Валерий Гусев - Каникулы с невидимкой Страница 16

– Жрать теперь здесь будете! – вредным голосом сказал он и поставил поднос на верстак. – А я бы вас вообще не кормил.

– Голодовку не объявим, не надейся, – сказал я.

Карпухин вдруг побледнел и заорал, как укушенный:

– Э! Э! А ну слезай! Ишь, что придумал! Шеф! Шеф! Они опять за свое!

Застучали по ступеням башмаки Карлсона.

– В чем дело?

– Смотри, шеф! Они опять… Это… В невидимки хотят!.. – И он дрожащей рукой ухватил Майского, потянул его со столика.

Наконец мы догадались, в чем дело. Вот дурак-то! Решил, что Майский, по примеру Даши, пытается стать невидимкой и удрать за подмогой.

Карпухин и Карлсон переглянулись: вот еще им забота. Как же они об этом не подумали?

– Ладно, – решил Карлсон. – Будешь здесь с ними жить. Круглые сутки.

– Еще чего!

– А тебя никто и не спрашивает, – высунула голову из-за плеча Карлсона его мамочка.

А уж нас это тем более не устраивало. Он нам все планы нарушит.

И тут Майский сообразил:

– Зря вы беспокоитесь. Установка неисправна. А если вы все-таки сомневаетесь, я могу вам дать честное слово.

Они переглянулись и успокоились.

Да, если бы честное слово дал Карлсон, я бы сто раз подумал и все равно ему не поверил бы.

Когда они ушли, я вспомнил о своем решении взять в свои руки руководство по борьбе с бандой Карлсона и наше освобождение из плена.

И сказал:

– Мы теперь должны очень хорошо себя вести…

– Опять? – тут же перебил меня Лешка ехидным вопросом: – Прыгать двумя ногами вместе, да?

– Надо будет – попрыгаем, – сурово обрезал его я. – Мы должны усыпить их бдительность, сделать вид, что смирились со своей судьбой и поняли всю бесполезность борьбы с такими ловкими и умными людьми…

– Как Карпухин, например? – опять перебил меня братец со смешком.

– Алексей, – пожурил его Майский, – Дима правильно советует, не спорь с ним.

– «В спорах рождается истина», – важно процитировал кого-то Алешка.

– Нередко в спорах она и гибнет, – Майский многозначительно поднял указательный палец. – История знает тому массу примеров.

– Будем прыгать двумя ногами вместе, будем заново собирать установку. И снег с сарая сбрасывать. Даже, если надо, будем дрова колоть и посуду мыть.

– Лучше наоборот, – опять хихикнул Алешка. Что-то он сегодня разболтался. Не иначе – что-то задумал.

И я прямо спросил его об этом.

И он прямо и скромно ответил:

– Я придумал, как нам удрать. Ни на машине, ни пешком они нас не догонят.

– А как? – нетерпеливо спросил Майский.

Алешка хмыкнул и пообещал:

– В свое время узнаете.

– Это когда?

– Когда пора придет!

Все, больше он ничего по этому поводу не скажет, я-то его знаю. Пока все не обдумает и не подготовит.

И я опять взял власть в свои руки.

– В этой дырке, – я показал на то место, где начинался короб, – будем дежурить по очереди и подслушивать все их разговоры. И когда что-нибудь узнаем…

– То что-нибудь такое натворим! – пообещал Алешка, блестя глазами и грозя хохолком.

За это я отправил его подслушивать первым.

Он с радостью согласился. Только потребовал у Майского его пальто:

– А то там холодновато, подстелю и буду слушать.

Он забрал фонарик, втащил за собой пальто, повозился и затих.

Мы с Майским собрали посуду на поднос и постучали в дверь.

Тотчас затопал по лестнице Карпухин, сквозь зубы ругая свои шнурки.

– Спасибо, – вежливо сказали мы, отдавая ему поднос. – Все было очень вкусно. Особенно «мармалад».

И постарались не пускать его дальше дверей, чтобы он не заметил Лешкиного отсутствия.

– Раскладушечку нам, пожалуйста, еще одну предоставьте, – еще вежливее попросили мы. – А лучше две.

– Обойдетесь, – тоже очень вежливо ответил Карпухин и застучал ботинками по лестнице.

– Передай шефу, – крикнул я ему в спину, – что мы осознали свою вину и раскаиваемся в своем поведении.

– И больше так не будем, – добавил и Майский.

На всякий случай мы изобразили на раскладушке Майского спящего человека, с головой укрытого одеялом. Голову изображала мохнатая шапка Майского.

– Я все-таки думаю, – сказал я, – как нам одурачить Карлсона с этой волшебной установкой?

– Не понял…

– Я еще сам толком не осознал, – сказал я. – Ну, что-то вроде того: убедить его, что он стал невидимым. Пускай идет в банк, хватает деньги, а охрана схватит его на месте. Тогда уж не отвертится.

– Нет, – подумав, не согласился Майский. – Не получится.

– Почему?

– Потому что невозможно.

– Это не ответ, – вспомнил я любимый довод младшего брата.

– Дима, вы почти взрослый человек… Ну, представьте: выходит из машины Карлсон, уверенный в своей невидимости, нахально шагает в банк, пытается его ограбить… Но ведь люди кругом его видят. А вдруг кто-нибудь посторонится, пропуская его в дверях, или что-нибудь у него спросит? А? Он же сразу догадается об обмане. Чепуха все это! Я уверен!

– А я – нет! Можно все обдумать и…

В это время на лестнице опять застучали ботинки Карпухина и задребезжала по ступеням раскладушка.

– Держите, – сказал он. – Даже одеяло вам шеф выделил.

– Ему это зачтется, – пробормотал я.

– А где малец? – вдруг встревожился Карпухин.

– Не ори, разбудишь! Он уже спит давно, – и я показал ему, как крепко спит Алешка, укрывшись с головой. Почти. Потому что из-под края одеяла торчало немного шапкиного меха.

– Чегой-то он? – удивился Карпухин.

– Устал!

– Я не про то, – он нахмурился. – Был вроде все время блондин, а теперь «брунет» стал.

Внутри меня все ахнуло. Точно, мы не сообразили – Алешка-то у нас светловолосый, а шапка у Майского из черной собаки.

– С вами не только почернеешь, – сварливо заметил Майский, – поседеешь до времени. Довели ребенка?

– Ладно, ладно, поговори мне, – отстал, наконец, Карпухин и, выйдя за дверь, запер замок. – Сиди и помалкивай.

Мы перевели дух. Засунули на всякий случай шапку подальше под одеяло. И вспомнили, что пора сменять нашего первого «слухача».

Я заглянул в короб – там было темно и тихо – и шепотом позвал Алешку.

Он не ответил.

Майский опустился рядом со мной на колени и тихонько постучал по железу гаечным ключом.

Никакой реакции.

И мы немного испугались.

– Может быть, он где-нибудь там на волю выбрался? – прошептал Майский.

– Или где-нибудь застрял, – прошептал я. – У вас еще фонарик есть?

– Нет, только один.

– Все равно, я пополз, – я не мог больше оставаться в неизвестности.

И нырнул в кошачий лаз.

Прислушался – тихо, только где-то наверху неразборчиво бубнят голоса. Осторожно пополз вперед и вскоре наткнулся на что-то мягкое. Пальто – догадался я. Протянул руку вперед и нащупал на этот раз что-то твердое. Алешкин сапог. Тут же – второй. И обе ноги в них.

Я подергал его за ногу. Нога вырвалась из моей руки и подтянулась куда-то вперед…

И тут я догадался, в чем дело!

И стал пятиться обратно в лабораторию, крепко ухватив край пальто.

Я вытащил безмятежно спящего Алешку из этой норы. От яркого света он проснулся, заморгал и сел.

– Что случилось? – спросил он, зевая. – Вставать пора?

Майский рассмеялся:

– Скорее наоборот.

Лешка ни капли не смутился от того, что уснул на посту.

– Они там ничего интересного не говорили. Баба Яга их ругала, а они огрызались. Вот и все. Теперь, Дим, твоя очередь.

– А фонарик где?

– В кармане пальто, – Алешка еще резвее зевнул, даже зубами щелкнул, и бухнулся на раскладушку.

Я сменил его на посту. И, надо признаться, история повторилась. Ничего интересного я не услышал, лежать в темноте было скучно. Но уютно. И я проснулся от того, что за ногу меня дергал очередной сменщик – Майский.

Но он уснуть в коробе не успел. Потому что обитатели теремка разошлись по своим комнатам спать, и подслушивать больше было некого.

В тот вечер мы так ничего интересного и не узнали.

А вот на следующий день мне повезло.

Едва я расправил под собой пальто и погасил фонарик, как послышался возбужденный голос Карлсона. Как я понял, он только что получил очень важное сообщение по телефону. И начал торопливо объяснять Карпухину.

Вот что я слышал:

«Карлсон: Сегодня вечером большой прием в Посольстве. Съедутся дипломаты на прекрасных машинах. Одна из них – белый „Линкольн“.

Карпухин: Класс! К ней запчасти дороже стоят, чем сама машина!

Карлсон: Сможешь угнать?

Карпухин: Я даже паровоз могу угнать.

Карлсон: Паровоз не надо. Куда я его дену? У меня и рельсов-то нет.

Карпухин: Когда там это сборище?

Карлсон: В восемь вечера.

Карпухин: В десять вечера буду здесь. На прекрасном длинном белом „Линкольне“».

Когда я это услышал, то сразу понял, что нам дается великолепный шанс надолго убрать Карпухина – знаменитого угонщика. Которого наш папочка никак не может задержать.

Но как ему сообщить? Вот в чем вопрос.