Николай Мизийски - Желтая маска Страница 13

— Эх ты, помощник, учишься уже шесть лет, а еще азбуку не выучил! Не можешь отличить «Г» от «Т»!

На месте Крума я молчал бы. Но он сказал:

— Ничего страшного!

— Как это ничего страшного? Я тебе доверяю, а ты все путаешь, как при списывании домашних заданий!

Крум был очень голоден, но уходить не решался. Целый час он предлагал мне различные планы действий, которые я упорно и решительно отметал. Наконец он сказал:

— Остается только идти за советом к нашему старшине Йордану Коцеву.

— Чтобы он присвоил всю славу?

— Не тревожься! Слава будет вся тебе, спокойствие — мне, а старшину только повысят в звании.

Я задумался. Это взбодрило моего друга.

— Пойдем к нему. Поговорим с глазу на глаз. Никто ни о чем не узнает. Иначе нам придется чистить и чистить пыльные ботинки…

Я согласился. Договорились, что встретимся в три часа.

— До встречи, Саша!

— До встречи, Крум!

— Не отчаивайся.

Я вернулся домой сердитым.

— Почему так поздно? — спросила мама. — Тебя наказали?

— Нет, — успокоил ее я.

— Или у вас уроков было больше обычного? — подсказал мне папа, чтобы избежать ссоры.

— Точно! Шесть уроков, — соврал я по его желанию.

— Ладно, верю. Но тебе придется обедать одному.

— Вы не голодны?

— Уже нет. Поели. Очень хотелось, чтобы ты был с нами, но…

Из дальнейших слов я понял, что какой-то папин товарищ по работе должен отвезти их на мотоцикле в деревню.

Пока я ел, мама давала мне наставления:

— Ужинать будешь у бабушки! Во всем ее слушайся! Если пошлет за продуктами, иди сразу! Если она велит дедушке Санди принести дрова из подвала, не дожидайся, пока дедушка встанет, а сам возьми и принеси. Мы не надолго: завтра к обеду будем дома.

Потом она налила мне компот и обратилась к папе:

— Уже, наверное, полтретьего?

— Нет, еще только два часа двадцать восемь минут.

— Ты полагаешь, что твой товарищ приедет вовремя?

— Не сомневаюсь.

— И мне не сомневаться?

— Конечно. Пешо точен, как швейцарские часы. Поверь мне…

Глава XI. Товарищ старшина, где ты?

«Дан! Дан! Дан!» — сказали большие башенные городские часы.

Мама раскрыла роман «Граф Монте-Кристо», села на кушетку рядом с папой и спросила:

— Как ты думаешь, успею прочитать эту книгу до прибытия твоего «точного» товарища?

Пока папа обдумывал ответ, снизу раздался сигнал мотоцикла.

— Ура! — прокричал я, потому что не люблю напряженной обстановки в доме.

Папа схватил сумку, мама проверила, правильно ли ее отражает зеркало, мы поцеловались, и они спустились вниз. Я тоже. Хотелось вблизи посмотреть, как три человека поместятся на одном мотоцикле. Им сделать это не составило труда — мотоцикл был с коляской. Мама уселась в коляску, а папа — на заднее сиденье. Как только мотоцикл тронулся с места, я понял, что папа не часто пользовался таким видом транспорта. Его руки сильно обхватили водителя за талию, а ноги соскочили с подножек и взлетели в воздух. Не будет удивительным, если папа, когда водитель повысит скорость, начнет развеваться сзади, как знамя.

Когда они свернули на бульвар, с противоположной стороны появился Крум.

— Ты готов? — спросил он.

Я ответил, что готов. Надо было найти старшину Коцева, до того как он успеет выйти из дому на службу или на прогулку.

Улица Бузулуджа находилась на другом конце города. Она начиналась у входа на стадион и заворачивала вправо, к полю.

Прошли стадион. Четные номера были расположены по правой стороне улицы. По мере увеличения номеров дома становились все меньше. Преобладали одноэтажные, с большими дворами, превращенными в сады и огороды. Старые деревянные заборы покосились.

— Здесь будет новый микрорайон, — сказал я Круму, заметив его недоумение. — Однажды у нас в гостях был дядя Ставри Недялков, папин знакомый архитектор из проектного бюро…

Мой друг продолжал недоумевать.

— Крум! — возмутился я. — Будь внимательней.

Тот ответил:

— Кажется, я даже слишком внимателен! Смотри: там, где зеленая телега, стоят ворота с номером 92.

— Ну и?

— Ну, а дальше вообще нет никаких ворот.

Увлекшись объяснениями, я не заметил этой ужасающей подробности. Да! Улица кончалась, а нам еще нужно было столько домов до нашего 112-го!

Мы побежали к телеге.

— Жалко! — сказал Крум и пригладил волосы, торчащие на его голове.

Перед нами простиралось голое поле с редкими засохшими сорняками, среди которых разгуливал только один осел. У него, видимо, был полдник.

— И-а-а! — приветствовал он нас.

Говорить с ослом было не о чем: мы все-таки детективы, а не пастухи. Но с людьми поговорить следовало.

— Э-ге-гей! — крикнул Крум.

В дверях крайнего дома показалась девочка. Наверное, мы ей были очень интересны, потому что она вперила в нас любопытный взгляд. Я спросил у нее:

— Улица дальше не продолжается?

— Не-е, — проговорила она.

Над низким соседним забором появилась тетка в белой косынке.

— Ко-ко-ко… — начала она, как курица.

А потом продолжила:

— …ко-кого ищете?

— Старшину милиции Йордана Коцева! — быстро ответил Крум.

Продолжая заикаться, тетка с трудом рассказала нам, что знает нескольких милиционеров, но ни один из них не носит фамилию Коцев и не живет на этой улице. Она хотела объяснить нам еще что-то, но мы не дослушали до конца — требовалось найти более знающих людей.

— В участок! — скомандовал я.

Детектив номер два последовал за мною с тем же трепетным чувством, какое бушевало и в моей груди. Это чувство помогло нам преодолеть обратный путь намного быстрее.

В здании милиции мы застали двух человек: сержанта у входа и капитана, сидящего к нам спиной. Я подождал, пока успокоилось дыхание, приблизился и скромно опросил:

— Старшина Йордан Коцев здесь?

— Кто-кто? — ответил мне старшина тоже вопросом.

Я повторил имя и фамилию старшины. Вышло, что сержант о таком милиционере не слыхал. Крум решил ему помочь, описал внешность нашего знакомого, подчеркнул несоответствие между густыми бровями и тонкими усиками, сосредоточил внимание на его животе, но результата не было. В довершение всего сержант начал смотреть на нас как на людей, отвлекающих его.

— Ваши фамилии? — строго спросил он.

Капитан, писавший до сих пор что-то в своем блокноте, быстро обернулся:

— Оставь их. Случай мне известен.

А когда мы пошли, он, полагая, что мы уже не слышим его, пробормотал:

— Надо принять меры.

Крум был очень зол.

— В результате — только бессмысленная трата энергии, — ворчал он. — Представь себе, что старшина какой-нибудь наш разведчик, который оделся как обыкновенный милиционер, чтобы ввести в заблуждение любопытных. И представь себе, что его прислали из Софии, а мы, вместо того чтобы помогать, мешаем ему.

— Представь себе, что я начинаю догадываться о другом, — сказал я и подвел Крума к нашему почтовому ящику.

— Что ты на него так уставился? — спросил Крум.

— Открой — увидишь. В нем лежит зеленоватый конверт с надписью: «Александру Александрову-младшему»!

Крум посмотрел на меня уважительно — там в самом деле был такой конверт.

Я завел друга в подъезд. Здесь было не так светло, как на улице, но мне хотелось прочитать письмо без свидетелей. Нервно вскрыл конверт. На знакомой желтой карточке на этот раз было написано:

«Саша, милиционер КоЦев — фикЦия! Занимайся своими уроками.

С почтением — твой доброжелатель».

— Ты все понял? — спросил я прерывисто, потому что горло у меня пересохло.

— Все… Кроме слова «фикция».

— Фикция — это то, что не существует, чего на самом деле нет.

— Как это нет, когда мы вчера целых пятнадцать минут разговаривали с этим человеком! Или скажешь, это был дух?

— Не скажу…

— Тогда что же?

— Сначала ущипни меня.

— Зачем?

— А тебе известно, что я из тех, кому приключения снятся?

— Известно.

— Если это сон, то пусть он продолжается, чтобы завтра я рассказал тебе все до конца.

— А если не сон?

— Тогда необходимы срочные и самые серьезные меры, а иначе…

Крум добросовестно ущипнул меня.

— Ой! — взревел я.

— О-ой! — повторило эхо на лестнице.

Мой друг стал извиняться в самых нежных и сочувственных выражениях. Он, видите ли, тоже думал, что ему все это снится, и потому перестарался. Если я буду настаивать, он разрешит мне тоже ущипнуть его.

— Глупости! — сказал я с достоинством. — Я не только не сержусь на тебя, а напротив, я даже очень доволен. Опыт подтвердил, что приключение — настоящее!

— Что же нам теперь делать?