Вероника Кунгурцева - Дроздово поле, или Ваня Житный на войне Страница 8

И все-таки без праздничного угощенья не обошлось: бабушка затеяла любимый Ванин пирог с налёвкой из распаренной сушеной малины, смешанной с мороженой клюквой, а пока пирог пекся, Златыгорка еще раз — персонально для домовика — исполнила свою песню. Шишок в затылке стал чесать: дескать, чего-то мне кажется, тут куплеты перепутаны, не по порядку идут, и вроде как будущее с прошлым местами поменялось… А после друзья принялись обсуждать всякие насущные вопросы: как до Балкан добираться, что брать в поход, где эту неизвестную вилу искать — и прочее, и прочее.

Шишок во время обсуждения полеживал на диване, свернувшись калачиком: видать, все не мог отвыкнуть, что уже не в сундуке. Златыгорка сидела на табурете, распустив крылышки по полу, но так, чтоб оставался проход. Соловей с жаворлёночком разместились по ее плечам. Ваня пристроился на стуле. Василиса Гордеевна курсировала между кухней и залом. Вдруг домовик сказал: «А откуда у вас телевизор взялся?..» Ваня осторожно объяснил. Шишок покачал головой:

— Василиса Гордеевна, ты куда смотришь? Почему потачишь хозяина мово? Распусти-ились тут без меня! Ну ничё, я у вас порядки-то наведу!..

— Наведи, наведи, милой, — согласилась бабушка, мимоходом погладив постеня по взлохмаченной голове.

— И наведу, — проворчал Шишок, потом кивнул Ване на ящик: — Ну-ка включи мне его, поглядим, чего этот каженник кажет…

Мальчик нажал на пульт — телевизор включился. Златыгорка от неожиданности взмахнула крыльями и взвилась к потолку, крепко стукнувшись затылком. Когда она, потирая ушибленное место, вернулась на пол, Ваня попытался объяснить ей систему работы телевещания, но, кажется, не слишком удачно.

По телеку показывали праздничный концерт. И самовила, и домовик, усевшийся поближе к телевизору, во все глаза уставились в экран и уши навострили. Даже малые птахи примолкли… Телек же то пищал, то гнусавил, то выл, то орал — Шишок, вытянув шею, разглядывал беспардонных исполнителей. Наконец спросил в недоумении:

— Это чего они?

Ваня пожал плечами:

— Поют… Поп-музыка называется, попса, одним словом.

Домовик, полуоткрыв рот, поглядел еще пять минут, а потом как шваркнет кулаком… по подвернувшемуся пульту. И экран послушно погас.

— На лесоповал! — заорал Шишок и ногами затопал. — На Колыму! Всех — к едрене фене! Хоть помощь будет народному хозяйству! Этому лосю с волосами — вот ведь отрастил, Самсон позавидует! — только лес и валить! Остальные на подхвате, пущай сучки обрубают! Всем дело найдется!

— Ну, это ты загнул, — осторожно сказал Ваня.

— Ничё не загнул! В лагере им самое место!

— А по какой статье?

— Известно по какой: порча народного… вкуса! Да они нам сами потом спасибо скажут! Не говорю уж о телевизионных и прочих зрителях… Это ведь как они сейчас живут, бедолаги — врагу не пожелашь! Не судьба, а пшик один, пошлятина. А в лагере — милое дело: настрадаются, дак глядишь, может, еще и в мученики выйдут!.. Вон Русланова, певица была, — она к нам на фронт приезжала, — как в лагерь ее отправили, дак думать забыла о бриллиантах и прочей беде-ерунде… Вот это, я понимаю: судьба! Позавидуешь! А это что — смех один! Фарс! Бог-то ухохатывается наверху!

Ваня Житный почесал в затылке — все его сверстники думали совершенно иначе: дескать, нет удела слаще, чем быть поп-звездой! Да и насчет лагерей в школе внушали иное. Но послушать Шишка…

— А если тебя — в лагерь? — задал мальчик провокационный вопрос.

— И что ж: я с моим удовольствием! — ответствовал домовой. — Да не каждому так везет! Моя б воля — дак я бы и не вылазил оттудова, пока б не помер уготованной хорошей смертью. Стал бы не домовик, а лагерник! И ведь самое обидное, в подходяще время жил — а вот: обошли твого Шишка… Не взяли! Теперь только локти кусай! И бывшего мого хозяина Серафима Петровича тоже меж пальцев пропустили. А зря!

— Да-а, — протянул Ваня, не зная, как относиться к заявлениям Шишка.

Но тут он вспомнил о своем плеере, где была записана совсем другая музыка: heavy metal — может, она Шишку глянется! Ваня достал из рюкзака магнитофончик, засунул постеню за ремень с красной звездой, а наушники воткнул в уши, — не бойся, дескать, ничего страшного, — и нажал кнопку…

Что тут началось! При первых же звуках глаза Шишка едва не выскочили из орбит, домовик вжал голову в плечи, затряс башкой и… рухнул как подкошенный. Падучая у него, что ли? Мальчик, ожидавший совсем иной реакции, быстро выдернул наушники из Шишковых ушей.

Но домовик никак не приходил в себя. Василисе Гордеевне едва удалось привести его в чувство: Зарю-заряницу вызвала, все ветра собрала, солнце уломала в избу сойти, самого Христа на помощь призвала — наконец открыл постень глаза и с великой укоризной поглядел на Ваню:

— Я к тебе со всей душой — а ты так, да? Угробить задумал Шишка, записал где-то музыку чертей, которой они в аду сквернословов пытают… Эх ты, а еще товарищ называешься!

А когда все немного утряслось, Златыгорка, улучив момент, отвела Ваню Житного в сени и велела:

— Открой рот, закрой глаза!

Что мальчик и выполнил, ожидая получить сладкую конфету… Каково же было его удивление, когда посестрима харкнула ему в рот… Ваня, открыв глаза, ответно плюнул в девичьи уста, и после того как вся процедура была проделана трижды, побежал в избу.

Птахи сидели на окошке, в цветочных горшках, и оттуда поглядывали на дорогу. По ту сторону стекла, на проводах, разместились воробьишки, которые поддразнивали комнатных птиц: дескать, чего взаперти сидите? На улицу не пускают вас, а самим слабо вылететь…

Жаворлёночек ответствовал:

— А нам и тут хорошо… Тепло, светло и… мух полно…

Про мух было явной ложью. Ваня захохотал.

Птахи оглянулись, и соловей присвистнул:

— Ли-ко: опять он научился нашему языку, коршун его подери! — И больше на Ваню Житного не отвлекался — птичьи дела были важнее, а с проводов уж орали:

— А ну, выходите!.. Силушку вашу поизведаем!

Соловей отвечал:

— Да пошли вы! Еще связываться со всякой мелочью… Сейчас вылетим — крылья-то вам пообломаем!

Воробьи чирикали:

— Ой, ой, ой, как страшно! Ну-ка, попробуйте… Мы сами вам шеи свернем!

Ваня слушал птичью перепалку как ангельское пение… Вот это подарочек преподнесла ему Златыгорка! Побежал и расцеловал посестриму, спасибо, де, тебе большое… Опять он понимал птичий язык! А что может быть лучше!

Под вечер Ваня с Шишком отправились на барахолку — купить чего надо в путь-дорогу. Златыгорка осталась дома. Василиса Гордеевна посоветовала ей крылышки первым встречным не казать и пользоваться ими только в самом крайнем случае, чтобы не попасть впросак…

Ну а деньжата у Вани на сей раз имелись. Он слазил в подполье и вытащил из стеклянной банки пачку нефтедолларов, потом подумал-подумал и решил взять в дорогу еще несколько, но одну вязанку все-таки приберег, оставил про черный день. Кто его, этого демона де Фолта знает…

Базар широко раскинулся, заняв обе снесенные улицы: и 1-ю Земледельческую, и 2-ю, и похож был на цветастый цыганский табор, только вместо кибиток — ларьки. В одном из них Шишок углядел маскировочную армейскую форму, висящую на плечиках, и ткнул в нее: дескать, всем троим такая одежка бы пригодилась, с учетом того, что нас в тех Балканах ждет. Может, по болотам ползать придется, в лесах укрываться. Но, узнав цену пятнистой одежды, домовик схватился за голову:

— Вот проиграл ты тогда, у трех вокзалов, неразменную тыщу… Что теперь делать? Отвлечь ведь придется ларечницу да и… увести маскхалаты…

— Во-первых, это не маскхалаты, а камуфляж, — поправил Ваня всё проспавшего постеня. — А во-вторых, гляди! — и мальчик достал из рюкзака толстую пачку нефтедолларов.

Шишок, воровато оглянувшись по сторонам, вырвал у Вани денежную кипу и запихал в свой полосатый карман.

— У меня надежней! Бывшая левая рука у меня шибко чувствительная — враз чужие пальцы почует…

Действительно, долго ждать не пришлось: оттопыренный карман малорослого Шишка живо привлек внимание какого-то мазурика, чья рука потянула аппетитную пачку к себе… Домовик в это время комментировал Златыгоркину песню: дескать, железны яйца ястреба — это не иначе как бомбы… Ваня плечами жал: откуда там бомбам взяться…

— А значит, эта форма… — продолжал Шишок, но тут раздался дикий вопль. Ваня Житный вздрогнул… За спиной постеня стоял воришка, полезший, куда не надо, и теперь в ужасе глядевший на свою пятерню: фаланги пальцев у него напрочь отсутствовали… валялись в пыли…

Мальчик вытаращил глаза: вместо шуицы из полосатого рукава Шишка высовывалась… ручная пила. Незадачливый вор похватал обрубки из-под ног потенциальных покупателей и с воем исчез в толпе. А железная пила тотчас куда-то втянулась: остался один пустой рукав.