Валерий Гусев - Призраки графской усадьбы Страница 12

– Именно поэтому, Афанасий Иванович. От романтики – к реальности. От тайны – к ее разгадке. От внешней яркости к внутренней глубине. Пусть занимаются историей Оболенского, это пробудит в них серьезный, осознанный интерес к прошлому в целом. А мы с Олей, – он хитро улыбнулся, – стараемся, чтобы им не было скучно…

Костик устал. Чтение писем, написанных по старой орфографии, странным неразборчивым почерком, давалось непросто. Тем более что результата ощутимого пока не было. Правда, в двух письмах графини попались тревожные строки: «Мне, дорогая, тревожно за К. С. Муж мой достаточно строг к нему и необоснованно ревнив, а в гневе он способен и на подлость, и на жестокость». И далее: «Нет, милая маменька, сердце говорит мне, что я более не увижу его на этом свете». Но относятся ли эти строки к Оболенскому? К. С. – это может быть и князь Сергей, а может и Константин Сергеевич.

Чтение затруднялось еще и тем, что многие письма имели большие вставки на французском языке, а иные были писаны на нем полностью. Некоторые письма, пролежав многие десятилетия в сложенном виде, утеряли текст на сгибах и вблизи них. Иные послания вообще представляли собой отдельные обрывки без начала и без конца. Французский язык Костик знал неплохо, но нацарапанные как курица лапой, да еще в прошлом веке, слова разбирались с трудом.

Но эта работа ему нравилась.

Он собрал письма в папку и стал разбирать постель…

На голубой в цветочках наволочке белел сложенный вчетверо лист. Вначале Костик мельком подумал, что это листок из рабочих материалов, машинально отложенный им, но… бумага была свежая, нынешняя.

Он развернул ее. Написанное буквами, красным фломастером, на старинный манер с «ятями» и «ижицами», послание гласило:

«Я положил себе твердым правилом перевернуть Вашу судьбу наизнанку. Берегитесь и помните, что враг Ваш не дремлет. Я буду иметь наслаждение мстить Вам».

Подписи не было. Вместо нее – скалящий зубы череп с папиросой в зубах, черная маска и кинжал с каплей крови на кончике лезвия.

Записка дрогнула в руке Костика. Когда они рассуждали о подметных письмах в музей, это как-то оставалось в стороне, не задевало их напрямую. А сейчас… Сейчас самая настоящая угроза ему. Непонятная и потому – пугающая.

«Враг Ваш не дремлет»… Какой враг? «Наслаждение мстить Вам»… За что?

Костику опять стало неуютно в этой пугающей комнате, стены которой хранили какую-то жуткую тайну.

Он положил записку в карман и нащупал в нем рукоять пистолета.

История повторяется, подумалось ему. Вот сейчас он, потомок князя Сергея, сидит за столом. Перед ним – записка угрожающего содержания, рядом с ней пистолет. Все почти так же, как полтораста лет назад. Главное, с черным юмором подумал Костик, чтобы эта история не кончилась, как для князя, полным исчезновением. Однозначным, как сказал бы Миха.

А потом какой-нибудь потомок славного рода Чижиков будет так же ломать голову над тайной своего далекого предка…

Подумав о друзьях, Костик повеселел. Он решил завтра же утром упросить Афанасия Ивановича, чтобы тот разрешил Кольке ночевать в этом номере. Мол, одному с письмами не разобраться.

Успокоенный этим решением, Костик улегся и быстро уснул.

Утром он прошел к дежурной, чтобы заручиться ее поддержкой. Оля и раньше сразу же заняла его сторону в борьбе с Пижоном за приглянувшийся тому номер, она наверняка поддержит его и в разговоре с директором.

Оля подняла голову от каких-то бланков, улыбнулась:

– Привет, Костик. Как спалось? Никто не беспокоил?

– Нет, – почему-то соврал Костик, не сказав о записке. – Сегодня ночь была мирной.

– Ты в музей? Подожди минуточку, я сейчас. Вместе пойдем.

Девушка сложила бланки в стопочку и вышла.

Костик сел рядом с ее столом. Поскучал, побегал глазами по стенам с гравюрами, на которых ничего нельзя было разобрать, поскрипел стулом, увидел на Ольгином столе раскрытую книгу. Взял ее, полистал. Это был томик В. Одоевского, писателя прошлого века. Вдруг в глаза бросилась фраза: «Я буду иметь наслаждение мстить Вам».

Вот это не слабо!

Костик вытащил из кармана записку, развернул и уложил на стопку бумаги, лежащую на краю стола: этот лист ровно лег на нее. И бумага была того же качества: желтоватая, чуть шершавая с одной стороны и гладкая с другой.

Костик бросил взгляд на стаканчик для карандашей и ручек. Вот так! В стаканчике торчал тот самый толстый красный фломастер!

Послышались Ольгины шаги. Костик сунул записку в карман. Сомнений уже не было: ее писала Оля! Теперь стало ясно и то, как записка попала в номер, – ведь Оле ничего не стоило открыть его запасным ключом. Это-то ясно! Но все остальное – полная тьма.

Зачем? Что за враг? Почему месть?..

Оля заперла ящики стола, взяла книгу и кивнула Костику:

– Пошли? Ты что такой странный?

И Костик вдруг против воли ляпнул:

– «Враг наш не дремлет!» – и впился глазами в Ольгино лицо.

Но напрасно он надеялся увидеть в нем что-то особенное: Ольга рассмеялась, взмахнула ресницами и потрепала его по голове теплой ладонью.

«Что все это значит?» – думал Костик.

Глава VII

Оперативное совещание

– Докладывай, Костик, – сказал Колька, закрывая двери и фортки терраски. – Только попроще. И без французских глаголов.

– Мы и свои-то плохо знаем, – добавил Миха.

– Прочитал я очень много бумаг, – пожаловался Костик, – писем, документов, даже статей. И в общем-то никакого света в конце тоннеля не обнаружил. Ясно одно: история исчезновения Оболенского и его драгоценного сундучка – очень темная история. Докладывать я ничего не буду, просто прочитаю отрывки из писем и других документов в том порядке, который, как мне кажется, хоть что-то проясняет. Читаю все подряд, не ссылаясь на источники:

«…Что до отношения графа к молодому ссыльному Оболенскому, то тут, мой милый, целая драма, которая неминуемо завершится трагедией. Сперва граф требовал от князя каких-то писем, затем, видимо, не получив желаемого, в наказание отселил его во флигель, о котором ходят какие-то мрачные слухи. В том роде, что из него исчезают бесследно люди. Если это и так, то князь Сергей не из их числа. Он молод, ловок, прекрасно владеет шпагою и пистолетами и сумеет постоять за себя…»

«…Милая маменька, я полна тревоги в ожидании каких-то ужасных событий. Муж изгнал К. С. из дома, отведя ему угловые комнаты нашего флигеля, о которых говорят, будто они что-то вроде мрачных и кровавых подвалов Синей Бороды. Я в них не была, но, проходя только мимо дверей, покрывалась от необъяснимого страха гусиной кожей. Каково-то там будет К. С. Уверена, что все это закончится чем-то ужасным. Муж мой коварен и беспощаден в достижении цели, а также мстителен до крайности к тому, кто этому достижению мешает. Он никого не терпит на своем пути и готов на любую низость для личной выгоды. Поверите ли, он даже меня хотел заставить шпионить в свою пользу за К. С. Настаивал, чтобы я, прикинувшись влюбленною в К., выспросила у него о каких-то бумагах и драгоценностях. Я отказала ему, за что он в отместку запретил мне выезжать даже к самым близким людям…»

Костик читал медленно, внятно, делал акценты на тех местах, которые считал самыми важными. Его внимательно слушали.

– И еще мне попалась копия донесения какого-то с неразборчивой фамилией нижнего полицейского чина самому полицмейстеру: «Считаю своим долгом обратить внимание Вашего высокопревосходительства на данные факты. Бесследное исчезновение некоторых лиц из флигеля графской усадьбы, несомненно, имело место. С другой же стороны, приблизительно в те же дни имели место безымянные захоронения на городском кладбище, примыкающем к оному флигелю южной стеной ограды…» На донесении стоит резолюция его высокопревосходительства, сделанная решительной рукой: «Бред! Уволить немедленно!»

Костик приостановил чтение, обвел ребят глазами.

– История, леденящая кровь, – прокомментировал Вовчик.

– Похоже, что так, – кивнул Колька. – Но не похоже, что мы в ней разберемся. Валяй дальше, Костик.

– Дальше еще интереснее.

«…Милая маменька, случилось то ужасное, чего я все время боялась и о чем писала тебе прежде. Нынче ночью князь Сергей исчез из своих комнат, не оставив никакого следа к его разысканию. Превозмогая понятный страх, я отважилась после всех посетить его комнаты и под столом обнаружила запавшую туда записку. Она невнятного содержания и представляет собой отрывок из чернового письма князя своему соратнику по борьбе, находящемуся на поселении в Сибири. Вот что в ней значилось: „Жизнь моя, друже славный, в опасности. Тем более грозной, что неясно мне, откуда ее ждать. От кого – я понимаю, граф поставил своей целью либо выведать наши тайны, либо сжить меня вместе с ними со свету. А вот что за способ он придумал, то мне неведомо. И от того, друже мой, чувствую себя беззащитным, как медведь, поднятый от сна из берлоги, в окружении злого охотничьего люда. Пишу к тебе с заряженными пистолетами на столе. Свеча мигает. На кладбище, что, почитай, через стену от меня, воет собака. В липах каркает воронье. За стеной мне слышатся чьи-то шаги, звяк железа, какие-то стуки…“ На этом, милая маменька, письмо обрывается. Как, стало быть, оборвалась и молодая жизнь князя Сергея. Муж на поставленные полицией и жандармами вопросы отвечал, что не знает и не желает знать, где может быть ссыльный, что скорее всего он бежал за границу. Слышать такую явную ложь было и смешно, и страшно. Бежать! В халате, без самых необходимых вещей! Граф погубил его – это несомненно. И Бог весть, где теперь мой…»