Борис Абрамсон - Война и время Страница 8

18 октября 1942 г. Больше месяца не прикасался к дневнику — не было событий, достойных записи. Дни за днями быстро отлетают, скоро, глядишь, и год кончится. Оно и лучше, что время так быстро бежит! Осень в Ленинграде удивительно спокойна — за последние три месяца была лишь одна тревога, 29–го в 7 часов вечера, да и она прошла спокойно. Временами о войне и забываешь — к темноте уже привыкли (как странно было бы видеть сейчас залитый огнями шумный город!), вечера тихие, бесшумные. Только что вернулся из Филармонии — слушал Пятую симфонию Чайковского, пел Нечаев. Дирижировал Карл Элиасберг. Приятно было забыться на два часа и послушать музыку в прекрасном зале Филармонии. Публики было немного, сидели в пальто — и все же хорошо! Сегодня же открылся и новый театр в «Комедии».1 Шли «Русские люди». Хочется почаще бывать вне клиники, среди других людей. Тоскливо… Может быть потому, что работы теперь мало. В клинике койки не заполнены, плановых операций почти нет, а экстренных тоже немного. Учебная работа тоже замерла — студенты все еще не вернулись с оборонных работ. А научная работа как — то не клеится — нет обычного подъема и рвения к ней. Впрочем, это ведь у меня бывало и раньше. Прошла хирургическая конференция. Была она в общем довольно бледной — два — три хороших доклада, а остальные… Пироговское собирается аккуратно, но и оно проходит без обычного раньше блеска, без турниров остроумия… И все же, вспоминая октябрь прошлого года, с его ежедневными и еженощными страшными тревогами, со свистом падающих рядом бомб и разрывами снарядов, с ежеминутным ожиданием смерти, такой реальной и близкой, — вспоминая все это, мы все, ленинградцы, горды и счастливы, что смогли прижать врага к земле и заставили его замолчать. Минувшее лето и половина осени уже полностью искупили наши зимние страдания и пожалуй послужили авансом за будущие возможные испытания. Но все же хочется, чтобы их не было… Настроение в Ленинграде бодрое, близость фронта не уменьшает уверенности в конечной победе, хочется во что бы то ни стало дождаться ее и видеть агонию Гитлера. До чего же будет интересно быть свидетелем и участником этих великих исторических минут! Приезжал из Москвы Гирголав, собирал хирургов 10 октября и рассказывал о делах санитарной службы с высоты Москвы. «Служба качества» и специализированная помощь повсеместно — вот отличительные черты нынешней санслужбы, поставленной в общем действительно неплохо. Прилетал и Джан, но к сожалению на один день — срочно вылетел в Москву по спецвызову. Мои перспективы на полет в Москву почти растаяли — на днях летит туда Галкин с нашей кинокартиной. Интересно, как ее примут в Москве?! В институте накопились новости: Страшун, этот вопиющий болтун и бездельник, наконец получает пощечину — за полную беспомощность в деле подготовки к зиме устраняется от всех лечебных дел. Туда назначается наш главврач Максимова — достойная и дельная женщина. Этот садист смог раздуть «дело Соснякова» — это ему по плечу, а провести хоть одно какое — либо подлинное дело в институте за весь год не смог ни разу — и в итоге больница Эрисмана по — прежнему развалена, а больница Карла Маркса вышла на первое место в городе по нынешнему своему состоянию. И действительно, мы спокойно ждем зимы. Всюду установлены печи, будет вода, свет круглые сутки — вот и сейчас, в полночь, я пишу при ярком свете лампы «под зеленым абажуром». Страшун допустил никому не нужную апрельскую эвакуацию части института и профессуры в Кисловодск — в итоге бегство оттуда пешком разрозненных групп людей и потеря таких людей, как Чирковский, Останков, Шаак, Космодемьянский, оставшихся по — видимому у немцев… Каково — то им там будет?.. Кстати, узнал от Рейнберга, что бургомистром города «Антонеску» (Одессы) состоит… хирург Часовников. Помнится мне, фигура вполне подходящая для этой роли… У меня лично жизнь течет без особых приключений. Старики живы, хотя у отца участились приступы сердечной астмы, мать почти вышла из дистрофии — лежит у меня в больнице. Эвакуироваться они не склонны, да и я не настаиваю. Надеюсь, что эта зима будет для них легче минувшей. От Муси с дочулькой имею частые письма. Ирулька растет и наливается как яблочко, прекрасно учится и пишет замечательные письма. Муся подхватила малярию — видимо там ее много, в Башкирии. Цилютка по — прежнему в Юматове, немного утешилась. От Яшуньки из Миасса почти ничего…

2 ноября 1942 г. 23 ч. 15 мин. Только что началась тревога. Это уже вторая за сегодняшний вечер. В 9 часов вечера внезапно где — то рядом грохнула бомба — это было неожиданно и довольно страшно. Спустя 15 минут дали тревогу и началась музыка зениток, в том числе и очень близких, с кораблей. Поотвыкли мы уже от этой музыки… И все же как — то страха не испытываю. Не знаю почему! Быть может весь ноябрь будет таким, или это только предпраздничное угощение? Вспоминается прошлогодний ноябрь, вечерняя тревога в ночь на 7–е. Каково — то будет нынче? А вчера был совсем «мирный» вечер. Состоялся торжественный 47–й выпуск врачей нашего института. Окончило его 222 человека — все мои питомцы. Приятно было поэтому выступить перед ними с прощальным словом и почувствовать на себе дыхание этой общей любви… Моя речь была по — видимому неплохой, потому что была искренней и, говорят, остроумной, хотя без Френкеля мне об этом трудно судить… После торжественной части был отличный концерт, потом ужин (по талончикам — рюмка водки, винегрет, 4 кусочка хлеба, 10 гр. масла, 10 гр. икры и 10 гр. сыра — сохраняю для памяти и для сравнения с будущими банкетами!) и наконец танцы. И я потанцевал с моими милыми девушками… А завтра возобновляются занятия — первая лекция, к которой сейчас и буду готовиться. Уже скоро полночь, тревога проходит тихо, можно спокойно заниматься.

5 ноября 1942 г. 23 ч. 50 мин. Начинается, видимо, повторение прошлогоднего. Сегодня в 9.40 вечера дали тревогу — она длилась полтора часа и была сравнительно тихой. Сейчас, только собрался попить вечернего чаю, загрохали зенитки и началась вторая тревога. Слышны отдаленные удары, вроде падающих бомб… Война продолжается! Удивительна наша психология — она круто меняется в периоды затишья и в период военных бурь, ощущаемых во время тревоги… В эти минуты вспоминаешь, что роковой для меня 1942–й год еще не окончен. Он окончится лишь 31 декабря в полночь!..

7 ноября 1942 г. Весь праздничный день — удивительно ясный и морозный — прошел спокойно. Зато, видимо, ночь будет «приятной»… В 23 часа началась тревога и вместе с ней загрохали самые близкие зенитки. Вот и сейчас с каждым ударом дребезжат стекла. Ясно слышен омерзительный гул вражеского мотора. Опять сковывает безразличие или равнодушие к опасности, может быть опыт (или отсутствие его — в смысле настоящих близко упавших бомб??), — но только сижу сейчас в кабинете, в клинике, спокойно написал письмо домой и так же спокойно веду эту запись… 24 ноября 1942 г. Редко обращаюсь к дневнику — нет достойных событий. Настолько обжились в блокаде, что иначе себе и не представляем. «До конца бы войны прожить так», как острят в Ленинграде… И действительно — вчера был в театре, слушал «Онегина». «Комедия» была переполнена, много военных, публика очень оживлена, светло, но… холодно и все в пальто. Пели Нечаев, Легков, Елизарова — пели неплохо. А днем проезжавший грузовик обронил у трамвайной остановки десятка два картошек. Стоило посмотреть, как бросился народ их подбирать! Голодно еще в Ленинграде! Последние два дня принесли радостные вести со сталинградского фронта — вместе с африканскими событиями это звучит хорошо… Быть может уже недолго ждать встречи с семьей, с дочулькой!

29 декабря 1942 г. 23 ч. 50 мин. Только что началась тревога — третья по счету сегодня. Но в последнее время тревоги в общем тихие. Сегодня же был и изрядный артобстрел — доставили тяжелораненого: открытый перелом бедра, слепое осколочное ранение. У нас большая радость — 27–го неожиданно приехал Яшунька. Хотя мы и знали о его сборах, не верилось, что ему удастся до нас добраться. И все же настойчивость победила — после трехнедельного пребывания в Москве он добрался до нас. Ладожское он переехал по льду, хотя лед — то еще не настоящий. Стоит удивительная зима — весь декабрь была оттепель и только сегодня немного подмерзло. Эта игра природы в нынешнем году неблагоприятна для города, так как связь с большой землей сильно затруднена. В связи с приездом Яши снова возникли у меня планы и надежды на встречу со своими. Хочу сделать попытку получить командировку на месяц — полтора, тем более что до 15 февраля занятия в институте прерываются. Однако шансы на такую командировку невелики. Безумно хочется повидать дочульку и Маську. Сейчас бахнули рядом стоящие зенитки с грохотом, давно не слышанным — еще сейчас дребезжат стекла и самому стало не по себе от неожиданности. Слышен гудящий мотор немецкого самолета — вот — вот засвистит бомба… Утихают зенитки… Мать лежит в соседней палате и ежится от страха. Ее состояние все еще не улучшается. Отец дома, но на днях и он ляжет в больницу. Итак — через два дня встреча Нового года. Кончится роковой — сорок второй. Что — то нам принесет сорок третий?