Владимир Машков - Как я был вундеркиндом Страница 9

– Пристроил, – обрадовался Гриша. – Нашёл им дом, семью…

– А эти?

– У меня останутся. Хотя родители и против. Я устроил собакам жильё в подвале. Там тепло, хорошо. А еду я ношу.

Почувствовав, что о них идёт речь, собаки замерли на месте, чинно постояли, как полагается благовоспитанным собачкам, глядя преданно в очи своему хозяину, а потом снова понеслись по кругу.

Гриша глядел на собачек и ласково улыбался. Так улыбается взрослый, глядя на проказы ребёнка.

– Слушай, – вдруг повернулся он ко мне. – А тебе не надоело быть вундеркиндом?

– Надоело, – неожиданно признался я.

– Ну так бросай это дело.

– А как?

– Поговори с родителями по душам. – У Гриши всё было просто. – Мол, так и так, родители дорогие, нет мне житья, таю на глазах, чахну, хватит человека мучить… Родители поймут. Они же тебя любят. Ты у них единственный сын… Любят тебя родители?

Я задумался. Раз столько учителей ко мне приставили, развивают меня, раз добра мне желают, значит, любят. Ну, конечно, любят.

– Любят, – сказал я вслух и вздохнул.

Гриша заметил, что я вздохнул.

– Родители, вообще, странные люди, – сказал он. – Сами не знают, чего хотят. Если бы в один ужасный день мы стали такими, какими они нас хотят видеть, то сами бы испугались, чего натворили…

У меня истекло свободное время, и я вынужден был распрощаться с Гришей и его собачками.

Я понимал, что всё дело в бабушке, что это она всё за-теяла. И она одна может всё рас-теять, то есть расстроить.

Но я только представил, как начну говорить с бабушкой по душам о том, что, может, мне поменьше заниматься, отказаться хотя бы от одного учителя, и мне сразу стало худо. Бабушка тут же скажет, что у всех внуки чем-нибудь интересуются, увлекаются, а я лентяй и лоботряс и хотел бы всю жизнь прожить лодырем.

Нет, с бабушкой лучше не начинать разговор по душам. А с дедушкой? Вот с кем можно поговорить по душам. Но что он может сделать? Ещё раз хлопнуть дверью?…

Нет, Гриша прав. Надо начинать с родителей.

Легко сказать – поговори с родителями по душам. Тут вообще некогда поговорить, не то что по душам.

Утром я едва успеваю сказать папе и маме „доброе утро“ и лечу сломя голову в школу. А вечером, когда я возвращаюсь домой, родители уже спят. Не станешь же их будить, чтобы поговорить по душам. Человек, разбуженный раньше времени, страшнее тигра.

И вдруг мне повезло. Когда я через три дня после разговора с Гришей вернулся домой, папа ещё не спал. И телевизор был выключен. Что-то стряслось, наверное.

Оказалось, что любимая папина команда проиграла с разгромным счётом. У папы было ужасное настроение. Лезть к нему с разговором по душам было, по меньшей мере, опрометчиво. Но я так обрадовался, что вижу папу, и поэтому ни о чём другом не думал.

– Папа, – начал я издалека, – ты почему не спишь?

– Заснёшь тут, – от огорчения папа чуть не плакал. – Наши снова продули…

Папа нервно ходил по комнате. Я пристроился, чтобы шагать с ним в ногу.

– Папа, мне необходимо с тобой поговорить…

– Ты понимаешь, у нас нет совершенно защиты…

– Папа, если бы ты убедил бабушку…

– А вратарь? Сказать, что он – дырка, значит, ничего не сказать, он – пустое место…

– Может, мне отказаться от занятий английским?…

– …если вместо него поставить трёхлетнего пацана, и то больше пользы будет…

– …или от математики…

– …а нападающие? Мазила на мазиле…

– …мне просто тяжело…

– …тяжело – не то слово, они двигаются по площадке, словно их неделю не кормили…

– …или от музыки… ну какой из меня музыкант?

– …ты прав – какой из него тренер, одно название, что тренер…

Мы остановились одновременно. Несколько секунд ошалело глядели друг на друга.

– Да о чём говорить, – скривился папа. – Всем ясно, что тут дело безнадёжное…

– Ты прав, дело безнадёжное, – прошептал я.

– Естественно, тут другого мнения быть не может, – папа зевнул. – Ложись поскорей, поздно уже.

Вот такой разговор по душам произошёл у меня с папой.

Я ПИШУ ПАПЕ, А ПАПА ПИШЕТ МНЕ

Что же делать? Как поговорить по душам с родителями? И вдруг меня осенило – я напишу папе. Письмо он прочтёт и тогда уж обязательно поговорит со мной по душам.

Я сел за стол и вот что написал:

„Дорогой папа!

Мне необходимо с тобой серьёзно поговорить. Дело очень важное, не терпит отлагательств.

В последнее время я пришёл к убеждению, что мой режим дня нуждается в серьёзном изменении. В моём возрасте надо, как минимум, гулять четыре часа (см. журнал «Здоровье»). Мой неокрепший организм может не выдержать такой непосильной нагрузки, и последствия могут быть самыми плачевными. Пока не поздно, надо предпринять решительные меры.

Твой сын Всеволод".

Письмо я вручил папе утром, когда он, позёвывая, вышел из спальни.

– Что это? – испуганно спросил папа.

– Прочти, пожалуйста, – попросил я и помчался к троллейбусу.

Я надеялся, что вечером папа будет меня ждать. Но я ошибся. Когда я пришёл, папа уже спал.

На телефонном столике белел лист бумаги. Письмо! Мне! Я торопливо развернул листок и прочитал:

"Отец!

Что у тебя стряслось? Отчего такая паника? Всё будет хорошо. Ты ещё молодой, у тебя вся жизнь впереди.

В другой раз пиши разборчивее. У тебя ужасный почерк, и я половины не понял.

Твой папа".

Не раздеваясь, я так и сел на стул. Никак не получается поговорить с папой по душам.

Что ж, ничего не поделаешь – придётся ещё раз написать папе и всё объяснить. Моё первое письмо он наполовину прочёл. Наверное, прочтёт и второе. Только надо писать поразборчивее. Неужели у меня ужасный почерк? Никогда бы не поверил, но раз папа говорит, наверное, так оно и есть… И если он просит писать поразборчивее, постараюсь выводить каждую буковку. Мне ничего другого не остаётся, раз я хочу, чтобы папа меня понял.

Не откладывая дела в долгий ящик, я сразу взялся за новое письмо. И вот что у меня получилось:

"Дорогой папа!

Очень жаль, что ты сильно устал и меня не дождался, и потому нам не удалось поговорить по душам.

В последнее время я много размышлял и пришёл к выводу, что мне следует отказаться от двух учителей.

Во-первых, от учителя математики. Всё время, когда я бываю у него, я занят только одним – листаю книги. Это очень интересные книги – про диковинных зверей и про разные страны. Но какое они имеют отношение к математике? Короче говоря, все занятия по математике – напрасная трата времени.

Придётся расстаться и с учительницей музыки. Хотя я и очень привязался к ней и к её семье. Валентина Михайловна живёт очень далеко, и поездки к ней отнимают много времени. И потом – и это главная причина – с моими данными нет никакого смысла заниматься музыкой.

В результате сокращения двух занятий у меня освободится много времени, которое я могу посвятить общему развитию.

Твой сын Всеволод".

Утром я протянул папе незапечатанный конверт, в который было вложено моё письмо.

Папа прервал свой зевок и недоуменно поглядел на конверт.

– Это кому?

– Тебе, – ответил я, торопливо застёгивая пальто.

– От кого? – папино изумление не поддавалось описанию.

– От меня, – я нахлобучил шапку и закрыл за собой дверь.

К сожалению, я не успел увидеть, как отнёсся папа к моему письму. Но у меня не было ни капли времени. Задержись я хоть на минутку, чтобы поглазеть, какое впечатление произвело на папу моё послание, я бы наверняка опоздал в школу.

Только вечером я узнал, какие чувства всколыхнуло в папе моё письмо.

Когда вечером я приехал домой, родители, конечно, спали. На столике у телефона я нашёл сложенный вдвое лист бумаги.

У меня сразу пересохло в горле. Дрожащей рукой я взял письмо и прочёл:

"Дорогой сын!

Ты с ума сошёл. Тебе созданы условия, о которых только можно мечтать, а ты фыркаешь. Мы с мамой, бабушкой и дедушкой не жалеем сил, делаем всё, чтобы ты вырос разносторонне – и умственно, и физически – развитым.

Выкинь немедленно из головы эти глупые мысли.

Нет и ещё раз нет! Всё остаётся по-прежнему.

Твой папа".

Д-да! Хорошо хоть, что папа понял, о чём я написал. Значит, всё остаётся по-прежнему.

Ну нет! Сам не знаю откуда, но у меня появилось упрямство. Я снова сел за стол и на обороте папиного письма сочинил своё.

"Дорогой папа!

Я чрезвычайно благодарен тебе и маме и бесконечно ценю ту заботу, которую вы проявляете, чтобы я вырос разносторонне развитым – и умственно, и физически.

Но, дорогой папа, у меня совсем нет детства. Я всего один раз в жизни катался на портфеле с ледяной горки. У меня никогда не было своей собаки. Я никогда ни с кем не дрался, никому не расквасил нос. Я ни с кем не подружился.