Елена Усачева - Три желания для золотой рыбки Страница 8

– Почему они так к этой драке привязались? – поморщилась Ася, с ненавистью глядя в спину уходящей учительницы. – Прорабатывали бы одних червяков. Зачем им все-то?

– Что ты ворчишь? – раздраженно отозвалась Лера. – Поговорят и разойдутся. Подумаешь, какая ерунда. Ничего ведь никого не заставят делать.

Но на деле оказалась, что никакая это не ерунда: разговор впереди их ждал очень даже серьезный. В актовый зал 9 «А» подтягивался мелкими группками. 9 «Б» пришел весь, в полном составе. Они ввалились шумной толпой и как-то быстро заняли все ряды. Ни в ком из червяков не замечалось и тени раскаяния в случившемся – жизнь в их классе текла так же, как и раньше.

Лера сразу же заметила высокого красивого Павла. Он устроился на первом ряду и стал через головы сидящих рядом с кем-то перекрикиваться. Тихая Маканина расположилась отдельно от всех, заняв крайнее место у окна. Лера напряженно вглядывалась в вихрастую макушку Быковского, ожидая, что он вот-вот оглянется, посмотрит, здесь ли она. Но Павел и не думал поворачивать головы. Он вертелся на своем месте, разговаривал со всеми, кто его окружал, и даже не пытался взглянуть на Леру.

Так, может, письмо было не от него? Возможно, кто-то просто пошутил? И вся эта сложная многоходовка с Маканиной, с тайными расспросами, перешептываниями и переглядываниями, – все это не более как очередной розыгрыш червяков. Шутка, на которые они, как оказалось, большие мастаки.

Тогда выходит, что Репина права и от бэшек ничего хорошего ждать нельзя.

У Леры появилось желание достать злополучное письмо, подойти к тихой Маканиной и вернуть его обратно, с пожеланием, чтобы Павел катился куда подальше со своими глупыми вопросами.

Гараева даже руку к карману протянула, но вовремя вспомнила, что письмо порвано и лежит на дне мусорного ведра женского туалета, так что возвращать нечего. А значит, как говорилось в одном известном произведении: «Не было ничего! Ничего не было!» [2]

От принятого решения ей как-то сразу стало легче. Лера выпрямила плечи и посмотрела на галдевших одноклассников. Ася, извернувшись так, что чуть не падала с сиденья, что-то втолковывала упрямо хмурящей брови Царьковой. Махота с ногами залез в кресло и, собрав вокруг себя чуть ли не полкласса, рассказывал старый бородатый анекдот. Константинов мирно беседовал с Жеребцовой. Пращицкий, вытянув шею, пытался кого-то высмотреть в стане червяков. И только Наумова недовольно морщилась, прислушиваясь к разговору подруги с Яном.

За кулисами послышался характерный стук каблучков, и гул голосов смолк. На сцену выплыла завуч с синей прозрачной папкой в руках. Она постояла, нависая над девятиклассниками, но, поняв, что такое положение для нее невыгодно – никто не будет долго сидеть, задрав головы, – спустилась в зал. За ней безмолвной тенью следовал Генка Сидоров, умница и вундеркинд из 9 «Б».

– Ну, что? – крикнула завуч, перекрывая обрывки разговоров. – Перешли в девятый класс и почувствовали себя взрослыми?

Вопрос повис в воздухе. Притихшие ребята с подозрением оглядывали соседей, пытаясь угадать, кого конкретно имеет в виду Алевтина Петровна. К себе этот упрек никто не относил.

– Сразу вспомнили, что у вас есть права – быть свободными, независимыми, самостоятельными? – бичевала пока еще неизвестно кого завуч, для убедительности размахивая папкой. – Но вы забываете, дорогие мои, что, помимо прав, взрослая жизнь имеет и не меньшее количество обязанностей. Быковский, я разве не права?

До этого мило улыбавшийся Павел вдруг посерьезнел и внезапно охрипшим голосом ответил:

– Правы, Алевтина Петровна. Вы, как всегда, правы.

Начавшиеся было смешки словно замерзли под внимательным взглядом завуча. Химичка Людмила Ивановна пыталась утихомирить задние ряды, на которых сила взгляда Алевтины Петровны действовала не столь убедительно.

Громко кхмыкнул Червяков, возвращая в актовый зал общее молчание.

– Так вот, об обязанностях. – Завуч пошла по проходу, оставляя за своей спиной ледяную тишину. – Особо непонятливым я советую обратиться к уставу школы. – Она склонилась над Андрюхой Васильевым из 9 «Б», балагуром и весельчаком, отчего тот сразу же вскочил.

– А почему я? – начал было оправдываться Андрюха, нарочито театрально размахивая руками. При этом он поворачивался ко всему залу, демонстрируя жаждущим свое разукрашенное синяками после вчерашней драки лицо. – Я очень даже уважаю обязанности и чту устав!

– Сядь! – Алевтина Петровна крутанулась на каблуках, собираясь пойти в обратном направлении. – Так вот, сие из числа ваших обязанностей: не нарушать нормы поведения в школе, не драться, не бегать, не пропускать занятия!

На этих словах половина учеников потупили глаза, потому что сидеть в школе безвылазно под силу было немногим.

– Значит, так, дорогие мои! – Завуч остановилась около сцены и тяжелым взглядом посмотрела на первые ряды, занятые червяками. – Я думаю, вы уже знаете, что в 9 «Б» произошло ЧП? Драка! Нанесен ущерб школе! Причем сделано это отнюдь не по недомыслию…

– Что?

Вопрос свой Царькова задала негромко, и адресован он был сидевшим с ней рядом. С ее последнего ряда не так хорошо было слышно и видно, вот она и не поняла последних слов. Но за секунду до этого в зале наступила долгожданная для учителей тишина, и Светка со своим «что?» попала как нельзя кстати.

К потолку взлетели довольные смешки, многие тут же забыли, о чем ведет речь суровая завуч.

– Я требую тишины! – взорвалась Алевтина Петровна, доставая из прозрачной папки листок бумаги и потрясая им в воздухе. – Не думайте, что вам это пройдет даром! Все виновные будут наказаны. – Она повернулась к стоявшему неподалеку от нее Сидорову. – И не надо делать вид, что к кому-то это не относится! Значит, так! Если я до конца учебного года еще хоть раз услышу что-либо о девятых классах, многим не поздоровится. Вот, полюбуйтесь! – Она ткнула накрашенным пальцем в сторону Генки. – Сидоров принес мне заявление, в котором он отказывается от посещения школы. Он отказывается! Да еще условия нам ставит! Виданное ли дело?

По залу прокатился шепоток удивления. Как морской прибой, он нарастал, не давая завучу продолжать свою речь.

– Ничего себе!

– Куда же он пойдет?

– Вот это да!

– С чего бы это он?

– А что произошло-то?

– Правильно, Сидорыч, – раздалось из общего гула. – Так им и надо!

– Что?! – яростно сверкнула глазами Алевтина Петровна. – Да как вы смеете? Вы должны ходить в школу, понятно вам? И будете это делать, что бы вы там себе ни насочиняли! Это ваша работа! У нас еще никто не отменял обязательного образования. Так что будьте добры присутствовать на занятиях! А если у кого-то есть более важные дела, чем школа, то с ними будет разговаривать милиция. Сами не в силах дойти до школы – вас будут приводить на занятия принудительно. И если у вас не хватает мозгов думать о себе, то подумайте хотя бы о своих родителях! Как они это переживут?

Последние слова снова потонули в гуле возмущения. А Сидоров все так же невозмутимо стоял на сцене, словно не он был виновником этого шума.

– Вот это червяки дали! – качала головой Аська. – Что это он? Не ходил бы в школу – и не ходил. Зачем он со своим заявлением поперся к завучу?

– Это он из-за того, что его перевели в другой класс, – со знанием дела сообщила Жеребцова. – Генку давно уже пытались к старшим засунуть, а он все отказывался.

– Ну и отказывался бы дальше, – пожал плечами Константинов. – К чему весь этот балаган?

– Так это же он из-за любви, – вдруг встрепенулась Светка.

Генка равнодушно смотрел на бушующий партер, где расположился 9 «Б», и на мечущуюся перед сценой завуча. Кто-то из червяков вскочил, пытаясь дотянуться до Сидорова.

– Все равно я туда ходить не буду, – негромко произнес Генка.

9 «А» потрясенно молчал. Это дело их не касалось. События с червяками только укрепили между ними стену непонимания и отчуждения.

– Значит, так, девятые классы! – Алевтина больше не кричала. Она просто говорила, но те, кому надо, слышали ее хорошо. – Я вас предупреждаю последний раз! Либо вы начинаете нормально учиться, либо у всех , – с особым ударением произнесла она, – возникнут большие проблемы с поступлением в хорошие учебные заведения. Да и родители, я думаю, проведут не один малоприятный час в кабинете у Надежды Валерьевны. Может быть, директор сможет их в чем-нибудь убедить.

На этих словах Алевтина Петровна порвала листок, которым она до этого размахивала, как знаменем, бросила обрывки на пол и ушла, возмущенно цокая каблучками.

Тут бы и подняться праведному народному гневу – все же не стоило, пусть и завучу, так с ними разговаривать. Но все молчали, глядя, как Генка подбирает с пола остатки своего послания.

– Сидоров, сядь, – негромко приказал Червяков, выходя к сцене.

Генка послушно нырнул в ряды родного класса. Раздались одобрительные возгласы. Несколько рук попыталось притянуть Сидорова к себе, но он сел рядом с Васильевым.