Сергей Карпущенко - Тайна монеты Каракаллы Страница 15

— Эй, мастер! Есть кто дома? — спросил наконец Ленька с тревожной звонцой в голосе.

Свист прекратился, и послышался голос:

— Есть, есть, проходи!

Ребята обошли какие-то верстаки и приблизились к вертящемуся столу с водруженным на него большим японским телевизором. За ним-то и скрывался хозяин, в котором Володя с трепетом надеялся уличить душителя. А «Чемпионом» в этом месте пахло так сильно, что даже першило в горле.

— Ну, чего вам? — показалась вдруг из-за телевизора голова, и мальчики невольно отпрянули назад — на них смотрело лицо с вылезшими вперед лягушачьими глазами. Все это так соответствовало ожиданиям Володи найти в доме страшного человека! Присмотревшись, однако, к лицу мужчины, он понял, что испугался зря, — просто глаза мастера закрывали окуляры, которые ему нужны были для работы. В руке его был паяльник.

— Эх, напугали вы нас, мастер! — усмехнулся Кошмарик смущенно. — Рожа у вас с этими очками, как у монстра!

Мастер снял окуляры. Это был тридцатилетний мужчина, суровой наружности, и шутить он был не настроен.

— Ты чего хотел? — нахмурил он брови.

Кошмарик пожал плечами:

— Я по делу пришел. Вы ведь видео-аудио чините? А встречаете грубовато. Так и навар от работы потерять можно.

Мастер, казалось, смягчился:

— Ну, покажи, что у тебя. Понимаешь, работы — завал, успеть бы все…

— Понимаю, — сказал Кошмарик, — но у меня работа небольшая, но не бойтесь, мастер, я заплачу. Плейер вот… — Он протянул ему аппарат.

Тот взял, нажал на кнопку пуска, послушал.

— Вроде бы ничего работает, — все крутил мастер в руках плейер, а Ленька сказал:

— Да затирает что-то — вдруг пленка останавливается, вращаться перестает. Надоело, надо бы новый купить, но я подумал — может, почините?

Мастер открыл крышку прибора, что-то ковырнул отверткой, снова включил — работал плейер, как и прежде. А Володя, едва он снял с глаз окуляры, не переставал приглядываться к нему. Он пытался представить этого человека нападающим на подростков сзади, и чем дольше он его разглядывал, тем больше Володе казалось: этот человек на самом деле мог быть душителем. Какая-то жестокая складка на лбу, резкие морщины на щеках свидетельствовали о жестоком характере человека, занимающегося мирным ремеслом телемастера.

Да еще слова Татьяны из кассы и запах одеколона — все совпадало.

Кошмарик принял из рук мастера плейер, послушал, заулыбался, изображая полное довольство и счастье, засунул аппарат в карман и сразу достал бумажник. Мастер попытался было отказаться от денег, но Ленька, сопровождая извлечение денег словами «Нет, мастер, всякий труд должен вознаграждаться», достал сотенную и положил ее на грязный рабочий стол телевизионщика.

— Сдачи не ищи. Разреши только у тебя минут пять — десять посидеть. Можно?

Мастер не мог отказать. Далеко не каждый день он зарабатывал и по тридцать рублей, а тут, не прилагая усилий, получил сразу сто! Денежных и щедрых людей он уважал, потому что сам никогда не был щедрым.

— Да вы садитесь, ребята! — подвинул он друзьям замызганные табуретки.

Кошмарик сел, спросив разрешения, закурил сигарету, а Володя все думал, поглядывая на инструменты, разбросанные там и сям на столе: «Все здесь есть! И кусачки тоже! Вон те, большие, наверное, сгодились бы, чтобы перекусить трос? И руки-то у него сильные. Как же начнет Кошмарик?»

А Кошмарик, на самом деле решив, что к людям нужно подбираться на цыпочках, все крутил вокруг да около — то о заработке спросит, то поинтересуется, все ли импортные модели видиков мастер может ремонтировать. Мастер на все вопросы отвечал охотно, но Володя понимал, что тот любезен лишь потому, что хочет выказать благодарность за деньги, но любезность его начинает иссякать. Володя уже ясно видел, что складка на его лбу становится все глубже, жестче, он нервно дергает головой, а один раз даже посмотрел на часы.

— Мастер, а ты, случайно, три дня назад — или два, не помню — был на выступлениях дельтапланеристов? — неожиданно для Володи спросил Кошмарик.

— Работаю я все время. Некогда мне на всякие выступления ходить, — еще больше нахмурился специалист по ремонту, а Ленька после этого ляпнул такое, что Володе даже стало страшно:

— А вот этими кусачками, к примеру, — снял он со стола инструмент, на который и Володя смотрел с подозрительностью, — стальной тросик можно перекусить?

Мастер бросил взгляд на кусачки и ответил:

— Смотря какой толщины тросик. Миллиметров пять перекусят.

— А семь миллиметров?

— Не знаю, не пробовал тросы ими перекусывать, — холодно сказал мастер, взял из рук Кошмарика кусачки и положил их на место. — Какие еще вопросы будут?

— Будут, мастер, будут. Вот, например, ты каким одеколоном пользуешься?

— Никаким. Ненавижу мазать себя всякими дезодорантами и духами, — заиграл желваками мастер.

— Ну да! — усмехнулся Кошмарик. — Только я вошел к тебе, как учуял запах моего любимого «Чемпиона»! Смотри, неужто неизвестна тебе такая красивая коробочка? — и Кошмарик вынул из кармана одеколон.

Володя, смотревший на мужчину в оба глаза, заметил, что его лицо при виде «Чемпиона» перекосилось. Он зло засунул руки в карманы брюк, наклонил к плечу голову и тихо, с яростью сказал:

— Малый, я теперь понял, чего ради ты здесь турусы на колесах выкручиваешь. Тебя Танька послала, только не знаю зачем. Я ее бросил, да, так она меня все забыть не может! Решила какую-то шантрапу послать ко мне! Делу моему мешать! Ну так передай ей, что одеколоном ее я после пайки платы протираю! Спирт, он очень хорошо грязь всякую убирает — канифоль жженую, всякое другое! Вот он! — Мужчина наклонился и выхватил из ящика стола флакон с «Чемпионом», в котором одеколона оставалось на самом донышке. — Вот смотри, беру на ватку — и тру, тру, пока грязь не растворится! Так ей и передай!

Но Кошмарика горячая речь мужчины не смутила — он еще и не с такими «мастерами» турусы на колесах разводил. Ленька тихо гоготнул и сказал:

— Мастер, не нравится тебе об одеколоне разговаривать, потолкуем о старинных монетах. Ты ведь любишь старину, я знаю. Хочешь, я предложу тебе один старинный сес… сес… ну как там его, Вовчик? — Ленька повернулся к Володе за помощью.

— Сестерций императора Каракаллы, — подсказал Володя, сердце которого работало с шумом мощного пылесоса.

— Ну да, слышал? Пятый век до нашей эры. Ты знаешь, где я его нашел?

— Не знаю и знать не хочу! — заявил мужчина, скрестивший на груди руки и твердо решивший не отдавать ста рублей, променяв на них свой покой.

— А я тебе скажу, мастер, скажу! — торжествовал Кошмарик, очень уверенный в том, что душитель находится в его полной власти. — Нашел я этот сестерций на земельном участке, где строится новый дом для какого-то крутого чувака. Нашел же при сложных и необъяснимых пока обстоятельствах. Моего приятеля, Вовчика, — вот он сидит, — там десять дней назад чуть было не задушил какой-то повернутый чувак. Он бы так и поступил, если б мой друган не оказался парнем крутым — вынул ножик да этого психа в ногу пырнул. Так и спасся. А на другой день нашли мы на том месте старинную монету. Полагаем, выпала она из прорезанного ножом кармана.

— Оч-чень интересно! — процедил сквозь зубы телемастер. — А вы, я вижу, мужики и впрямь крутые. Ножиком пырнуть — вам что сморкнуться! Но только зачем ты мне об этом рассказывал? Я-то тут при чем? Монетами я не интересуюсь!

Кошмарик и в этом случае остался невозмутим, как бронзовый истукан. Уминая окурок в консервной банке, он сказал:

— Я знал, мастер, что ты не признаешься в своей любви к старинным сестрециям. Ты ведь псих только тогда, когда на подростков нападаешь, а так — сидишь себе и в ящиках ковыряешься. Я же тебе, как человеку умному, предложить хочу: отвали нам тысячу двести боксов, и мы уходим отсюда сразу. Нет — идем к участковому, и ты, считай, сидишь на нарах. Я понимаю, что наличных денег у тебя может и не быть, но у тебя есть монеты. Пять серебряных сестрециев обеспечат тебе полный покой. Ну, как тебе нравится мое деловое предложение?

Если бы Кошмарик внимательно следил за том, как меняется выражение лица мастера, пока он говорил, то непременно приостановился бы, призадумался — а стоит ли продолжить? Володя видел, что мужчина вначале презрительно улыбался, потом его нижняя челюсть задрожала. Когда же Кошмарик закончил речь, мастер, весь дрожащий, с трясущимися губами и широко раскрытыми глазами, стал что-то быстро искать на столе. Володя на миг подумал было, не отыскивает ли он среди хлама «сестреции» или что-то другое, ценное, чтобы поскорее рассчитаться с наглым шантажистом. Но мужик наконец нашел то, что искал. Это были не монеты. Он схватил со стола электродрель с зажатым в ней большим сверлом. Она мигом зажужжала, и телемастер, кинувшись к Кошмарику, чтобы схватить его за шиворот, заорал: