Владислав Крапивин - Ржавчина от старых якорей Страница 9

«Ты ведь сам хотел романтического события!»

«Но не такого я хотел…» – отозвался во мне здравый внутренний голос.

«Однако посуди сам! Не судьба ли привела тебя на этот берег?»

Ну… судьба так судьба. Я понял, что, если пройду это испытание, море смоет с меня все досады и сомнения. Как пели мы зимними вечерами в своей студенческой келье:

Пусть море рассолом плюется в глаза!Ты помни – при шторме нет хода назад!

«А еще пели такое,– напомнил мне здравый голос: —

И пусть плакать некому по нас —Нас море отпоет…»   

Нельзя сказать, что эти панихидные строчки прибавили мне мужества. Но и решимости не убавили. Я разделся недалеко от пенных грив, которые оставались на пляже от набегавших волн. Море шумело. В ушах у меня тоже шумело. Я подумал о маме и на всякий случай проверил в брючных карманах: там ли студенческий билет и командировка «Комсомольской правды»? Документы были на месте. Милиция найдет, если не выплыву…

Я читал где-то, что при таком прибое самое трудное – преодолеть гребни первых волн. Надо поднырнуть под гребень, потом несколькими рывками бросить себя дальше от берега. Там будет проще: сильная качка, только и всего.

Долго раздумывать было нельзя. Дольше думаешь – больше сомневаешься.

С видом бывалого пловца, на глазах нескольких загоравших поблизости курортников, я быстро пошел навстречу волне, дождался, когда она схлынет, побежал следом. Навстречу мчалась новая шипучая гора. Я с размаха прыгнул головой под гребень, отчаянно замахал руками. Волна, отбегая, унесла меня с собой. И… в самом деле, оказалось все просто. Волны вскидывали и опускали меня, как мячик, но игра эта была добродушной. Даже ласковой. Вода оказалась прохладной, покалывала кожу. Мне казалось, что это покусывают меня поднятые взбаламученной водой песчинки. Я вертелся на гребнях, весело отплевывался от пены и нырял, как дельфин (вернее, мне казалось, что «как дельфин»).

Пока не подумал, что пора возвращаться.

С высокого гребня оглянулся на берег, и… батюшки мои! Пляж-то был гораздо дальше, чем я ожидал!

Только сейчас ко мне пришло запоздалое воспоминание: где-то когда-то я читал, что береговой накат порой ведет себя коварно. Относит в море беспечного пловца и не пускает назад.

Я рванулся к берегу в состоянии нарастающей паники. А волны (теперь уже не добродушные, а равнодушные) мягко относили меня обратно. И я понял, что проверял карманы брюк, видимо, не напрасно…

Да что же это такое! Да не может этого быть!..

Все силы души и тела я вложил во взмахи рук. Еще! Еще!.. И наконец берег сделался ближе. Наверно, волны посовещались и решили быть снисходительными. Мол, проучили дурака, и на первый раз хватит.

Я нащупал ногами дно. С набежавшим гребнем выбрался на мелководье, встал по колено в отбегающей воде. Раскинул руки, с благодарностью судьбе глянул в безоблачное небо. Сердце колотилось отчаянно. Страха, однако, уже не было. Как-никак я оказался победителем… И море напоследок решило дать мне урок. Чтобы не зазнавался. Подкравшаяся сзади волна так шарахнула меня в спину, что я кубарем покатился по гальке, обдирая локти и колени.

Вода схлынула. Я увидел, что сижу в двух метрах от своих мятых «шмоток». Встал. Колени кровоточили. Наплевать. Главное. что жив…

Неподалеку сидели на ярком полосатом пледе два молодых кавказца. Они качали головами, цокали языками и смотрели на меня со смесью осуждения (вай, какой неосторожный!) и восхищения (вай, какой бесстрашный!). Потом торжественно подняли искрящиеся стаканы с желтоватым вином. Я помахал им рукой.

Я был бы не прочь, чтобы эти симпатичные южане пригласили меня в компанию и налили мне стакан. Однако они ограничились тостом в мою честь. Ну, спасибо и на том. А выпить я мог и без компании, сам с собой.

Через пляж тянулся к морю ажурный мостик. Он вел, к стоявшей над морем площадке под тентом. Там явно располагалось кафе. Я смыл с ног жидкие струйки крови, выжал ближней будочке плавки, натянул на мокрое тело мятые брюки и рубаху и двинулся праздновать победу над морской стихией (вернее, над самим собой, стихии было на меня – тьфу!).

Кафе называлось, кажется, «Поплавок». Площадка держалась на хлипком каркасе, сваренном из железных реек и уголков. Она сотрясалась при каждом накате волны. Сквозь щели в досках на ноги посетителям летели брызги. Две девицы за соседним столиком повизгивали. Но без досады, весело. Видимо, воспринимали брызги, как часть морской экзотики. За нее можно было приплатить сверх прейскуранта.

Как я и ожидал, море вымыло из меня дурное настроение. Приключение среди волн я теперь вспоминал с удовольствием. Даже боль содранных колен не досаждала, а вызывала память о солнечных днях в летнюю пору детства. Я стал весело изучать меню.

И… сколько в жизни бывает забавных сцепок разных понятий. В разделе салатов и закусок я вдруг прочитал: «Маслины»… Ну как было не вспомнить недавнего знакомца в желтой майке! И сейчас его слово «дядя» вызвало у меня только беззаботный смех. Нет, голубчик, солидные дяди не суются очертя голову в штормовой прибой…

А кроме того, я был просто рад. Наконец-то попробую маслины.

Хотите верьте, хотите нет, но до той поры я ни разу не пробовал маслин. Даже не видел их. Это сейчас в любом продуктовом магазине – маслины с косточками и без, маслины испанские и греческие, маслины с начинкой из анчоусов и крабов… А гастрономический опыт пятидесятых годов был не в пример беднее нынешнего. О маслинах я читал лишь в книжках Катаева и других писателей-черноморцев. И опять же у Паустовского. И знал, что маслинами любят заедать виноградное вино одесские грузчики. Знал из анекдота. Помните? Собрались биндюжники выпить, а закуски – на всех одна маслина. Подвесили ее на нитке. Выпьют – подтянут, понюхают. А один недотепа лизнул. Его – трах по уху! «Ты шо, Жора, объедаться пришел?!»

Как ни странно, этот древний анекдот я услышал довольно поздно, уже в студенческую пору. Точнее, год назад до поездки в Крым.

После третьего курса пятеро студентов журфака (я в том числе) были посланы в Ленинград, на практику в многотиражку завода «Полиграфмаш». В обмен на два линотипа, которые завод предоставил университетской типографии. Так по крайней мере утверждал один из практикантов, Слава Шугаев – будущий известный прозаик и преподаватель Литературного института. Руководителем группы поехал с нами Валентин Андреевич Шандра, наш наставник по газетному делу.

Он-то, Валентин Андреевич, и рассказал за столом этот анекдот, когда мы в спальне общежития (в одном из корпусов знаменитых Двенадцати коллегий, где располагался Ленинградский университет) собрались отметить начало практики. Вшестером. Валентин Андреевич, позабыв про табель о рангах, веселился с нами наравне. И когда мы посетовали на скудость закуски, как раз и вспомнил про единственную. маслину…

Кстати, «посидели» мы тогда изрядно, не хуже одесских биндюжников (о которых, помню, дружно исполнили, среди прочих, известную песню). Надеюсь, Валентин Андреевич простит, что я делаю эту историю достоянием гласности – четыре с лишним десятка лет прошло…

Ну вот, а там, в кафе «Поплавок», я увидел маслины в меню. И конечно, немедленно заказал их. Вместе с бутылкой рислинга и неизменным блюдом курортных забегаловок – люля-кебаб.

Мне показалось, что надутая пожилая официантка глянула на меня странно. Но не придал значения.

Маслины, принесенные на десертном фаянсовом блюдце, оказались похожими на мелкие черные сливы. Я понятия не имел, каковы они на вкус. Думал, что сладкие, вроде тех же слив или винограда, только с особым «маслинным» ароматом.

Я с маху вылил в себя стакан рислинга, вспомнив любимое выражение Константина Георгиевича – «стакан вина, выпитого натощак». Подождал, когда рислинг с ласковым щекотаньем разбежится по жилкам. Подтянул блюдечко и сказал футболисту Маслине: «Ну, дружище, теперь я тебя съем. Чтобы не обзывался…» Взял маслянистый мягкий шарик, раскусил…

Мамочка моя! Как люди это едят?!

Гадость была несусветная. Что-то едкое, соленое, с запахом, от которого жгутом скрутило язык.

Я мигал, сидя с полуоткрытым ртом. И мне казалось, что надутая официантка, поглядывает издалека с ехидством. Лишь это якобы поглядыванье заставило меня сжевать маслину до конца. Мало того! Проглотив еще полстакана, я сжевал вторую маслину. Подвиг этот потребовал от меня не меньшей храбрости, чем недавнее купание в волнах. Потом украдкой (очень украдкой, чтобы не заметил ни один человек) я одну за другой отправил маслины через железные перила, в пенный накат…

Остатки рислинга и люля-кебаб в какой-то степени перебили впечатление от маслин. Однако не совсем. Едко-соленый вкус ощущался во рту еще очень долго. Даже тогда, когда я в душном рейсовом автобусе ехал из Алушты в Симферополь.