Сергей Карпущенко - Тайна монеты Каракаллы Страница 17

— Неужели… там? — догадался Кошмарик, и по лицу его скользнула тень испуга.

— Да, там! — твердо сказал Володя. — Но мы уже пришли!

Свернув с одной улочки на другую, подростки подошли к тому страшному участку. Издалека было видно, что бетонные блоки не громоздятся, как прежде, вповалку, а лежат врытые в землю, создавая абрис фундамента. Ничто здесь теперь уже на напоминало прежнюю картину, но Володя по этому поводу печалиться не стал.

— Отлично! — сказал он, проходя на участок, на котором, к счастью, сейчас никто не работал. — Это то, что нужно! Вот и доски лежат! Эти доски в пять минут кладутся на фундамент, превращаясь в сцену!

— Прогибаться будут, — сказал Кошмарик, не веривший в то, что идея Володи будет доведена до конца.

— Не прогнутся, если положить их так и так — здесь их этот блок в середине поддержит. И вот вечером, часов в девять, а то не увидим физиономию душителя, мы устроим представление, устроим нашу «Мышеловку»! Все это под музыку! У меня есть кассета одной английской группы — там такой страшный, мистический рок! Мой магнитофон довольно мощный, будет громко! Жаль только, что световых эффектов нельзя организовать!

— Почему? Палок здесь полно, а смолу я разыщу. Сделаем факелы, штук десять, подожжем перед началом — так заполыхают, что атас!

— Да, факелы — это здорово! Очень к месту! Только много не надо, хватит и четырех! Но только где найти актеров?

Кошмарик, относящийся к идее Володи крайне скептически, все же увлекся проектом — так, от нечего делать. Поэтому он сказал, немного поразмыслив:

— Найду я тебе актеров. За мои бабки можно на вечер и из Питера, из самого большого театра заслуженных артистов вызвать. Ты пьесу-то написал? Или так, треплешься? Пока не прочту пьесу, артистов искать не буду.

Пьеса была написана Володей за один вечер. Еще пару часов потребовалось ему, чтобы переписать ее в четырех экземплярах — один для себя, а три — для актеров. На афишу, правда, времени уже не хватило, и пришлось ею заняться утром, и для этого подошел остаток обоев, которыми хозяйка оклеивала комнаты.

Когда Володя сел за рисование фломастерами афиши, Кошмарик снова улегся в любимый им гамак, где с видом знатока и мецената принялся за ознакомление с текстом «Пира Каракаллы». Вчитывался он в текст долго. Володя, сидевший за столом, видел, что другая прочел его раза три. Наконец Кошмарик изрек:

— Ну что ж, писатель, пьеса хорошая, можно сказать, крутая, правда, без наворотов. Но одного я не понял — где тут пир? Ты пьесу назвал «Пир Каракаллы», а у тебя никто ни куска не проглотил, ни одной рюмки не опрокинул. Не пойдет!

Володя стал было доказывать другу, что под словом «пир» подразумевается не застолье, а торжество, победа, что Каракалла празднует свою победу над убитым братом, не задумываясь о том, что и его ждет та же участь — зло порождает зло. Однако Кошмарика такие вити еватые объяснения не устроили.

— Нет, господин писатель, не пойдет! Кто придет на твою пьесу? Какой артист станет иг рать в ней? Ты нашего народа, то есть пипла, не знаешь — ему все ясно нужно писать. В общем, я артистов звать не буду, пока ты название не переменишь!

— Ленька, да нам главное — имя Каракаллы в афише указать! А пипл, это ты напрасно, у нас совсем не такой дурак. Да и из текста пьесы понятно, что Каракалла празднует кровавый пир.

Однако Кошмарик проявил настойчивость, и Володе пришлось заменить «Пир» на «Победу», что он сделал скрепя сердце. Но вот все было готово. Афиша оказалась совсем даже ничего, броская и привлекательная. Володя даже умудрился изобразить на обоях Каракаллу, протягивающего к горлу брата руки с растопыренными, как прутья на худой метле, пальцами. Кошмарик взглянул, улыбнулся и похвалил работу. Взяв три экземпляра текста и афишу, друзья вышли за ворота дома. Нужно было повесить афишу и, как обещал Ленька, по дороге найти подходящих людей на роли.

Рядом с магазином, в котором торговали продуктами и спиртным, на скамейке сидели мужики. Подперев подбородки кулаками, они молчали, и по всему было видно, что они мучаются от похмелья.

— Ну вот они, актеры! — усмехнулся Кошмарик, направляясь к сидящим, но Володя дернул его за рукав:

— Ты с ума сошел? Алкашей в мою пьесу пригласить собираешься? Опозорить хочешь?

— А ты что думал, я тебе из большого питерского театра заслуженных артистов доставлю? Нет, братец! Придется взять то, что само в руки идет. Ничего, наш пипл очень талантливый, да и нужны они нам только, чтобы имя Каракаллы твоего прозвучало! Или ты передумал?

Подрулив к мужикам, Кошмарик приветствовал их следующим образом:

— Ну что, бухарики-сухарики, поди, подлечиться-то охота?

Один бухарик, сдвинув повыше кепку, козырек которой до этого защищал его глаза от солнца, лениво спросил:

— А что, добрый человек, помочь нам можешь? Или так, зазря языком треплешь?

— Не зазря, господин бухарик, не зазря. Хочу подлечить ваши души, мужики, потому как есть у меня к вам дело, а с больными, напряжными людьми мне говорить влом.

У мужиков забегали глаза: от такой нежданной щедрости они давно отвыкли, а Кошмарик, вынув из бумажника полста рублей, протянул их бухарику, который был менее синим, чем другие, и наставительно сказал:

— Здесь на батл водки и на легкую закуску хватит. А потом поговорим…

Через пять минут на скамейке уже царило веселье. Звенели добытые бог весть где стаканы, резались двести граммов дешевой колбасы, хрустел хлеб. Чтобы перестать быть людьми «напряжными», мужикам хватило и по полстакана, а потом один из них, наверное обладающий авторитетом, а также багровым кровоподтеком под глазом, спросил у Кошмарика:

— Слушай, шеф, а ты чего такой добрый, а? Поди, хочешь, чтобы мы тебе услужили? Может, замочить кого надо?

Володя смотрел на пьянчужек с едва скрываемым отвращением, а уж когда «синяк» спросил такое, готов был бежать без оглядки. Кошмарик же ответил «синяку» серьезным тоном:

— Точно, угадал. Замочить мне нужно одного человечка, только одному из вас придется мочить своего другана.

— Ты чего пургу метешь, старик? — испугался другой «синяк». — Мы своих не трогаем. Если хочешь, отмашем кого другого. Только укажи, да и еще на бутылку подкинь. Что, обидел тебя кто-то здесь, на Вороньей? Мы всех знаем!

— Так, кореша, — стал еще более серьезным Кошмарик, — трепаться мне с вами некогда. Слушай меня внимательно. Замочить нам друг друга придется, то есть задушить, только сделаете вы это в спектакле. Не согласны, я других артистов найду.

Лица бухариков тут же стали значительными и важными — их приглашали стать артистами, значит, они в этом скверном мире что-то еще стоили.

— Шеф, ты дельные вещи предлагаешь, — сказал «синяк». — Ты что, режиссер? Расскажи поподробней о спектакле.

— Нет, режиссер вот этот парень, а я только продюсер. Сечешь? Ну, Вольдемар Вольдемарыч, — обратился Кошмарик к другу, — расскажи господам бухарикам о представлении.

Деваться было некуда, и Володя, преодолевая отвращение, объяснил мужикам, что за спектакль, где и когда он будет поставлен. К великому его изумлению, даже пьянчужки слушали с величайшим вниманием. Некоторые даже задавали уточняющие вопросы. Для пущей важности, — хотя это было излишне, — Володя развернул и показал мужикам афишу, предложив:

— Хотите, я укажу в ней фамилии тех, кто будет играть в спектакле. Мне, собственно, нужны три человека.

Сразу же поднялся шум. Хмель уже успел дойти до самого нутра бухариков, и они принялись выяснять, кто какую роль будет играть. Всего их было пятеро, так что предстояло решить, кто же попадет в спектакль. Для начала они выяснили, сколько получат актеры, и Кошмарик пообещал им по тридцать рублей, хотя раньше собирался дать по полета каждому. Узнав о столь крупном вознаграждении, мужики зашумели еще громче, из магазина вышла продавщица и велела им перестать орать или немедленно убраться. И тут Володя приступил к своим режиссерским обязанностям. Он решительно заявил, что сам отберет актеров, и все замолчали.

Выбирал он артистов исходя из следующих соображений: Каракаллой должен быть мужик с самым отвратительным лицом, для Геты, его брата, подойдет алкаш с благообразной физиономией, а уж чтецом в прологе и эпилоге должен стать обладатель самого солидного лица. Об актерских способностях бухариков Володя не задумывался.

Подыскать Каракаллу было проще всего — нм стал мужик с багровым синяком, и счастье залило его сизоватое лицо, когда он понял, что ему придется хоть на двадцать минут перевоплотиться в императора. На роль Геты Володя выбрал самого юного члена пьющей компании. Парень тоже был рад, хотя перспектива быть задушенным его не слишком прельщала, и он сразу заявил «синяку» — Каракалле, чтобы тот душил его полегче, что ему и было обещано. Трудней всего оказалось выбрать чтеца. Умных лиц в компашке не наблюдалось, поэтому Володя просто-напросто попросил оставшихся произнести по строчке из текста. Те очень старались, но из трех человек в труппу Пыл зачислен лишь один, с самым низким, густым басом.