Вадим Селин - Страхи из новой коллекции Страница 4

Мы разочарованно вздохнули, с тоской посмотрели на море и поплелись к багажнику автобуса. Взяли свои вещи и пошли за Настей.

— Просто Настя! — крикнул Женька, и по нашей многоголовой компании пронеслись смешки. Все поняли, что «Просто Настя» — отныне прозвище этой девушки на все лето. — А когда мы купаться будем?

Просто Настя резко развернулась и зловеще сказала:

— Никогда. Теперь я вас отсюда не выпущу. Вы — пленники лагеря…

Наступило тяжелое молчание. Все переглянулись. Мне стало как-то неприятно, желудок скрутило…

Тут вожатая залилась смехом и, чуть не падая на грядку огурцов, спросила:

— Классная шутка, да? Я долго ее репетировала, целую неделю! Все люди такие предсказуемые, я была на сто процентов уверена, что кто-нибудь да и спросит, когда будем купаться.

Смеясь над собственной шуткой, Настя махала на лицо ладонями с растопыренными пальцами, высушивая выступившие от смеха слезы, и долго еще приговаривала: «Ой, шутка — супер!»

— А вообще, если серьезно, все зависит от вас, — перешла Просто Настя на деловой тон. — Чем быстрее разложите вещи, тем скорее ознакомитесь с правилами пребывания в лагере, и мы пойдем на мор-р-ре!

Думаю, не надо говорить, что после такого заявления мы с утроенной скоростью пошли за Настей.

В доме на окнах висели прозрачные шторки, на паркете лежали небольшие коврики с абстрактными рисунками, в горшках буйно росли цветы…

— В каждую комнату селятся по два человека, — произнесла вожатая. — «Женские» комнаты на втором этаже, «мужские» — на третьем. Комнаты и компанию выбирайте по своему усмотрению.

— Хоросо устроено, — одобрила девчонка в очках, — зенсины долзны проходить меньсе ступенек, чем музсины, меньсе подвергаться нагрузкам. Мы — прекрасные создания…

Женька скептически на нее посмотрел, но ничего не сказал.

— А мозно домой позвонить? — спросила очкастая. — Сказать родителям, сто хоросо, пости безо всяких происсествий доехала — если, конесно, не сситать того, сто меня суть не застрелили.

На лицо Насти, покрывшееся неровными красными пятнами, легла тень.

— Нет, пока что позвонить нельзя. Меняют телефонную проводку…

— Да? Ну ладно… — разочарованно произнесла девчонка.

— Кто хочет — может сходить на почту и дать телеграмму, — подсказала вожатая.

Но никто на почту тащиться по жаре не захотел, и мы решили, что позвоним родителям, когда починят проводку или когда купим новые сим-карты. Оказалось, что здесь была местная связь, и наша прежняя связь тут не действовала.

Мы с Женькой и еще несколько парней поднялись на третий этаж.

— Ты будешь жить в этой, просторной комнате, — подмигнула мне Настя и отвела в конец коридора.

По-видимому, она ознакомилась с «делом» каждого. Но откуда она узнала, как я выгляжу? В истории болезни же нет моей фотографии…

— Классную комнату выбрал, — кивнул Женька, осматривая помещение.

Комната и в самом деле была хорошей — большой, светлой. И страха перед ней у меня не было…

После того как были разложены вещи, мы собрались в столовой на первом этаже. Выяснилось, что с Любой — именно так звали очкастую, никто не захотел жить. Она стояла и то и дело фыркала, показывая, что не очень-то этим и обижена.

— Так, а почему Люба одна? — нахмурившись, спросила Настя.

— Вы же сами сказали, что каждый выбирает компанию по своему усмотрению, — выкрикнул кто-то. — А Люба — зануда, и с ней жить никто не хочет.

— Я тебе сейсяс дам — зануда! — возмутилась Люба, высматривая в толпе обидчика и закатывая рукава.

— Ладно, Люба будет жить со мной, — пресекла конфликт Настя.

— Нет уз, я буду зить одна, — отказалась Люба.

— Ну, как хочешь, — пожала плечами вожатая.

Потом нам рассказали, как себя здесь вести. Главным правилом было — никаких правил. В лагере не было запретов, наказаний, но существовало одно условие — что бы ни случилось, каждый день в десять утра, в три дня и восемь вечера мы должны находиться в лагере и заниматься в группе. Все остальное время могли быть где угодно. И еще Настя попросила, чтобы мы не оставляли на тарелках еду, чтобы все съедали до последней крошки. Объяснила это тем, что повар очень ранимая и, если увидит, что ее стряпню не едят, обидится и разревется…

— Мы стремимся к сплочению, дружбе, доверию, — говорила Настя, сидя во главе стола. По правую и левую стороны от нее сидели мы. — Ну а теперь, если вы не против, у меня к вам дело.

— Ну вот, — протянула Люба, — а говорили: никаких обязанностей!

Все подхватили ее замечание и на разные лады принялись выражать свой протест. Кто-то свистел, кто-то улюлюкал, кто-то стучал ложкой по стакану.

— Вы сначала послушайте, а потом возмущайтесь, — улыбнулась Настя. — Дело такое: мы должны до отвала наесться и отправиться на морскую прогулку. У причала стоит теплоход «Две сосны», который принадлежит нашему лагерю. По вечерам, когда стемнеет, мы включаем освещение, и теплоход сияет разноцветными огнями гирлянд. Это так красиво, словами не передать! Особенно классно смотрится, когда переливающийся огнями теплоход подплывает к берегу. Вода отражает огни… Так вот, если вы не против, предлагаю устроить пир в открытом море на теплоходе, который отправляется через полчаса.

Мы повскакивали с мест, нас переполняли радость и счастье! Действительно, это не лагерь, а какое-то чудо! Мне тут нравится!

— Но у меня к вам еще одно дело… — продолжила Настя, удовлетворенно наблюдая за нашей реакцией.

— Ну вот, я зе говорила, без подвоха тут не обослось! — Люба подняла вверх палец, мол, вы смеялись надо мной, а я права.

— Дело такое: в открытом море, после пиршества, устроить дискотеку! Гулять так гулять! Отметим ваш приезд!

Быстро переодевшись в плавки и купальники, мы помчались на причал. Всем хотелось поскорее оказаться на теплоходе, рассекающем морские просторы! Настя говорила, что часто рядом с теплоходом плавают стаи дельфинов, и у нас будет возможность их сфотографировать! Кроме того, на теплоходе есть бассейн, в котором нам дозволено купаться до посинения, но и это еще не все. У кого хватит смелости — тот может надеть на себя спасательный жилет и поплавать в открытом море!

— Убойный лагерь, да? — сказал Женька, покупая мороженое себе и мне.

— Да, — подтвердил я, — но как-то странно: почему-то, кроме Просто Насти, никого в доме нет. Только мы и она. Где все остальные? Не может же такое быть, чтобы нами командовала лишь одна Настя…

— А почему нет? Лагерь же необычный, — оптимистично сказал Женька, напяливая на нос ультрасовременные очки от солнца с бесцветными стеклами.

— Да, необычный, — кивнул я, разворачивая вафельный рожок, политый сверху карамелью и присыпанный орешками.

Хоть лагерь мне и нравился, но вместе с тем почему-то внушал неуверенность, какое-то сомнение и даже панику. Что-то в нем было не так, слишком уж все хорошо складывалось… Не бывает рая на земле, не бывает…

А насколько лагерь необычный, в этом мы смогли убедиться очень скоро.

Веселье царило на теплоходе! Мне было так хорошо — не передать словами, это надо чувствовать!

Представьте: лето, вы стоите на палубе теплохода, который идет в открытое море, солнце припекает спину, брызги соленой воды обдают вас, и вы счастливы! Так счастливы, как никогда! Я и был счастлив и… напуган. Тем, что все так хорошо. Что-то непонятное и странное было во всем этом.

Видели бы вы, с какой завистью смотрели на нас отдыхающие, когда мы садились на теплоход «Две сосны»!

Я стоял у борта, смотрел в синюю даль — море сливалось с небом — и держал в руке стакан холодного фирменного лимонада «Две сосны». На мне были надеты только короткие синие шорты.

— В таком классном лагере я еще не был. — Голос Женьки раздался совершенно неожиданно.

Я обернулся. Новый знакомый стоял передо мной.

— А я вообще в лагере первый раз, — отозвался я.

— Правда? — удивился приятель. — А сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— Мне тоже! Я в лагере уже сто раз был, но в таком клевом — никогда!

Вдруг по моей спине пробежал холодок, а живот скрутило… Я выпустил стакан из руки. Тонкое стекло разбилось на тысячу осколков. Мне казалось, что в животе сидит ледяная лягушка и просится наверх.

Внезапно все прекратилось.

— Что это с тобой? — с тревогой спросил Женька. — Морская болезнь?

— Да нет… У меня нет морской болезни… Сам не знаю, что происходит…

— А ну, поподробнее, если можно, — попросил Женька и уселся на бортик.

— Упадешь!

— Не, я крепко держусь. Так что с тобой такое? Ты вялый какой-то. Может, на тебя так дорога повлияла?

— Может… А может, и нет. У меня на душе неспокойно. Знаю, что надо веселиться, отдыхать, — и не могу. Остаюсь наедине с самим собой — и тревога наваливается.