Елена Усачева - Лекарство от иллюзий Страница 17

– Да ты сам их украл! – бросила ему в спину Маканина.

Андрюха сделал несколько широких шагов и оказался рядом с Олесей. От неожиданности Маканина качнулась назад и уперлась в парту.

– А знаешь, кто украл? – Васильев буквально нависал над Олесей. Она впервые так близко смотрела на одноклассника, отчего на его лице оказались видны все прыщики и шелушинки.

– Ты, – одними губами произнесла Маканина.

– Тот, кто громче всех орет, – крикнул он. – А орешь здесь у нас пока одна ты!

И он быстро вышел, оттолкнув ожидавшую его в дверях Рязанкину.

– Ну как же так? – всхлипнула Стеша, поднимая с пола многострадальную тетрадку.

– Да никак! – Олеся брезгливо протирала лицо платком после такого близкого общения с Васильевым. – Ты тут ни при чем. Это у нас с ним старые счеты.

– Какие счеты? – Беленькая была до того напугана, что в панике вместо того, чтобы собираться, начала все доставать из рюкзака.

– Старые. – Маканина не собиралась рассказывать новенькой недавнюю историю с Галкиным и глупыми васильевскими шуточками. – Не бери в голову, найдутся эти деньги.

– А если не найдутся? – Стеша задумчиво смотрела на дно пустого рюкзака, пытаясь сообразить, что же ей делать дальше.

– А если не найдутся, то все свалим на Васильева. – Олеся не видела, из-за чего здесь можно так убиваться.

– Милиционер сказал, что ответственность нести будут родители, потому что с нас брать нечего. – Беленькая обняла рюкзак и медленно опустилась на стул.

– Да что ты заводишься? – удивленно подняла брови Олеся. – Ты ничего не понимаешь! Это розыгрыш! Глупый розыгрыш, на какой способен один Васильев. Он у нас вообще шутник. Ты привыкай, потому что попала в самый веселый класс на свете!

– Но он так кричал… – Стеша начала понемногу успокаиваться. Она с удивлением рассматривала разложенные перед собой учебники и тетради, соображая, что с ними теперь надо сделать.

– Ну, такие уж мы шумные, – развела руками Маканина. – Чуть что, крушим все что ни по-падя. Правда, Когтев?

– А чё? – поднял голову Стас, пропустивший весь разговор.

– Урок сейчас другой будет – вот чё! И Маканина вышла в коридор.

Ее опять начинала бесить эта тихая Беленькая. И зачем она кинулась ее защищать? Спокойно бы прошла мимо… Нет же, понадобилось встрять! Как будто и так не понятно, что Васильев все делает нарочно, не может забыть историю с дракой. Ну, ничего, в этот раз она на его шуточки не купится. Пусть вдвоем с Рязанкиной развлекаются. Она в их играх больше не участвует. Не хватало еще, чтобы ее все-таки выперли из школы!

Но история с деньгами никак не хотела уходить из ее головы. Все уроки она ловила себя на том, что то и дело с недоумением поворачивается к окну.

И как только этот дурацкий конверт ухитрился пропасть? Ведь все время был на виду, а потом раз – и исчез. Прямо колдовство какое-то!

Звонок с последнего урока разогнал девятиклассников по домам, одна Маканина задержалась в раздевалке, мечтая неизвестно о чем. Она упрямо смотрела в окно, словно пыталась разгадать тайну таинственного исчезновения конверта.

А ведь он у Васильева. Стопудово – у Васильева! Больше некуда ему деться. Как же заставить Андрюху сказать правду? Может, припугнуть? Попросить Сидорова, пусть он поговорит с десятиклассниками. Васильев от одного вида Алекса деньги отдаст. Тому даже говорить ничего не придется.

Олеся потянула к себе куртку. Нет, Алекс не согласится помочь. Нужен кто-то другой.

– Так! Маканина, подойди сюда!

От неожиданного обращения к себе Олеся вздрогнула. Вешалка звякнула, обрывая крючок на куртке.

– Ну, что ты там застыла?

Олеся робко взглянула на завуча, с трудом рассталась со своей курткой, забросив ее на верхние рожки вешалки, и подошла к решетке, отделяющей раздевалку от холла.

– Маканина, скажи, пожалуйста, что у вас происходит в классе?

Алевтина Петровна выразительно посмотрела на стоявшего неподалеку Сергея Герасимовича и качнула головой.

– Ничего не происходит, – пожала плечами Олеся, испуганно оглядывая коридор. Рядом с историком стоял Юрий Леонидович и сухо смотрел на свою подопечную.

– Но это же не так! – недовольно поморщилась завуч.

'^ «Неужели они знают про деньги?» – мелькнуло в ее голове. Это было бы уже совсем неприятно! После бурного ноября, когда их класс сотрясали скандал за скандалом, не хотелось и декабрь начинать со скверной истории.

Маканина переводила взгляд с одного учителя на другого, не зная, чего они ждут от нее.

– Ну, что же ты? – подогнала ее завуч. – Говори!

– Мы хотели школьный огонек провести, – начала Олеся издалека. – Ну, чтобы никого чужих, одни свои…

– А кто это у вас вдруг стал чужим? – нахмурилась Алевтина Петровна.

– Ну… – совсем потерялась Маканина. – Только наш класс Мы уже и деньги собрали…

– Вот, я говорил! – подал голос Червяков. – Этот класс неуправляем. Видите? Творят что хотят!

– Но мы же спрашивали разрешения, – почти шепотом произнесла Олеся.

– Сидоров-то тут при чем? – перебил Мака-нину Сергей Герасимович.

– Если их опять соединить вместе, здесь такое начнется! – грозно сверкнула глазами завуч.

– Что начнется? – Олесе не понравилось, как о ее родном классе отзываются. – Как будто мы хуже остальных!

Завуч выразительно посмотрела на Червякова.

– Ваше упущение, Юрий Леонидович, – произнесла она. – После лета класс совсем распустился. Не хватало нам еще какого-нибудь криминала! Помяните мое слово, досидимся до ЧП.

– Но Сидоров совершенно не конфликтный ребенок, – попытался напомнить о себе историк.

– Не конфликтный? – повернулась к нему завуч. – Да он уже несколько лет не дает расслабиться ни одному учителю! То ему учебник не нравится, то он придумал новое решение задачи… Я, конечно, понимаю: мальчик умный, не по возрасту развитый. Его никто и не выгоняет. Напротив, каждый учитель только рад, что у него есть такой ученик! Это же победы на олимпиадах и конкурсах, это, в конце концов, престиж школы. Но и нас нужно понять. Мы работаем с обычными детьми. Одаренность – это не наша специализация. Вот мы и делаем все, что можем, чтобы Сидорову у нас было комфортно.

– Но, Алевтина Петровна, – попытался вклиниться в грозную тираду начальницы историк.

– Сергей Герасимович! – повысила голос завуч. – Не забывайте, что мы в первую очередь должны думать обо всех, а не о каждом! У нас коллектив. И если кто-то из этого коллектива выбивается, то ему приходится терпеть некоторые неудобства. Я уверена, что Сидорову в десятом классе гораздо лучше, чем в девятом. Там его хотя бы немного заинтересует учеба.

– Но он ведь согласен учиться и в прежнем классе! – Видимо, говорил это историк не в первый раз, так что слова его звучали не очень убедительно.

– Разве это учеба? Вот теперь пускай он учится. – Завуч была категорична.

– Но как же вы не понимаете!.. – не сдавался Сергей Герасимович.

– Это вы не понимаете, что учебный процесс – сложная система, и к ней нельзя подходить с точки зрения эмоций. Так они у нас все начнут из окон прыгать, а мы их будем жалеть. И дожалеем до того, что всех нас отсюда повыгоняют за профнепригодность! Если в классе начинаются неуправляемые процессы, то с ними надо бороться жесткими методами. Я смотрю, 9-й «Б» еще не успокоился. Ох, дождетесь, что они выкинут еще какую-нибудь каверзу!

– Мы его потеряем, – стоял на своем историк.

– Потеряем – найдем! – уверенно произнесла Алевтина Петровна. – Не иголка в стоге сена. Скоро процесс адаптации в новом классе закончится, и все будет нормально. Маканина, а ты что здесь стоишь? – Казалось, учителя забыли про Олесю. – А ну, марш домой! – Маканина качнулась обратно в раздевалку. – Хотя постой! Ты знаешь, где живет Сидоров? – Олеся молча кивнула. – Отнеси ему. Пусть бабка подпишет, что она не против перевода. Мне пора переоформлять его документы.

От долгого стояния без движения руки Маканину слушались плохо. Она взяла листок и на прямых ногах пошла к своей куртке.

Это что же выходит? Сидоров официально еще не переведен из их класса? Значит, он вполне еще может не ходить на занятия в десятый, а оставаться у них!

В ее руках что-то захрустело – пальцы сами собой мяли переданную ей бумагу.

Правильно! Если согласия от бабки не будет, то Генку никуда не переведут – и конец всей истории.

Для верности она разорвала скомканный листок пополам и сунула обрывки в рюкзак. Лучше всего это заявление сжечь, чтобы и следа от него не осталось! А пока суд да дело, пока выяснят, что до бабки никакая бумага не дошла, столько времени пройдет, что никого никуда переводить уже не понадобится.

Олеся быстро оделась и выскочила на улицу.

– Быковский не проходил?

Вот уж не ожидала, что Курбаленко так надолго задержится. После звонка уже прошло полчаса!

– Не видела, – отмахнулась от нее Олеся, пробегая мимо.