Алексей Биргер - Дело угонщиков автомобилей Страница 13

— Да в том-то и дело, что никто их под охрану не возьмет! — с отчаянием сказал Жорик. — Мы ведь этих двоих вычислили буквально два часа назад, и сразу к вам помчались, чтобы проверить свои догадки, и никто, кроме нас, о них не знает! У убийц жуткая фора во времени, чтобы до них добраться! А может, они уже добрались!

— Полковнику надо звонить! — заявил Илюха. — Где у вас телефон, Евгений Александрович? Нам нужно нашему директору позвонить.

— Вон там, — кивнул Дроздянкин. — Да, дела! Пожалуй, я тоже звякну.

— А может, не надо? — сказал Лешка. — Если вы...

— Ничего я лишнего не натворю! — сказал Дроздянкин. — Что я, не понимаю? А двойная страховка не помешает.

Я набрал номер Осетра, а Дроздянкин в это время вытащил мобильный телефон.

— Алло?.. — сказал Осетр.

— Товарищ полковник, мы нашли двух членов банды угонщиков и боимся, их могут убрать, как только что убрали Растопырина! Надо бы к ним направить...

— Понял! — перебил меня полковник. — Давай имена и адреса.

— Первый — Банщиков, это который «круглолицый». Адрес... Леха, адрес подскажи!

— Профсоюзная улица, дом... — стал диктовать Лешка.

Я все повторял в трубку. А Дроздянкин говорил в это время по мобильному телефону, одним ухом слушая адреса, которые диктовал мне Лешка:

— Владик, ты? Записывай. Надо срочно прикрыть такого Банщикова, к нему могут нагрянуть, чтоб замочить его, так что двойная бдительность. Записывай адрес: Профсоюзная улица, дом... Да, прямо в квартиру вламывайся, черт тебя дери, чтобы и его не накрыли, и он не мог ускользнуть! Подъедут фээсбешники — сдашь им, но трижды документы проверь, и в квартиру никого не впускай, пока не удостоверишься! Понял? Давай, дуй!

Насчет Молебоева он позвонил какому-то Борису, отдав точно такие же распоряжения. По тому, как уверенно он давал указания своим собеседникам, можно было понять, что они находятся в его подчинении. Наверно, тоже состоят в службе охраны Курагина.

А тем временем я закончил разговор с полковником. Осетр велел перезвонить минут через пятнадцать, когда он свяжется со всеми нужными людьми, и подробнее рассказать ему, что произошло и как мы вышли на Банщикова и Молебоева.

Дроздянкин, отключившись от связи, потребовал того же:

— Выкладывайте, по каким делам загремела эта парочка и как вы ее разыскали. Тут полная картина нужна.

Мы переглянулись. Стоит ли доверять этому человеку служебные сведения? Но мы и так зашли слишком далеко, и потом, было очевидно, что Дроздянкин — наш союзник.

— Хорошо, — сказал Леха. — Вкратце, так...

Он рассказал про автомобили-«двойники», про историю с машиной Ныркова, она же машина Легавина, и про то, как мы, решив проверить одну из версий, просеяли все сводки за неделю и наткнулись на Круглолицего и Высокого и узнали их фамилии и адреса.

А тут пришло время перезванивать Осетру, и я пересказал ему последние новости, которых он еще не знал.

— Теперь понял, почему вы так запаниковали, — сказал он. — Правильно сделали. Так, говорите, вы сейчас у Дроздянкина, Евгения Александровича?..

— Да. Он направил своих людей на квартиры Банщикова и Молебоева, охранять их до приезда оперативных групп.

— Разумно. Думаю, больше двадцати минут его парням сторожить там не придется, но все равно передай ему спасибо. И спроси у него, — усмехнулся он, — не тот ли он Дроздянкин, которому я по шее двинул?

Я аж поперхнулся.

— Прямо сейчас и спросить? — осторожно уточнил я.

— Прямо сейчас и спроси.

Я повернулся к Дроздянкину.

— Евгений Александрович, полковник спрашивает, не тот ли вы человек, которому он по шее двинул?

Дроздянкин резко выпрямился.

— Эгей! А как вашего полковника зовут?

— Осетров Валентин Макарович, — чуть не в один голос сообщили мы.

— Макарыч?! — Он, кажется, совсем ошалел. — Дай-ка мне трубку! — И, выхватив у меня трубку, заорал в нее: — Товарищ полковник, я это, я! А вы директор училища теперь? Я ж и не знал, что вы на службу вернулись! Много слухов доходит, а тут не дошло! Да, вот так вот! В частной охране, да. Уже лет пять, считай. Конечно, увидимся. Я сам подъеду. Если надо, и ребят подвезу! Да, за них не волнуйтесь, они у меня будут как у Христа за пазухой! Да, конечно, — он посерьезнел. — Конечно, конечно. Да, я позабочусь, пригляжу. Не волнуйтесь. И с этим разберемся, и с другим, и со всем, чем надо. Рад был услышать вас. До скорого, не будем телефоны занимать!

Положив трубку, он повернулся к нам.

— Вот дела! Старый Осетр взял и выплыл!.. — он запнулся. — Наверно, неприлично директора называть Осетром при учениках...

— Мы его тоже так называем, — успокоил Жорик. — Так как же он вам по шее двинул? — поинтересовался он.

— А вот так! — Дроздянкин усмехнулся. — Я тогда совсем зеленым был, молоденький такой дурачок, еще, как мы это между собой называли, пиво на усах не обсохло. Ну, и попал я в группу к полковнику... подождите, он тогда был уже полковником или еще нет? Кажется, был уже. И год это был... Да, восемьдесят седьмой год на дворе стоял, точно. У меня чуть ли не первый выезд был, а брали тогда банду торговцев оружием, отчаянных деятелей. Обложили мы их в дальнем Подмосковье в доме на отшибе. Закрылись они там и решили отстреливаться до последнего, из всех окон палят, а мы сидим за прикрытиями вокруг дома и ни тпру, ни ну. Вот я и высунулся. Давайте, говорю, я вон к той стороне, по дуге вокруг дома двинусь маленькими перебежками, а когда я на себя их внимание отвлеку, то вы их без особых хлопот возьмете. И приподнялся уже, чтобы бежать. Только далеко не убежал. Макарыч изловчился и врезал мне по шее, я на землю и кувыркнулся. Шея от боли аж онемела, голову повернуть не могу. А он меня последними словами прочехвостил, уж не буду повторять, какими. Лежи, говорит, видали мы таких героев. Приблизительно к этому смысл его высказываний сводился. Вот так. А ведь обученный я, вроде, был, вышколенный. Трезвость рассудка, она все равно, получается, с годами приходит. Полковник потом на меня просто не смотрел. А ведь мог, кстати, вообще из органов меня отчислить, за такую самодеятельность. Но я и сам этот урок на ус намотал. А банду мы в итоге без единого выстрела взяли. С нашей стороны, то есть. Макарыч велел паузу держать, и час, и два, и три, чтобы у них нервы дрогнули. Они уж и из дома стали высовываться, а мы не шевелимся. Кто-нибудь выглянет, спрячется, а движение заметно: похоже, они надеялись с темнотой как-то прорваться, проскользнуть там, где у нас послабее оцепление будет. Ну, а как темнота наступила — тут же по распоряжению Макарыча врубили со всех сторон прожекторы, которые на машинах подвезли. Кольцом врубили. И для нас дом — как на ладони, а засевшие в доме все напрочь ослеплены. Макарыч и выбрал этот момент, чтобы сказать в громкоговоритель: «Конец вам, сами видите, что сопротивление бесполезно, выходите с поднятыми руками, если хотите сохранить шанс на жизнь». Они и вышли, как миленькие. Потом уже, когда был разбор полетов, полковник нам объяснил: «Я ж все их досье внимательно прочитал, и понял, что большинство из них по характеру склонны к истерике. Что они, на первом надрыве, невесть что могут выкинуть, но быстро паниковать начнут, и вся решимость их начнет гаснуть. Поэтому, понял я, надо промариновать их несколько часов, а потом ошеломить чем-нибудь таким, вроде прожекторов. И, как видите, сработало. Значит, я правильно их характеры оценил. С бандюгами другого склада я бы на такую штуку не пошел, придумал бы что-нибудь другое. Одних надо было бы сразу штурмовать, других — не молчанием брать, а непрестанными уговорами сдаться... Я это к тому, что при любой операции предварительный анализ — важнее всего. И вы это запомните».

Дроздянкин вздохнул.

— Вот так. И до чего нам жалко было, когда Макарыч ушел. Он ведь против начальства уперся, свои принципы отстаивать вздумал, и бах на стол заявление об уходе! Всегда он был мужиком крутым, порядочным и справедливым. Если что ему правильным казалось, то перед кем угодно мог рогом Упереться. Ну, дело прошлое... Хорошо, что опять призвали его, потому что вас, пацанов, воспитывать — это как раз по нему.

Мы слушали, притихнув и жадно ловя каждое слово. Сколько ни доводилось нам узнавать о прошлом Осетра, мы не переставали удивляться. Каждый из нас, наверное, завалили бы Дроздянкина бесчисленными вопросами, но тут зазвонил телефон.

— Да?.. — сказал Дроздянкин в трубку. — Ты, Борис? Угу-мм... Ладно, жди там, встречай фээсбешников. Никуда не отлучайся — вдруг появится? Осторожен будь! Лады.

Он, помрачнев, положил трубку.

— Что? — тут же спросил Жорик. — Молебоева нет?

— Нет, — подтвердил Дроздянкин. — И, похоже, он в квартире вообще не появлялся после того, как его выпустили из КПЗ. Борис все проверил, с соседями аккуратно поболтал и в квартиру проникнуть умудрился. А там — пыль, пустота... Если бы человек заехал просто забрать необходимое для жизни на несколько дней, а затем смылся, в любом случае следы бы остались. А тут — и пыль, нигде не тронутая, и никаких отпечатков того, что хозяин квартиры хоть на секунду в нее заходил.