав в затылке, нерешительно вымолвил Архипыч. — Конечно, если бы раньше, я бы должен сказать: — Есть! — и весь разговор. А тут требуется прикинуть, обмозговать. Это нешуточное дело. Слышала, Анна? Капитан назначает меня завхозом в школу…

— В какую школу?

— В самую обыкновенную, среднюю школу, десятилетку, — ответил Константин Семенович.

— А вы знаете, какая там ставка завхозу? — неожиданно спросил Коля.

— Знаю. Ставка невысокая.

— Дело не в деньгах, — задумчиво произнес Архипыч. — Деньги — дело всё же второе… Не в том суть.

— Так и я считаю, — сказал Константин Семенович. — Будем строить такую школу, Архипыч, какой она должна быть. Последнее время я много думаю о школе, но без тебя как-то ничего не получается.

— Какой незаменимый! — сердито бросила Анна Васильевна, раскладывая в вазочке печенье. — Других-то нет?

Было видно, что она неодобрительно отнеслась к предложению Константина Семеновича, но возражать и спорить не решалась. Коля прислушивался к разговору с презрительной улыбкой, но и он, зная характер отца, молчал.

— Наверно, есть и другие, Анна Васильевна, и немало, — просто ответил Константин Семенович, — но я их не знаю. С Архипычем мы на фронте воевали. Плечом к плечу. Проверили друг друга.

— Так то война…

— И сейчас идет война… за человека, за советскую мораль. Серьезная война. С фашистами, Анна Васильевна, бороться было даже проще. Их видно. Они и одеты по-иному, и язык другой, и оружие… А на этом фронте всё не так.

— Не понимаю, про что вы говорите? — покачав головой, проговорила Анна Васильевна.

— Да вот недавно ты плакала, — вмешался Архипыч, — Сашка, видишь ли, по-матерному выругался. А как ты полагаешь, кто его научил? Погоди, еще и не тому научат!