Анна Кальма - Дети горчичного рая Страница 41

– Очень красивое, – сказал Василь, не поднимая глаз и краснея. – Так мы сейчас пойдем?

– Да. А ты почему без костюма? – спохватилась вдруг Нэнси. – Ведь ты хотел нарядиться ковбоем.

– Расхотелось что-то, – неохотно отвечал Василь. – Я решил идти как обычно. – Он быстро одернул свою простую синюю куртку.

Нэнси, уловив на лице друга какую-то беглую тень, не расспрашивала больше, почему он не захотел надеть костюм ковбоя, и Василь облегченно вздохнул: как объяснил бы он девочке, что костюмироваться, когда все его друзья отстранены от участия в празднике, у него не хватило ни духу, ни желания. Только успех Чарли на гонках, которые должны были происходить в конце дня, еще интересовал Василя. Не будь этих гонок да еще желания увидеть Нэнси, Василь, по всей вероятности, остался бы дома.

К счастью, мысли Нэнси уже перепрыгнули на другое:

– Был ты у Чарли? Ну как он? В форме? Надеется на победу?

Василь кивнул.

Сегодня чуть свет он и Джой Беннет явились к Чарли. Вместе еще раз выкатили на пустырь и осмотрели со всех сторон «Серебряную свирель», почистили замшей, проверили приборы. Машина выглядела великолепно. Гонщик тоже был вполне спокоен и уверен в себе. Он показал двум друзьям забрызганную кляксами, безграмотную записку, которую накануне вечером мать его нашла приколотой к двери. «Если хочешь сберечь свою шкуру, черномазый, не показывай носа на гонках, – гласила записка. – Иначе тебе несдобровать».

Конечно, Чарли только посмеялся над этой грязной бумажонкой, а Салли сильно встревожилась и не спала всю ночь. Она умоляла Чарли отказаться от участия в гонках, но сын и слышать об этом не хотел.

– Это всё проделки Мак-Магона, Мэйсона и компании, – сказал он. – Не страшны мне их угрозы! Они приятели Мэрфи и хотят ему удружить, чтобы главный конкурент сошел с дорожки. Только им не удастся меня запугать!

Он решил, что посмотрит начало праздника, а после вернется домой и будет ждать грузовик, который из мэрии должен приехать за ним, как и за всеми участниками гонок, и вывезти его машину на старт, к холму Надежды. Туда к пяти часам соберутся судьи состязания, зрители и болельщики со всего города.

Все это Василь наскоро рассказал Нэнси. Услышав о записке, девочка тоже встревожилась.

– Ох, боюсь, как бы они не подстроили Чарли какую-нибудь гнусность! – вздохнула она. – Эти парни способны на все… Они давно грозились, что не позволят негру защищать спортивную честь нашей школы.

– Мэрфи всю последнюю неделю шатался вокруг пустыря, – сказал Василь. – А его менеджера Дика – знаешь, такой рябой – я позавчера изловил возле самого гаража. У него оказалось с собой шило. Ну, я хорошенько отблагодарил его за посещение, он еле ноги унес.

– Вот видишь! – воскликнула Нэнси. – Недаром я беспокоюсь. Ох, не случилось бы какого несчастья! – Она секунду подумала. – Знаешь что? Я дам Чарли мой амулет. Он принесет ему счастье и охранит от всякого зла.

И Нэнси принялась лихорадочно рыться в стенном шкафу. На пол полетели какие-то книжки, тетради, ленты, искусственные цветы…

– Нэнси, что ты делаешь, несчастная девочка! – раздался вопль, и Маргрет ворвалась в комнату. – Ты растрепала роли, которые мне надо учить! Выбросила все мои вещи!

– Мамочка, не сердись, я ищу мой амулет. Хочу дать его сегодня Чарли Робинсону, чтобы он победил на гонках… Ах, вот она! – И Нэнси с торжеством вытащила из недр шкафа маленькую стеклянную собачку. – Я дам ее Чарли, она непременно принесет ему счастье!

Собачка была искусно сделана из лилового стекла. На шее у нее красовался тонкий бронзовый ошейник с висящей жемчужиной вместо колокольчика, а вместо глаз – маленькие блестящие камешки. Вид у собачки был очень гордый, как будто она знала, какое важное значение ей придается и какую серьезную задачу ей поручают.

Нэнси протянула собачку Василю:

– Правда, прелесть? Я всегда даю ее маме, когда у нее ответственная роль в спектакле. И никогда еще не случалось, чтобы с собачкой мама проваливала роль.

Маргрет хотела что-то ответить, но в это мгновение зазвенел звонок.

– Это, наверно, опять к тебе, – сказала Маргрет. – Я пойду открою. – И она отправилась в переднюю, напевая по дороге: – Гости едут! Гости едут! – и вдруг осеклась.

За дверью стояла некрасивая, совсем незнакомая ей девочка в нелепом платье цвета яичницы. Она смотрела на Маргрет с унылым видом, никак не вязавшимся ни с великолепной погодой, ни с праздничным днем.

– Простите, мэм, здесь живет Нэнси Гоу? – спросила девочка таким же унылым голосом и вежливо присела.

– Здесь, мисс, – пробормотала, удивленно разглядывая девочку, Маргрет. – Нэнси, встречай гостей!

Незнакомая девочка вошла, опасливо озираясь, как будто ждала, что в этом жилище «цветных» ее встретит по крайней мере парочка диких животных или что-нибудь столь же экзотическое.

Впрочем, как только она увидела Нэнси, выражение ее лица сразу сделалось жалобным.

– Мери? Ты? – Нэнси передернулась. – Зачем ты пришла?

– О Нэнси, дорогая, я не могла не прийти, – забормотала Мери, бросаясь к подруге. – Я должна была прийти и объяснить тебе все-все… Я не находила себе места…

Нэнси подняла руки, словно защищаясь от неожиданного нападения. Ее мать с удивлением смотрела на странную девочку, которая, казалось, вот-вот заплачет. Впрочем, у Мери и впрямь показались слезы на глазах и кончик носа сразу покраснел.

– Нэнси, дорогая, ты должна простить меня… Честное слово, я ничего плохого не собиралась делать. Когда они предложили мне читать стихи на празднике, я ведь не знала, что это твои стихи… А сейчас мисс Вендикс говорит, что уже поздно что-нибудь менять… И потом, Нэнси, дорогая, мне так хотелось выступить… Я просто не в силах отказаться…

Мери Смит теперь плакала навзрыд. А Нэнси… Нэнси с отчаянием смотрела на мать. Лицо матери стремительно менялось. Сначала на нем выразилось глубочайшее изумление, потом, как молния, сверкнул гнев, а сейчас оно выражало одну только грусть.

– Значит, твои стихи будет читать вот она? – спросила Маргрет, указывая на сгорбившуюся Мери. – Зачем же ты меня обманывала, дочка?

Нэнси не отвечала. Вместо нее заговорил Василь.

– Вы, мэм, не огорчайтесь так, – сказал он, глядя своими чистыми синими глазами на Маргрет. – Здесь никто не виноват – ни Нэнси, ни Мери. Это все подстроило наше школьное начальство. Оно решило, что выступят только белые ребята. Мери тоже этого не знала. Ей просто хотелось участвовать в спектакле, а ей нарочно подсунули стихи Нэнси, чтобы всех нас перессорить между собой… Но ведь мы не будем ссориться, правда? – обратился он к Нэнси. – Ты ведь больше не будешь сердиться на Мери Смит?

Нэнси исподлобья смотрела на белую девочку. Та умоляюще простерла к ней руки. Нэнси повернулась к матери.

– Что ж, дочка, он прав, твой Василь, – сказала Маргрет каким-то новым, звенящим от волнения голосом. – Мы не будем плясать под дудку хозяев, мы – бедняки, простой народ, и не станем ссориться друг с другом. – Она подошла к Мери и ласковым, материнским жестом подняла ее опущенную голову: – А ну-ка, Мери, прочти нам стихи. Мы все послушаем, хорошо ли ты их читаешь.

Мери вспыхнула.

– Вы в самом деле хотите послушать, как я читаю? – с надеждой спросила она, обращаясь теперь уже к Маргрет.

Та ласково кивнула:

– Ну да, девочка. Читай, не смущайся – здесь все друзья.

Мери поспешно отерла с лица последние следы слез и, одернув платье, старательно, но довольно неуклюже поклонилась.

– Стихотворение «Весна идет», – объявила она высоким, ненатуральным голосом.

И, попеременно взмахивая то правой, то левой рукой, как бы дирижируя, Мери Смит прочла:

Поет на ветке птица,Сирень уже в цвету,И в школе не сидится,И манит не учиться,А погулять в саду.

Весна еще девчонка,Такая же, как мы.Боясь смеяться громко,Она жила в потемкахУ тетки злой – Зимы.

Теперь она сбежала,Пробив зеленый лед,Ручьи вперед послала,Чтоб все живое знало:Весна, весна идет!

Последние слова Мери громко выкрикнула и для чего-то выбросила вверх сжатый кулак. Все это выглядело до того жалко и нелепо, что у Нэнси невольно выступили на глаза слезы досады: уж очень жаль ей было своих стихов, которые раньше так ей нравились, а теперь, в исполнении Мери, звучали так плохо.

Василь первый прервал молчание.

– Послушай, Мери, а почему ты не назвала автора стихов? – спросил он, сурово глядя на растерявшуюся девочку. – Когда ты объявляешь заглавие стихотворения, ты непременно должна сказать, кто его автор. Так ведь?

Мери опять жалобно посмотрела на всех и нагнула голову, будто ожидая неминуемого удара.

– Я так и делала вначале, Василь, – сказала она тихо, – но… видишь ли… позавчера на репетицию пришел мистер Хомер и… и сказал, что это необязательно… И тогда мисс Вендикс тоже сказала, что это необязательно и даже хорошо для меня, потому что у меня и так плохая память, я и без того могу запутаться… А когда я ответила, что непременно хочу, чтобы все знали, кто написал эти стихи, мистер Хомер посмотрел на меня такими злыми глазами – ужас! – и начал говорить мисс Вендикс, что я, наверно, не справлюсь и что напрасно мисс Вендикс выпускает меня на сцену. И… и тогда я испугалась и сказала, что буду все делать, как они велят, – докончила Мери почти шепотом.