Ирина Антонова - Красавица 5 «В» (сборник) Страница 9

Султанова же напоминала куклу Барби. Она застыла с широко раскрытыми глазами и от несправедливости не могла даже заплакать.

Так и покинула Фокина не спешащих расходиться одноклассников.

Она торопливо шагала домой, поминутно озираясь. Будто чего-то опасаясь. Может, погони?

Вот так, не глядя вперёд, Фокина врезалась во что-то мягкое.

От неожиданности она ойкнула и отпрыгнула в сторону. И на минуту растерялась.

Перед ней стоял Тарасов.

– Чего тебе? – быстро придя в себя, спросила строгая Фокина.

– Сама знаешь чего! – намекнул Тарасов.

– Не понимаю, о чём ты… – попыталась прошмыгнуть мимо Фокина.

Но Тарасов снова преградил ей дорогу.

– Фокина, гони плеер! – неуверенно потребовал он.

– Какой плеер? – удивилась непонятливая Фокина.

– А тот, что на конкурсе выиграла!

– Ты-то тут при чём? – возмутилась справедливая девочка. – Я его выиграла – значит, он мой!

– А наш уговор? – оторопел Тарасов. – Сама сказала: «Если поможешь выиграть конкурс, поделимся честно: мне звание красавицы, тебе – плеер». Я помог. Гони плеер!

– Ничего не знаю! Меня мальчишки выбрали единогласно! Даже мой враг – Лагутин – и тот считает меня красавицей! Вот!

Фокина гордо задрала нос и обошла вконец ошарашенного Тарасова. Она продолжила свой путь, коварно прерванный одноклассником. Но теперь Фокина шла не торопясь. И по сторонам больше не оглядывалась.

Тарасов глядел ей вслед и невесело размышлял: «И почему я такой доверчивый? Вечно меня норовят провести… А уж с Фокиной вообще нельзя было связываться!»

На следующий день Тарасов, издали разглядывая Фокину, сказал Скворцову:

– Знаешь, Саш, ты был прав – она и правда страшилище.

– Жаль, – вздохнул тот. – Я уже привык к ней как к красавице.

Дама сердца

К чудачествам Тарасова весь класс давно уже привык. Поэтому, когда он вдруг ни с того ни с сего во всеуслышание объявил себя рыцарем, никто не удивился. Наоборот, все оживились, предвкушая новое развлечение. А любознательная Фокина заинтересовалась больше всех.

На перемене Трасов подошёл к стайке одноклассниц и сказал:

– У каждого уважающего себя рыцаря должна быть дама сердца. Я назначаю дамой своего сердца… – Он немного помедлил, оглядел замерших в ожидании девчонок и торжественно произнёс: – Кошкину!

Кошкина чуть не упала в обморок от стыда. А у Фокиной от досады нос заострился.

– Что я ему сделала? – обратилась Кошкина со слезами к подругам. – Я не давала ему повода так меня оскорблять! Я всё Ольге Борисовне скажу! – пообещала она Тарасову.

– И правильно, – поддержала одноклассницу отзывчивая Фокина.

– Ну, Кошкина, ты даёшь! – чуть не задохнулся от возмущения Тарасов. – Темнота! Быть дамой сердца – большая честь! Я – единственный рыцарь в нашем классе. А может, и во всей школе или даже в нашем городе. Представляешь, ты будешь единственной дамой сердца в городе?!

Потрясённая Фокина раскрыла рот от удивления и позабыла его закрыть.

– А что я должна делать? – растерялась Кошкина. – Учти, целоваться с тобой не буду! – И она, покраснев, уныло уставилась в пол. А девчонки прыснули в кулачки. Только Фокина выпучила глаза и пошла пятнами.

– Кошкина, ты что, сумасшедшая?! – откровенно удивился Тарасов. – Я же не в невесты тебя зову, а в ДАМЫ СЕРДЦА!!!

– А что это значит? – пролепетала Кошкина, косясь на подруг. Но и те недоумевали.

– Тебе ничего делать не придётся. Это я буду прославлять даму своего сердца и совершать в её честь подвиги.

– Подумаешь, – фыркнула независимая Фокина и отвернулась.

– А если кто усомниться в том, что дама моего сердца, то есть ты, Кошкина, не столь прекрасна, тот будет иметь дело со мной. Ух, я ему покажу! – И Тарасов потряс в воздухе кулаком. – Ну что, Кошкина, согласна?

Кошкина победно посмотрела на подруг, ловя на себе их завистливые взгляды: как же, ЕДИНСТВЕННАЯ в школе ПРЕКРАСНАЯ ДАМА СЕРДЦА.

– Я согласна! – гордо выпрямилась она.

Кошкинское окружение больше уже не считало Тарасова чудаком. На него смотрели с уважением, а на Кошкину с плохо скрываемой завистью – везёт же некоторым почему-то.

Прозвенел звонок на урок.

Учительница литературы скользила взглядом по журналу. Словно гончая, она выискивала добычу. Класс, будто куропаткины дети, затих, затаился, перестал дышать, пережидая опасность. И тут Тарасов сказал:

– Лучше всех стихи читает Кошкина!

– Да? – и Ольга Борисовна посмотрела из-под очков на Тарасова. – Ну что ж, Кошкина, иди к доске.

Кошкина урок подготовила, но странная робость вдруг охватила её. Вызубренные строчки никак не желали слетать с языка. А ещё Фокина ехидно пялилась и многозначительно покашливала. В конце концов Ольга Борисовна с трудом поставила Кошкиной тройку.

На перемене Кошкина подлетела к Тарасову.

– Кто тебя просил вылезать?! – накинулась она на своего рыцаря. – Из-за тебя мне влепили тройку!

– А я считаю, ты замечательно декламируешь стихи, – защищался Тарасов. – Ты – прирождённая актриса. Разве не так?

– Ну, – хмыкнула тщеславная Кошкина, подумала немного и успокоилась. Даже улыбка засветилась на её лице. Хотя рядом и прогуливалась настырная Фокина.

Следующим уроком было рисование.

Елена Михайловна поставила на учительский стол пирамиду, рядом положила шар и объявила, что сегодня они будут рисовать натюрморт.

Все склонились над альбомами, а Елена Михайловна ходила по классу, изредка наклоняясь к кому-нибудь из учеников, подсказывая и поправляя.

К концу урока она добралась до Кошкиной.

– Да-а, – только и вымолвила Елена Михайловна, рассматривая рисунок.

– А по-моему, здорово! – заглядывая через кошкинское плечо, сказал Тарасов. – Просто Малевич и его «Чёрный квадрат».

– Ты считаешь? – засомневалась Елена Михайловна.

А правдолюбивая Фокина подкралась ближе, мельком глянула на рисунок и подтвердила:

– Конечно, Малевич. От слова «малевать».

Класс так и покатился со смеху. Кошкина залилась краской и насупилась.

На перемене она чуть не плакала. А Тарасов, как мог, утешал её.

– Я же прославляю тебя. Стараюсь.

Кошкина облизала пересохшие губы и вдруг ойкнула.

– Ну вот, – захныкала она. – Ко всему прочему у меня ещё и лихорадка на губе вскочила.

Вертевшаяся рядом Фокина тонко заметила:

– Ты теперь стала ещё прекраснее.

Несчастная Кошкина не выдержала комплимента и заревела.

– Ты обещал защищать честь своей дамы, – всхлипывая, напомнила она Тарасову. – Так пойди и поколоти Фокину.

Витя покосился на ухмыляющуюся Фокину и стал убеждать Кошкину:

– Не могу драться с девчонкой! Я же рыцарь!

– В таком случае я не желаю быть дамой твоего сердца! И больше не смей меня так называть! – выкрикнула обиженная Кошкина.

Последним уроком была физкультура.

– Сегодня вы будете соревноваться в беге на длинные дистанции, – сказал физрук Фёдор Иванович, когда класс выстроился на школьном дворе.

– Лучше всех… – начал Тарасов и осёкся. Он по инерции собрался было объявить, что быстрее всех бегает длинноногая Кошкина, но наткнулся на её колючий взгляд и съёжился. Ему стало холодно, как, наверное, в ненастную погоду рыцарю в его железных доспехах. Тарасову захотелось удрать. Ноги стали приплясывать, а потом и вовсе понесли своего хозяина неведомо куда.

Дама сердца, не раздумывая, кинулась следом. Тарасову далеко убежать не удалось. Он не заметил ямку, оступился и растянулся во весь рыцарский рост.

Кошкина грозно нависла над ним. Она сняла с ноги кроссовку и помахала перед носом Тарасова.

Их мигом окружили одноклассники.

– А ну отвечай, кто я! – грозно потребовала Кошкина.

– Прекрасная дама сердца… – пролепетал Тарасов и тут же пожалел об этом.

– Что?! – взревела Кошкина и приготовилась нанести удар.

Сейчас она вовсе не походила на прекрасную даму, скорее была разъярённой фурией. Поэтому Тарасов зажмурился и затараторил:

– Нет-нет! Что я говорю?! Ты самая гадкая, самая вредная, самая некрасивая девчонка в мире! Тебе не дамой сердца быть, а ворон на огороде пугать!

– То-то же, – с облегчением выдохнула Кошкина, надела кроссовку и пошагала прочь от Тарасова.

Тут же к поверженному рыцарю подскочила довольная Фокина.

– Вот теперь ты сделал правильный выбор, Тарасов! – сказала она.

– Какой? – очумело спросил тот.

Я согласна быть дамой твоего сердца, – засияла в ответ скромная Фокина.

Тринадцатый пират

новогодняя сказка

Глава первая

На ёлочном базаре

Гена лежал на диване и накручивал на палец Митрофановы усы.