Кирилл Кащеев - Миссия супергероев Страница 4

– Еще чего, – слегка перетрусив, все-таки пробормотала Катька. – Я его первая взяла. – И на всякий случай попятилась, готовая улепетывать под защиту охранника.

– Говорю – отдала быстро! – рыкнул злобный дядька, шагнув к ней.

Сзади снова раздался грохот, мимо Катьки что-то просвистело… и, коротко вильнув, ее обогнула груженая магазинная тележка… с конфетами и хлебом.

– Оставь девчонку в покое! – один тощий мужичок с тележкой скомандовал второму. – Тебе воды мало, так пивом догонимся! – И обе телеги – та, что с колбасой и печеньем, и та, что с конфетами и хлебом, ринулись опустошать пивные ряды.

Катька ошалело поглядела им вслед, перевела взгляд на бутылку с лимонадом в одной руке и на батон, зажатый в другой. Ох, и выскажут ей сыщики, если им придется лимонад одним хлебом заедать! Ладно, вместо чипсов она возьмет сухарики… и еще сыр. Наскоро все это похватав, Катька побежала к кассе.

Мимо нее пронеслось что-то здоровенное – как космический корабль или электровоз. Тележка, нагруженная так, что бутылки и упаковки громоздились горой, пролетела мимо девчонки и тормознула у кассы. Следом, издевательски вильнув перед самым Катькиным носом, просвистела вторая. Оба тощих дядьки, нервно поглядывая на часы, принялись вываливать свои покупки на транспортер. При ближайшем рассмотрении они уже не казались такими одинаковыми. Просто оба – в похожих темных куртках, оба худые и оба, как сказала бы Кисонька, «средних лет и неприятной наружности». А Катька просто определила их как противных.

Тот злобный дядька, что пытался отобрать у Катьки воду, водрузил на транспортер последнюю бутылку. Под тяжестью покупок движущаяся лента начала засекаться.

– Вы что, на полк солдат набрали? – пробормотала кассирша, напуганная высящейся над ней горой продуктов.

– Ага, на полк! – неожиданно весело подмигнул злобный. – На батальон! – захихикал он. – Не, на боевой орудийный расчет, во! – И он согнулся пополам, хохоча над понятной только ему одному шуткой и демонстрируя всем окружающим украшавшую его макушку круглую лысину.

– Заткнись! – прошипел его товарищ, пихнув веселившегося дружка в бок. Его угрюмую, изрытую пятнами от застарелых прыщей физиономию (Катькина мама называла такие морды «репанными») перекосило, словно от нервного тика. Он поглядел на товарища колючими, как два буравчика, глазами.

Катьке стало страшновато. Не хотела она, чтобы кто-нибудь так на нее смотрел!

– Не обращайте на него внимания, девушка, у него бывают припадки, – одаривая Лысого еще одним зверским взглядом, процедил дядька с репанной мордой. – Выбивайте поскорее, мы спешим.

Девушка затрещала кнопками кассы, а парочка с тележкой нетерпеливо переминалась рядом, то и дело косясь на часы. И только когда из прорези аппарата выполз длинный, как змея, чек, оба вздохнули с облегчением. Ухватили свои телеги и мимо ячеек с вещами торопливо покатили их к выходу.

– В первый раз вижу, чтобы столько набирали, – пробормотала кассирша. – За оптовыми закупками обычно в дискаунтер идут. Приезжие, что ли?

Не отвечая, Катька лишь нетерпеливо качнула головой, выглядывая в толпе заинтересовавшую ее парочку. Наскоро расплатившись, девчонка подхватила кулек с продуктами и со всех ног рванула следом. Чтобы тут же затормозить и еще на всякий случай спрятаться за тетенькой, разбиравшей у стола свои покупки.

Лысый остановил свою тележку и совершенно зачарованными глазами уставился на… восседавшего за прозрачной дверцей неподвижного и невозмутимого Евлампия Харлампиевича.

– Какая классная игрушка! – разглядывая гуся, восхищенно протянул Лысый. – А дверцу запереть забыли, – с удовольствием добавил он и направился прямиком к Катькиной ячейке.

– Стой, идиот! – прошипел Репанный. – Нас и так тут запомнили. Рашид тебе устроит!

– Рашид мне спасибо скажет, – фыркнул Лысый. – Нам ведь ее долго держать, верно? Обязательно какой-нибудь «плюшевый мишка» нужен.

Катька тоже тихонько фыркнула – слишком уж хорошо она себе представляла, что произойдет дальше. Увидев приближавшегося к нему человека, Евлампий Харлампиевич замер вовсе. Даже его длинная шея не двигалась, будто и впрямь была пластмассовой, а глаза вперились в пустоту, словно стеклянные.

– Мягонькие, как настоящие, – Лысый запустил руки Евлампию Харлампиевичу под перья. На его лице расплылась восхищенная улыбка. – Где ж это таких классных делают? – прошептал он, вынимая закаменевшего Харли из ячейки. Он повертел гуся в руках, отыскивая матерчатый «хвостик» лейбла. – Надо же, как живой! – восторженно прищелкнул языком он и зачарованно уставился в черный круглый глаз гуся.

Все так же не дрогнув и перышком, «игрушка» вдруг раскрыла ярко-красный клюв и зашипела Лысому прямо в физиономию. У того глаза распахнулись широко-широко, выкатились, готовые свалиться с побелевшего лица. Он открыл рот – и заорал. Человек и гусь замерли нос к клюву – один вопил, второй шипел.

Гусю надоело первому. Длинная шея выпрямилась, как атакующая кобра, и широкий гусиный клюв долбанул мужика прямо в глаз. Лысый разжал руки и попятился, визжа и закрывая ладонями ушибленный орган зрения. Евлампий Харлампиевич плюхнулся на пол, но даже не подумал сматываться. Наоборот. Тут же провел фирменную «подсечку Харли» – со всей силы долбанул клювом противнику по коленке и дернул его за штанину. Человек вскрикнул и всей своей массой грохнулся об пол. Распахнув крылья, Харли встал в любимую боевую стойку и зашипел. Вид у гуся был до невозможности грозный.

Противник с трудом поднялся на четвереньки и целым глазом неверяще уставился на гордую птицу. Так можно глядеть разве что на любимого плюшевого мишку, когда тот вдруг отрывает головы всем куклам Барби, разбивает любимую мамину статуэтку балерины, крутящуюся на одной ножке под попурри из «Лебединого озера», а в довершение разгрома решает накакать посреди чистенькой детской комнаты. А главное – доказать родителям, что во всем виноват мишка, не удастся! Поэтому… Надо бежа-а-ать!

– Куда? – завопил вслед улепетывающему Лысому его сотоварищ. – Телегу возьми!

Но затираненный гусем приятель даже не оглянулся. Репанный ухватил обе тележки и рысью рванул мимо грозно растопырившего крылья гуся на выход.

Катька проскользнула у него за спиной, подхватила гуся:

– Молодец, Евлампий Харлампиевич, умница какой! – поглаживая его по длинной шее, ласково прошептала она. Выхватила из ячейки свой рюкзачок и, колотя себя по ногам кульком с продуктами, помчалась к выходу. Вихрем вынеслась за двери и замерла на продуваемой ветром площадке. Из ряда автомобилей вырулил заляпанный грязью серый фургончик и стартовал с площадки, рыча мотором так злобно, что Катька была уверена – побитый гусем Лысый сидит именно в нем. На парковке остались две брошенные опустевшие тележки.

Глава 3. Детское похищение

Пока девчонка выслеживала странных мужиков, совсем стемнело. Она замешкалась у выхода, не зная, идти по улице или опять проходными дворами, куда по темноте она обычно не совалась. Падавшие из окон квадраты света делали черноту вокруг еще гуще, и Катька прямо чувствовала, как в углах затаилось что-то… что-то… Ну очень страшное!

Но сейчас путь по улицам казался еще страшнее. А вдруг серый фургон тоже где-нибудь затаился и будет мстить гусю за нанесенные обиды и понесенные увечья? Не-ет, Евлампию Харлампиевичу она пропасть не даст!

Обреченно вздохнув, Катька подняла гуся на руки и свернула во двор. Испуганно остановилась. Ни одно окно не светилось. Приземистые коробки старых домов стояли черные и мрачные и жутко пялились на Катьку темными озерами слепых окон. Черный двор казался громадной распахнутой пастью. Ступи в сплошной мрак – гигантские зубы клацнут, и Катька навеки канет в непроглядную тьму. Вместе с гусем, лимонадом и сухариками. И даже колбасы от них не останется!

«Спокойно, спокойно!» – мысленно твердила себе Катька. Ничего страшного не происходит, просто в домах нет света, отключился. Она пройдет, и ничего с ней не случится, никакой пасти там тоже нет…

Катька попыталась сдвинуться с места, но ноги не шли. Они были словно сами по себе, головы не слушались и, кажется, были категорически уверены: может, чего-то и нет, а жадная пасть во мраке точно есть!

Катька жалобно оглянулась назад, на освещенный отблесками уличных огней проход – лучше ей вернуться…

Обморочная, страшная слабость окатила ее с ног до головы. Стало трудно дышать. Прямо за спиной, катясь тихо и неслышно, ехал знакомый заляпанный грязью фургон. Тупая железная морда с погашенными фарами нависла над девчонкой и, казалось, ехидно ухмылялась железным оскалом бампера. На ватных ногах Катька отступила назад, упершись спиной в стену…

Прикосновение холодного бетона привело ее в чувство. Катька рванула вдоль дома к лазу между гаражами, со всей силы прижимая к себе притихшего Харли. Послышался звук мотора – словно серый фургон зарычал ей вслед – и все так же неторопливо и неумолимо покатил следом.