Валерий Гусев - Великий жулик Большой папа Страница 3

Поезд все однообразнее стучал колесами. За окнами вагона – все та же однообразная степь. Иногда только покажется в солнечном мареве какая-нибудь далекая станица, где в белых домиках под зелеными деревьями живут себе кубанские казаки и кубанские казачки. Со своими казачатами.

Станица покажется, медленно развернется и постепенно исчезнет вдали. А мы едем и едем дальше…

Этот экспериментальный «скоростной» поезд только время от времени набирал свою скорость, а в основном неспешно постукивал на стыках и делал такие частые остановки, что Алешка со смешком шепнул мне как-то: «Вроде собачки, которая целый день на улице не была, у каждого столба лапку задирает».

Очень похоже. Поезд останавливался на каждой станции, на каждом полустанке и даже на дачных платформах. И машинист с помощником обходили весь состав, снимали показания всяких приборов, заносили их в путевой журнал и докладывали начальнику. Начальник изучал эти данные и давал отправление. И мы ехали дальше…

Мама либо разгадывает длинный кроссворд, либо не сводит глаз со своего кактуса. Папа не сводит глаз со своих газет, которые ему приносит симпатичный начальник поезда Юрий Иванович. Мы с Алешкой лениво валяемся на верхних полках, уже все бока отлежали. Алешка со своей высоты заглядывает в мамин кроссворд, я – в папины газеты.

– Воинское звание адмирала Нельсона, – задумчиво произносит мама.

– Старший сержант, – с усмешкой подсказывает папа.

Алешка хохочет, мама обижается и, закусив губу, вписывает в клеточки: «Адмирал».

– «Обмирал», – поправляет Алешка. – Перед боем.

– Сам ты кактус! – опять обижается мама. – Колючка вредная.

А я их уже не слушаю, меня привлекла заметка в папиной газете. Я изо всех сил свесился с полки и стал ее читать, не отрываясь.

Заметка называлась «Фальшивомонетчики». Майор милиции А. Тарасов рассказывал в ней о том, что правоохранительные органы обнаружили подпольный цех по изготовлению фальшивых долларов. В этом цехе работали цветные принтеры и день и ночь печатали стодолларовые купюры. «К сожалению, – сообщал майор, – нам не удалось задержать организаторов преступления, им удалось скрыться, и они объявлены в розыск, но от наказания не уйдут». Дальше он пояснил, что задержанные операторы – какие-то бедные студенты – признались, что напечатали огромное количество фальшивой американской валюты. Но куда эта валюта исчезла, объяснить не смогли. Или не захотели. «Есть сведения, – завершал заметку майор А. Тарасов, – что вся партия отправлена по железной дороге. Наши сотрудники взяли под контроль все поезда южного направления. На розыск этих фальшивых долларов брошены все наши силы».

«И наши силы – тоже», – подумал я.

– Дим, свалишься, – предупредил меня папа, поднимая голову. – Зачитался…

– Пап, как ты думаешь, куда они дели эти доллары?

– Вывезли куда-нибудь, в другие края.

– Чтобы спрятать?

– Почему спрятать? Продать кому-нибудь.

– Во они влипнут! Покупатели эти.

– Ничего они не влипнут. Они же знают, что покупают фальшивки.

Я чуть в самом деле с полки не упал. И Алешка тоже.

– Они что, дураки? – спросил он.

– Далеко не дураки, – усмехнулся папа.

И он нам объяснил.

Предположим, я напечатал миллион фальшивых долларов. И продал их Алешке. Примерно за треть цены. А Лешка собирает большую команду одноклассников, раздает им доллары и посылает их обменивать на рубли. Причем в таких местах, где наивные люди не смогут разглядеть фальшивки. А поступающие рубли Алешка обменивает в банке уже на настоящие доллары. Не слабо? Конечно, миллион он не наберет, какие-то фальшивки кто-нибудь да распознает, но все равно сумма получится громадная.

– Глупость какая-то, – сказал мне Алешка. – Пошли лучше гулять.

– Это называется «гулять», – проворчала мама, – шляться по вагонам.

– А больше им негде шляться, – заступился за нас папа.

Шляться по вагонам – наше единственное, кроме чая, развлечение. И, надо сказать, неплохое. Всегда либо попробуешь что-нибудь вкусненькое, либо узнаешь что-то новенькое.

Вообще же мы все больше привыкали к нашему поезду. Обживались, знакомились. Он скоро стал казаться нам многоквартирным домом на колесах со своими жильцами, у которых были свои проблемы.

И все жильцы-пассажиры эти проблемы знали и иногда все вместе участвовали в их решении. Только Кланя и Гриня, отгородившись своим багажом, занимались лишь своими проблемами. У них даже в туалет выйти – и то проблема. Они сидели в своем купе, как в осажденном городе. И время от времени остальные жильцы милосердно просовывали в щели между коробками то бутылку воды, то пачку печенья.

В общем – дом как дом, среди степей. Несется куда-то вдаль. Но если глубоко задуматься, то и обычный дом, без колес, тоже не стоит на месте. Он тоже мчится вперед. Пусть не в пространстве, но во времени – уж точно.

Я даже высказал эту мысль папе. Он внимательно посмотрел на меня и как-то двусмысленно похвалил:

– Ты здорово поумнел. Я и не заметил.

Мне это показалось обидным. Как это так – незаметно, что человек здорово поумнел! Внутренне, значит, поумнел, а снаружи – дурак дураком остался?

А папа продолжил:

– Да, Дим, все мы живем в одном доме. И поэтому надо соблюдать в нем нравственную чистоту.

– Правильно! – горячо подхватил Алешка. – А то вон в пятом подъезде…

– Где, где? – не понял папа.

– В пятом вагоне, в шапито этом, – поправился Алешка. Он уже так освоился в нашем «скором» доме на колесах, что по городской привычке вагоны стал называть подъездами, а купе – квартирами. Если дальше так пойдет, то начальника поезда он станет домоуправом величать. А проводницу Лельку – старшим по подъезду.

– А что там, в пятом подъезде… то есть вагоне? – уточнил папа.

– А то! Окурки в окна бросают, банки из-под пива.

– Странно, – задумался папа.

И я тоже. Странно. Ведь в этом таинственном вагоне – всего одно служебное купе, а все остальное – багажное отделение. А окурки – Алешка прав – изо всех окон летят. Кто же их бросает? Трапеции и батуты?

– Когда будете шляться по подъездам… – посоветовал папа. – По вагонам то есть, скажите об этом начальнику поезда, он наведет порядок.

Ну вот, мы теперь в нашем доме – общественность, за порядком будем следить. А там, глядишь, нам и щетки выдадут. И рабочие халаты.

Но к начальнику мы зайдем обязательно. И вовсе не из-за окурков. Мы к нему вообще чаще всего заходим.

Глава III

МОРСКОЙ ГНОМ

По пути в первый вагон мы кое к кому заглянули, с кем-то поздоровались, кое-кого на цыпочках обошли. Например, ту тетку в зеленых брюках, которую Лешка кактусом уколол.

Но она нас в этот раз подкараулила. Когда мы тихонько пробирались мимо ее «квартиры», дверь вдруг раскрылась, и тетка внимательно посмотрела нам вслед. И вдруг сказала Алешке доброжелательно, со смешком:

– Мальчик, у тебя шорты сзади лопнули.

Алешка машинально прикрыл руками попу, но не обиделся: оценил юмор.

– А из вашей квартиры, – ответил он не без намека, – все время конфетами пахнет.

Это в самом деле так. Дверь в восьмое купе всегда была чуть приоткрыта и оттуда тянуло каким-то сладковатым, приторным запахом. Какой-то косметикой.

– Это не конфеты пахнут, – вздохнула тетка с сожалением. – Это цветы. Я везу их в Светлорецк на выставку. Но и конфеты найдутся. Заходите как-нибудь вечерком.

– Спасибо, – ответил я. – Обязательно. Мы любим цветы.

– И конфеты, – строго добавил Алешка.

Тетка засмеялась и скрылась в своем купе.

А мы пошли дальше, по своим делам. К начальнику нашего многоквартирного поезда.

Он нам очень нравился. Начальника я имею в виду.

Когда он снимает свою форменную фуражку, то становится похожим на доброго сказочного гнома: посреди головы – розовая лысина, окруженная седыми лохмами, густая седая борода и румяные щеки, словно яблочки. И почему-то из-под кителя виднеются порой полоски тельняшки.

– Морской гном, – как-то сказал Алешка.

Что он имел в виду? Его не всегда сразу поймешь. Но чутье на хороших людей у Алешки, как у умной собаки, – никогда не ошибается.

Нравится нам начальник поезда Юрий Иванович. А его купе нравится еще больше.

Оно – особенное. Как бы из двух обычных сделанное. Просторное такое, непривычное. И чем-то неуловимым напоминает каюту капитана на большом океанском корабле. Узенькая койка, всегда аккуратно заправленная; диванчик с подушечкой; столик, на котором все время пыхтит и пускает дым в окошко забавный походный самоварчик, затейливо сделанный в виде старинного паровозика.

На перегородке висят стенные часы в виде корабельного штурвала и картинка из журнала, на которой рассекает пенистые валы стальной красавец крейсер. А рядом – смутная такая, старая фотография мальчугана в пилотке и военной форме, с настоящим автоматом на груди. За его спиной видна какая-то стальная громада на колесах и с пушками, торчащими из нее во все стороны.