Лидия Чарская - Том 34. Вечерние рассказы Страница 8

И, сделав знак Даше следовать за собою, она повела молодую девушку в свою спальную, находившуюся в том же полутемном коридоре, где были и помещения ее дочерей.

В небольшой и плохо, очевидно, наскоро убранной горнице генеральша пригласила Дашу занять место на кушетке, сама села в удобное вольтеровское кресло и, нюхая спирт, обратилась к девушке со следующими словами:

— Сейчас у меня была Натали и жаловалась на вас, m-lle; но, но… Натали моя чрезвычайно вспыльчивая, нервная и экспансивная девушка. Я с первых же слов поняла, что она виновата перед вами. Пожалуйста, извините ее… Разумеется, она была не вправе так обходиться со своими младшими сестрами, но m-lle, будьте же снисходительны к ней и… и… не давайте ей понять ее ошибку. Поверьте, она неглупая девушка и отлично поняла всю несуразность своего поступка, но ей было бы слишком обидно, если бы вы вздумали подчеркивать это.

— Господь с вами, Екатерина Андреевна, я и не думаю подчеркивать! — искренно вырвалось у Даши.

— Вот! Вот! Я так и знала, что вы — само великодушие, моя дорогая! — обрадовалась генеральша. — Так уж я надеюсь, что сегодня на вечере вы не покажете вида, что недовольны ею.

— Как на вечере? Разве я должна присутствовать и на вечере? — искренно испугалась Даша.

— Но, разумеется, пока Полина и Валя будут танцевать!

— Что? Вы хотите, чтобы они посещали вечера для взрослых? Но уже против этого я решительно протестую, Екатерина Андреевна! — горячо вырвалось из груди Даши.

Екатерина Андреевна широко открыла глаза.

— Но почему же?

— А потому, что детям прежде всего необходимо вести регулярный образ жизни: вовремя вставать, есть и ложиться спать. Если они, протанцевав полночи, улягутся в три часа спать, то с какими же головами и нервами, в каком настроении будут они заниматься на следующее утро!

Даша говорила горячо, убедительно. И тон ее, и эта горячность пришлись по вкусу генеральше. Госпожа Сокольская не протестовала больше.

— Однако вам будет очень трудно убедить в этом Полину и Валю, — произнесла она по окончании горячей речи молодой девушки.

— Убеждать их я и не собираюсь, — совершенно спокойно проговорила Даша, — я просто не разрешу девочкам присутствовать на балу.

И она с твердым намерением осуществить свое намерение направилась к двери.

Странный шорох за нею, быстро удаляющийся топот ног по коридору и где-то стукнувшая задвижка наглядно доказали Даше, что весь ее разговор с хозяйкой дома был подслушан ее юными воспитанницами. Даша огорчилась не на шутку. Но пока она ничего не могла поделать со своей маленькой своенравной командой.

Вечер. Отужинали в спальне девочек, где и обедали нынче, кое-как, стоя, где кому досталось место, так как в столовой все уже было приготовлено для приема гостей.

Даша, не привыкшая к изысканному столу, была тем не менее поражена тем, что подали на обед и на ужин ее воспитанницам, которые ввиду предстоящего вечера кушали сегодня отдельно от взрослых.

Суп представлял из себя какую-то мутную жижицу, второе — крепкие пережаренные куски битого мяса, третье — старое вчерашнее пирожное с вареньем. За ужином — повторение тех же блюд, что и за обедом, сделанным им к девяти часам. Полина и Валя ничего не ели, все время хихикали и перешептывались между собой.

— Кушайте же, дети, — убеждала Даша, скрепя сердце, обеих девочек.

— Ну уж дудки, мы этой дряни есть не станем. Кушайте ее сами, мадемуазель, — насмешливо проговорила Полина, — а у нас с Валей более изысканный вкус.

— Ну-с, мы можем подождать и до настоящего ужина. Тем более что танцы способствуют развитию аппетита! — вторила сестре Валя.

— Ну, танцевать сегодня вам не придется, дети! — эта фраза прозвучала твердо и особенно отчетливо в устах Даши.

— Что?

Полина быстро вскочила со своего места. Валя уронила ложку, которой барабанила по столу, и осталась сидеть с разинутым ртом и выпученными глазами. Так вот о чем так долго совещалась нынче с их матерью новая гувернантка! Хотя они всячески старались подслушать под дверью, о чем шла речь у взрослых, но это им не удалось. Плотно запертая дверь и тяжелая портьера скрадывали звуки голосов, раздававшихся в материнской спальне, и им не удалось услышать ни слова.

За то теперь они сразу поняли, о чем совещалась с новой гувернанткой их мать! Это «ничтожество» — как они между собой окрестили гувернантку — осмелилась запретить им танцевать сегодня на балу!

Полина побледнела от злости, Валя покраснела как рак.

— Вы… вы… не можете запрещать нам, если… если… сама мама до сих пор позволяла… вы… не смеете! — лепетала старшая из девочек, гневно сверкая глазами по адресу Даши.

— Да, да, раз мама нам всегда позволяла это, вы не смеете нам запрещать! — вторила ей младшая. В те минуты жизни, когда девочки «ополчались», по их же собственному выражению, на кого бы то ни было, распри между ними забывались мгновенно.

— Мы пойдем к маме! — неожиданно вырвалось у Полины, и она с решительным видом метнулась к дверям.

— Вы не пойдете беспокоить вашу маму, — спокойным голосом возразила ей Даша, — потому что, если вам будет разрешено присутствовать на вечерах во время учебных занятий, то я ни минуты не останусь в вашем доме. Поняли вы меня?

Никакая угроза не могла бы оказать большего действия на взволнованных девочек, как это простое заявление об уходе их молодой гувернантки. Сама не подозревая того, Даша коснулась самого больного места детей.

Еще недавно отец предупредил девочек, у которых постоянно менялись воспитательницы, что на этот раз Дарья Васильевна Гурьева будет последнею. Если она откажется заниматься и вести их, по примеру ее предшественниц, то он, действительный статский советник Сокольский, пригрозил отдать дочерей в закрытое учебное заведение, которого избалованные и распущенные девочки боялись пуще огня.

Немудрено поэтому, что Полина как вкопанная остановилась посреди комнаты, не решаясь выполнить намеченное ею решение. С минуту она молча с ненавистью смотрела на гувернантку. Потом сквозь зубы процедила что-то вроде «противная», но так, что Даша этого никак уже не могла услыхать.

Потом решительно подошла к Вале и, шепча ей что-то на ухо, увела ее из комнаты.

Тяжелый вздох приподнял грудь Даши. Теперь, наедине сама с собою, она могла предаться своим мыслям.

Печальны и мрачны были эти мысли молодой девушки. Тяжелая, непосильная задача перевоспитать дурно воспитанных, капризных, сильно избалованных и своенравных девочек предстояла ей. Если бы она заметила хотя бы единственную симпатичную черту у одной из сестриц, она не была бы в таком отчаянии. Но подобных черт не предвиделось ни у Полины, ни у Вали.

С опущенной головой и тяжестью в сердце Даша прошла в свою комнату. Там уже Нюша стлала ей за огромным шкапом ее жесткую постель.

— Что, барышня, — ласково обратилась к ней девушка шепотом, то и дело робко поглядывая на нее, — тяжело вам, небось? Вижу сама, что тяжко у нас, уж и не говорите. Розалия Павловна, та постарше была, да поопытнее, и то не выдержала, ушла…

— Я не могу уйти, Нюша! — вырвалось невольно у Даши. — У меня сестра и брат маленькие, воспитывать их надо… Да и потом, не верится мне что-то, чтобы обе девочки были бы такими дурными, как они хотят казаться. Вели их неправильно до сих пор, а сердца у них…

— Ой, сердца-то у них мхом поросли, барышня, милая, особенно у Полины Александровны! — горячо зашептала Нюша. — Такая уж ндравная у нас вторая барышня, вся в старшую сестрицу. Генеральша-то у нас добрая, да без характеру. Генерал ни во что не касается, а уж молодые-то господа, барышня да барчук молодой! О Господи! Не раз из-за них плакать пришлось!

— Ну, вот видите, Нюша, — так же тихо отвечала Даша девушке, — и немудрено, значит, что, не видя хороших примеров, девочки также не отличаются добрыми характерами. Но я надеюсь, что мне Господь поможет хоть немножко обуздать их.

— Да как жить-то вы будете у нас! В гардеробной вас устроили, виданное ли это дело! И темно, и холодно, да и неуютно как. Каждую минуту я сюда шмыгаю, уж вы не рассердитесь, посылают все за одежей, не по своей воле. Да и кормить-то вас плохо станут. Кухарки не держатся здесь. Из кухмистерской обеды берут. Только ежели гости, то повар готовит… Уж и жизнь, хуже каторги. Кабы не дед мой Гаврила — он еще в крепостных при отце нашего барина в мальчишках состоял и век от господ не уйдет до самой смерти, — так я бы убежала, кажись, отсюда куда глаза глядят, барышня! Дела куча, брани еще больше, балы да вечера, а рук две пары всего, — Нюша даже в лице изменилась, говоря это. Даше было глубоко жаль молоденькую горничную. Она хотела успокоить и приласкать ее, как неожиданно неистовые крики со стороны спальни девочек, крики угрозы и какая-то шумная возня заставили ее выбежать из ее неприветливой гардеробной и устремиться на эти крики и шум.