Тамара Чинарева - Портфель чемпиона Страница 7

— Никуда! — добавила мама.

На этом телефонный разговор прекратился.

— Дожили… — запричитала бабушка. — За свое же старание да мешалкой по голове…

— Не нагоняй тоску! — топнул дед ногой, обутой в старый валенок с обрезанным голенищем. — Что написано? Угроза? Нет, какая-то болтовня… Лучше встань с пылесоса, электроприбор раздавишь!

— Надо его теперь по утрам в школу провожать… — сказала бабушка. — Как бы не обидели…

— Баба! — взревел Рома. — Я большой! Я в четвертом классе!

— Цыц! — шлепнул Рому дед. — Большой нашелся…

Рома умолк, опустив в пол глаза, где все еще валялся календарик, — корабль с алыми парусами мчался по морю всем штормам назло.

Глава 8

Никто в это утро не собирался ссориться. Бабурины мирно завтракали. Папа намазывал хлеб маслом. Бабушка раскладывала яичницу. Дедушка, подняв вверх палец, призывал к тишине по радио как раз передавали погоду. Рома застыл с яичницей на вилке и не решался положить ее в рот. Где-то над Охотским морем мчался тайфун. На улице, где жили Бабурины, светило солнце. Воробьи искупались в луже и теперь сушились на балконе, усевшись на бельевую веревку в ряд, как прищепки. Дедушка опустил палец и сказал:

— Черт знает что творится с этой погодой… Тайфун за тайфуном… Скоро и у нас польет дождь…

— Пора уж… — добавила бабушка. — Пшеница как раз в рост идет.

— А сады! — не согласился дедушка. — Цвет обобьет — ни яблок не будет, ни вишен! Теперь я знаю, почему тайфуны называют женскими именами — за вредность…

Но скандала не случилось. Потому что бабушка сказала:

— Если тебе, Миша, не хочется дождя, то пусть не идет. Разве я против?

Дедушке стало стыдно, что бабушка в ситуации с тайфуном оказалась лучше его.

— Мне пора… — сказал папа и потрепал Рому по щеке. — Гляди в оба!

— Как вернешься из школы, немедленно звони мне! — сказала мама.

Хлопнула дверь, родители ушли. Бабушка погладила внука по голове и предложила:

— Съешь сладкий пирожок!

— Мне тоже некогда… — отказался Рома.

Все что-нибудь сказали Роме. Только дедушка молчал. Зато, когда внук встал со стула, дедушка тоже встал. Внук надел берет, дедушка — шляпу. Внук обул ботинки, дедушка — боты.

— Ты куда? — подозрительно посмотрел на дедушку Рома.

— За кудыкину гору… — отвел глаза Михаил Митрофанович. А бабушка сунула ему целлофановый пакет с пшеном.

Рома все понял. После вчерашнего они сговорились и теперь дед идет провожать его в школу. Рома представил, как все это увидит четвертый «а» и будет веселиться все уроки и перемены.

— Я большой… — взревел Рома. — Я в четвертом классе!

— Тише-тише… — гладила его по плечу бабушка. — Зато не нападут хулиганы…

— Я все равно убегу! Я вырвусь!

— Чудак человек… Я пойду не с тобой… — сказал дед, — Я через сто метров сзади. Вон как шляпу надел — лица не видать. Ты сам по себе, я сам по себе…

— Мы все продумали… — ласково сказала бабушка. — Я вон дала деду пшено. Он будет кормить голубей по дороге. Ну? Мало ли… Вышел человек голубей покормить…

— Ладно… — отмахнулся Рома. — Поступайте, как знаете… Только ближе, чем на сто метров ко мне не подходи.

— Не подойдет! — ответила за деда бабушка. — Ты что, дедку Мишу первый год знаешь? Миша, иди вперед!

И старый кавалерист Михаил Митрофанович Бабурин с мешком пшена заторопился на улицу.

Рома помахал бабушке, которая стояла на балконе, и как только она скрылась из виду, стащил берет, скомкал и засунул в карман. Весенний ветер взлохматил челку. Рома постоял у афиши с нарисованными дрессированными медведями, посмотрел значки в газетном киоске, понюхал черемуху на бульваре. Он и забыл, что его провожает дедушка. Вспомнил только, увидев стаю голубей возле булочной. Толкаясь и курлыча, птицы клевали пшено. Покрутил головой, заметил дедушку в окошке булочной. Дед махал Роме батоном. Для конспирации Рома оглянулся на прохожих, будто искал, кому же это машут батоном из окна?

Рома бегом побежал через дорогу, но на противоположной стороне возле светофора его остановил мужчина в черном плаще.

— Мальчик, ты не знаешь, где тут срочное фото? — спросил незнакомец.

Рома знал, где срочное фото, но не мог как следует объяснить, как туда пройти. Он размахивал руками, привставал на цыпочки, чертил прутиком на асфальте. Наконец незнакомец понял и уже начал благодарить Рому, как в этот момент налетел дедушка с батоном и, оттеснив его плечом, гневно сказал Роме:

— Мальчик! Что ты торчишь на перекрестке вместо того, чтобы идти в школу? Разве ты не знаешь, что неученье тьма, а ученье — свет?

Рома ошарашенно смотрел на деда и не знал, что ответить. Человек в плаще ни о чем не догадался. Он сказал:

— Товарищ, что вы кричите на мальчика, будто он ваш внук? Идет себе, вас не трогает…

И черный плащ потерялся в толпе прохожих. Рома укоризненно поглядел на деда, и тот поплелся к автомату с газированной водой, Рома прибавил шагу. На другой стороне улицы его настиг дедушкин голос:

— Беретку надень, в уши надует!

Только остановился Рома у каких-то ворот и выволок из кармана мятый берет, как из этих ворот вылетела консервная банка, а вслед за ней выскочил Дудкин, откусывая на ходу бутерброд с сыром.

— Привет… — радостно крикнул он и пнул банку в последний раз. — Тебя-то мне и надо! Сегодня контрольная по математике, давай ты мне — твой вариант, а я…

Он умолк, думая, на что бы поменяться. Рома скосил глаза и увидел деда, который семенил по другой стороне, уткнувшись в газету.

— А я тебе… Хочешь, вот еще полбутерброда осталось!

— Не надо, я завтракал… — сказал Рома и увидел, что впереди деда вышагивает Оляпкина в ослепительно красных сапогах. «Так и знал… — подумал Рома. — Сейчас весь класс увидит, что меня дедушка провожает».

— А хочешь я тебе медную трубку дам? — не унимался Юра. — Знаешь, как замечательно горохом стреляет?!

— Не надо… — упирался Рома.

— Единоличник ты! — обиделся Дудкин. — Сам решу, а другие пускай пропадают…

Это было неприятно слышать, и, чтобы отвлечь Юру от контрольной, Рома сказал:

— А вон Оляпкина идет в красных сапогах!

— Где? — закрутил головой Юра. — Ой, совсем с ума сошла… Солнце светит, все девчонки в босоножках, а она в сапогах…

Рома не думал, что сапоги Оляпкиной заинтересуют Дудкина настолько, что он бросится на другую сторону улицы. К дедушке.

— Я тебе просто так твой вариант решу… — вцепился Рома в рукав одноклассника. — А медную трубку ты на что-нибудь стоящее поменяешь…

Но Юра мчался через дорогу, а Рома, сам не зная почему, бежал за ним.

Дедушка остановился на тротуаре и, показывая, что он все видит, громко кашлял.

Оляпкиной вчера купили сапоги на вырост. Ослепительно красные сапоги с золотой подошвой. Они назывались «робингуды». На теплый носок и на снег с дождем. Так сказала мама. Всю ночь они стояли на Катином письменном столе, Катя с вечера загадала снег с дождем, но утром открыла глаза и увидела солнечную погоду. Сапоги были до того хороши, что нельзя дожидаться осени. Катя надела их и теперь шагала по улице, как Золушка в хрустальных башмачках. Ей казалось, что в это утро не было девочки красивее на всей улице, во всем городе и даже, может быть, на всем земном шаре.

Все испортил Дудкин. Он налетел, как ветер, и крикнул в самое ухо:

— Оляпкина, ты бы еще валенки надела! Лето наступило, а ты в сапогах.

— Ну и что же, что лето… — пожала плечами Катя. — Не везде лето… Здесь тепло, а на нашей улице, знаешь, как холодно!

Дудкин пошел рядом с Оляпкиной размышляя — бывает ли так в природе: на одной улице солнце светит, а на другой — заморозки.

— А что… — прервал его размышления Рома. — Один раз такое было — на нашем балконе солнце, а на противоположной стороне дождь. И прямо видно, где кончается дождевая полоса…

Дедушка старался не выдать себя. Сцепив руки за спиной, он держался от внука на обещанном расстоянии. Но что-то неспокойно было у дедушки на душе. Сначала внука остановил подозрительный человек в черном плаще, теперь Рома идет рядом с мальчишкой явно не примерного поведения…

Глава 9

Напрасно волновалась семья Бабуриных. Напрасно целую неделю ходил Михаил Митрофанович за внуком по пятам, прячась за деревьями и киосками, приседая на корточки в стаях сизых городских голубей. Никто не покушался ни на Рому, ни на крокодиловый портфель. Дедушка так привязался за это время к птицам, что стал поговаривать — не завести ли в доме кенаря с канарейкой. Теперь все разговоры за столом, когда Бабурины никуда не торопились, сводились к дискуссии о канарейках. Папа и дед были «за», мама и бабушка — против. В мамином цехе ширпотреба говорили, что от птиц можно заразиться попугайной лихорадкой. Бабушка маму поддерживала и проклинала тот день и час, когда дала деду пакет с пшеном.