Девочка из Франции - Жужа Тури Страница 7

Да, к сожалению, дочь не в нее уродилась — Полина под стать жителям Трепарвиля, как и покойный ее отец. Фигура тоненькая, хоть в иголку продевай; личико худенькое, прозрачное; в ласковых глазах — испуг овечки, обреченной на заклание…

Мадам Мишо отложила газету и взглянула на дочь, которая, скорчившись в уголке кровати, быстро перебирала спицами.

— У тебя ноги отекут в этих ботинках. Сними их!

— Сниму…

Мадам Мишо тяжко вздохнула и опустила газету на колени. Ох, уж эта Полина! Какое принесла она матери разочарование! Как мечтала мадам Мишо увезти свою хорошенькую дочку в Париж — пусть только ей исполнится шестнадцать лет! Там она собиралась устроить Полину прислугой в какую-нибудь аристократическую семью — вроде той, где в свое время, в дни цветущей молодости, служила и она сама. «Париж — это центр мира, предел человеческих мечтаний, — думала мадам Мишо, — там и Полина могла бы найти свое счастье, подцепив в мужья какого-нибудь торговца или хотя бы чиновника». А что наделала эта простушка? Она и слышать не хотела о Париже, она не желала, видите ли, идти в прислуги даже в самый аристократический дом и предпочла работать на шахте сортировщицей! А в довершение всего выскочила замуж за первого встречного, за иностранца, забойщика Жозефа Роста. Этот Жозеф Роста прибыл со своей варварской родины во Францию в 1937 году, то есть за год до того, как они познакомились, да так с тех пор и не выучился правильно говорить на прекрасном французском языке. Мадам Мишо даже представить себе не могла, что есть на свете люди, которые не говорят по-французски. Уж чего, казалось бы, проще! Сама-то она так и сыпала легкими, певучими фразами, картавя букву «р» и украшая речь чисто парижскими жаргонными словечками и цитатами из библии.

«Ну что ж, за свое упрямство Полина и получила по заслугам, господь бог нашел чем ее покарать», — в который уж раз думала мадам Мишо, сидя за столом и слушая шипенье кипящего масла… Пришла война. Жозеф Роста попал к немцам в концлагерь, и три года о нем не было ни слуху ни духу. Тогда она, мадам Мишо, снова взялась за Полину, говорила с ней по душам, умоляла бросить шахту и поискать в Париже работу полегче. О ребенке пусть не беспокоится, — убеждала она, — девочке и с бабушкой будет неплохо. Но упрямица Полина не слушала разумных советов. Она решила ждать мужа там, где рассталась с ним…

«А если он не вернется?» — спрашивала мадам Мишо.

«Вернется, — отвечала Полина. — Он вернется, это совершенно ясно. Не такой он человек…»

«Не такой человек»! А какой же он человек? Так и станут немцы расспрашивать, чего желает забойщик Жозеф Роста — вернуться к семье или погибнуть на принудительных работах!..

Правда, на этот раз дочь оказалась права. Жозеф Роста явился осенью 1944 года, обросший, изможденный, кожа да кости. Эта дурочка Полина чуть не свихнулась от радости. Да и великан-чужеземец тоже хорош — прижал к себе жену с дочкой и плакал, словно ребенок… Что ни говори, а французы другой народ, не то что ее угрюмый и суровый зять. Но что поделаешь, надо терпеть, у каждого свой крест…

Мадам Мишо снова вздохнула, поднялась со стула и, выпрямив спину, подошла к огню. Шумовкой она выложила на глубокую тарелку зарумянившуюся картошку, снова наполнила кастрюлю и протянула тарелку Полине, которая все сидела, согнувшись над своим нудным вязаньем.

— Остынет! — сказала мадам Мишо.

— Я подожду, — ответила молодая женщина. — А вы ешьте, мама.

— Нечего ждать! Почему он вовремя не приходит?

— Рано еще.

— Рано! Какое там рано!

— И Жанетты нет дома.

— Оставь ты бедняжку. Пусть наиграется вдоволь!

Она снова присела к столу. В кухне было тихо, и мадам Мишо, отправляя один за другим горячие ломтики картошки в свой беззубый рот, опять вернулась к размышлению над самыми животрепещущими для нее вопросами.

…В один прекрасный день ее зять заговорил вдруг о возвращении вместе с семьей в Венгрию.

«Конечно, и мама поедет с нами, если захочет», — сказал он.

Однако мадам Мишо тогда решительно заявила, что и не подумает покидать Францию — пусть зять выбросит это из головы раз и навсегда. Ну что ж, — сказал Жозеф Роста, — пусть мама поступает так, как находит лучшим, а свою семью он увезет. В Венгрии теперь, по его словам, свобода, и его место на родине. На него, мол, рассчитывают товарищи, с которыми он в 1937 году участвовал в знаменитой забастовке шахтеров. После двухмесячного тюремного заключения он попал в черный список и нигде не мог устроиться на работу. Тогда-то он и приехал во Францию. Венгерские шахтеры заняли целый железнодорожный состав. Все они потом рассеялись по угольным районам Бельгии и Северной Франции. Пеш… Печ[5] — как-то вроде этого называется венгерский город, о котором он твердит беспрестанно, рассказывая, какие большие угольные шахты на его родине. Ну и что же? В провинциях Па-де-Кале и Нор всяких шахт сколько хочешь. Стоит ли из-за этого пускаться в такой дальний путь? А Полина, этакая простушка, на все согласна, кивает головой и даже занялась уже приготовлениями к дороге. Мать она не слушает. Ну, а зять — тот и вовсе твердолобый. Он в два счета утихомирил свою тещу.

«Вы, мама, не вмешивайтесь, — сказал он. — Я знаю свой долг…»

Нет, с Жозефом Роста не сладишь. Он то и дело ездит в Париж, в венгерское посольство и в свою Коммунистическую партию, — что-то обсуждает, устраивает какие-то дела… Возвратившись, запрячется куда-нибудь с женой и шепчется с ней, строит планы. Этот иностранец и Полину учит варварским своим словам, а она повторяет за ним: «кедвесем…»[6]

Он и свое имя учит произносить по-другому: Йожеф Рошта… Ничего не скажешь, в те дни у ее