Мариэтта Чудакова - Дела и ужасы Жени Осинкиной Страница 5

Женя обычно тщательно обдумывала свои решения — по любому поводу, от мелкой покупки до серьезных поступков. Но уж приняв решение и выполнив его, она, в отличие от Зиночки, никогда не предавалась бесплодным сетованиям — даже если решение оказывалось в результате не самым удачным. В этом случае она думала только о том, как свести на нет или уменьшить обнаружившийся вред. То есть — не о прошлом, а о будущем.

Любимым занятием Зиночки после уроков, которые она готовила молниеносно, было влезть в Интернет и висеть в нем, главным образом в чате. С особенной страстью она предавалась этому разговору всех со всеми в реальном времени по воскресеньям. И каждую субботу, расставаясь, спрашивала Женю:

— Ты завтра пойдешь чатиться?

— Зачем? — неизменно интересовалась Женя.

— Ну… пообщаться!

— Давай сейчас пообщаемся? — предлагала Женя. И Зиночка начинала смеяться. Она вспоминала, что то же самое Женя отвечала ей и в прошлую субботу, и в позапрошлую, а лучшая подруга все никак не могла привыкнуть к стойкому Жениному равнодушию по отношению к этому замечательному занятию. Зиночку немного утешало то, что за новыми клипами Земфиры они следили все-таки вместе.

Эта разнота, повторим, ничуть не мешала им дружить, делиться самыми сокровенными тайнами и нежно любить друг друга.

Теперь Женя спешила хоть ненадолго забежать к Зиночке, чтобы попрощаться перед отъездом.

Она, конечно, не собиралась рассказывать ей о таинственной находке (зачем волновать подругу, которая и без того взволнуется ее неожиданным отъездом, в особенности же — его причиной). Эта находка — поднятая ею в грязном подземном переходе фотография — казалась Жене все более и более зловещей. Она надеялась повнимательней рассмотреть дома свое изображение и тогда уж раскинуть мозгами, что к чему.

Глава 8. Последний московский вечер

На переговорном пункте была особая атмосфера тихой торжественности.

Люди сидели в ряд, будто в оцепенении. Раздавался возглас: «Караганда — пятая кабина» — и человек срывался и, теряя вещи, упавшие с колен, устремлялся в кабину.

Сквозь стекла были видны лица, беззвучно шевелящие губами. Кто улыбался — лукаво, кокетливо или размягченно. Кто плакал, сообщая печальную новость.

Женя два раза поговорила по автомату и два раза заказывала срочную связь с теми нужными ей местами, с которыми автоматической связи не было.

Отправив три телеграммы (оставалось послать дома еще два письма по e-mail\'у) и сделав копии с Ликиных бумаг, она отправилась домой. У Зиночки Женя уже побывала, хотя провела у нее времени гораздо меньше, чем им обеим хотелось. Зиночка в ужасе таращила свои карие глазки, слушая торопливое изложение ситуации, которая звала ее любимую подругу в дальнюю и, возможно, опасную (Зиночка была-таки порядочной трусихой, но за других боялась еще больше, чем за себя) дорогу.

— Но что же ты можешь сделать?! — несколько раз восклицала Зиночка, слушая Женин рассказ. И всякий раз тут же сама отвечала: — Да, ты, конечно, можешь…

Под конец подружки нежно расцеловались, и Зиночка еще, как выучила ее бабушка, перекрестила Женю перед таким дальним путешествием, стараясь при этом не спутать и начать с правого Жениного плеча, которое, как вы уже поняли, было напротив Зиночкиного левого.

В девять вечера Женя, как было условлено, уже из дома позвонила Диме, сообщила о своих успехах и стала слушать его.

Спокойный, медлительный Димин тон всегда действовал на нее, как на бабушку валерьянка. (Правда, Женя так и не могла понять, как может кого-то успокаивать такое лекарство, от одного запаха которого бабушкин Рыжик сходит с ума и начинает прыгать на стены и когтить ковер и диван.)

— Женя, отец все сделал. Завтра в шесть утра — он советует выезжать рано утром, позже по Кольцевой не протолкнешься, — у твоего подъезда будет стоять черная «Волга». С тобой поедут два водителя-«афганца». Они молчаливые мужчины; ты не обращай на это внимания. Это очень верные ребята, папа сказал, что с ними он будет за тебя спокоен. Крупные деньги — Маргаритка, ты говоришь, твердо договорилась? — лучше отдай на хранение им, целее будут, как отец мой выражается. Машина пойдет без остановки, водители будут спать по очереди. Тебе тоже предстоит спать в машине, на заднем сиденье; возьми небольшую подушку, что-нибудь укрыться, воды бутылку — чтоб время не терять на остановки.

Женя была растрогана. Слушая, она так и не смогла понять — это сам Дима так все заботливо продумал или повторяет за отцом.

Звонки все сделаны, телеграммы отправлены. Всем сообщен телефон Фурсика — у него в квартире будет штаб операции, все станут связываться через него. Фурсик при ней взял чистую тетрадку и написал на обложке: «Операция „Потьма“».

Такое название он дал, выслушав рассказ о звонке матери Олега, и Женя согласилась. В этой никому из них неведомой Потьме сидел в камере с убийцами Олег и ждал помощи — от кого-нибудь.

Фурсику Женя оставила дубликаты необходимых документов, в том числе неважного качества фотографию улыбающейся миловидной девушки, которой уже не было в живых.

Едва Женя успела подумать, что крупных денег пока еще нет — только те, что оставлены мамой на две недели, как раздался звонок в дверь.

Женя спросила через дверь (как на этом всегда настаивал папа):

— Кто здесь?

Высматривать стоящего у их двери в глазок она все-таки терпеть не могла и так и не привыкла.

Ей ответили:

— К Евгении Осинкиной от Станислава Всеволодовича, по договоренности.

Женя открыла.

На пороге стоял невысокий тщательно одетый — не джинсы, не ветровка, а пиджак оливкового цвета и темно-серые брюки — молодой человек. Очень любившая красивые сочетания цветов (и неплохо, заметим, рисовавшая пастелью и акварелью), Женя успела рассмотреть и галстук — серо-голубой в оливковую, но более темную, чем пиджак, полоску. Человек будто только что вышел из парикмахерской. Стрижка была и не короткая, и тем более не длинная. В общем, точь-в-точь такая, как у добропорядочных служащих богатых фирм в американских боевиках. (Папа стыдил Женю, но она все равно обожала смотреть, что проделывает на телеэкране де Ниро.)

— Позволите войти?

— Входите, пожалуйста, — подчиняясь его тону, чопорно сказала Женя и провела визитера в комнату, потому что раз и навсегда было сказано мамой: «У дверей людей не принимают!»

Слава Богу, молодому человеку, по крайней мере, не пришло в голову разуваться. Принимать гостей в носках или переобувать их в старые тапочки в их доме также было запрещено: «У нас не мечеть!» — четко, как всегда, сказал однажды папа. Женя только не решалась повторять эту очень нравящуюся ей мотивировку (что в мечеть можно входить только без обуви, папа, конечно, ей пояснил) — в устах девочки это как-то не звучало. Исключение в их доме делалось только для тех случаев, когда в осеннюю слякоть или зимнюю оттепель гости являлись с насквозь промокшими ногами и нуждались в отогревании и просушке обуви. (Из этих оттепелей, заметим в скобках, на коротком Женином веку и состояли главным образом московские зимы, и уже невозможно было поверить рассказам бабушки о когда-тошнем Сокольническом катке, работавшем якобы с пятого декабря до середины апреля). Ну и, конечно, приходя на какие-то домашние праздники зимой, женщины снимали сапоги и надевали принесенные из дому подобранные к платью туфли. «Но не тапочки же!» — говорила мама.

— Имею честь говорить с госпожой Осинкиной? — осведомился молодой человек.

— Да, это я, — ответила Женя.

— Получите, пожалуйста… — молодой человек назвал сумму, составлявшую, быстро сосчитала в уме Женя, полугодовую зарплату ее отца, — пересчитайте и распишитесь.

Все было проделано, и, раскланявшись, молодой человек удалился. Маргаритка, как и ожидала Женя, оказалась на высоте.

Полтора часа ушло на сборы, приведение квартиры в порядок и писание объяснительной записки маме — если вдруг она вернется раньше Жени.

Можно было, наконец, заняться абсолютно необъяснимой историей с ее фотографией.

Теперь, быть может, самое время сказать, что Женя не была заурядной тринадцатилетней девочкой, чья головка занята тем, чем заняты головы большинства тринадцатилетних девочек. Она обладала склонностью к анализу. И не раз ей удавалось распутывать ситуации, над которыми ломали голову взрослые опытные люди. Сама она считала, что просто любит упрощать уравнения.

Большинство людей почему-то не умеют, считала она, отделять важные детали от второстепенных. И когда какая-нибудь подружка излагала ей, всхлипывая, свою вконец, казалось, запутанную историю, из которой, на первый взгляд, и правда не было никакого выхода, Женя наводящими вопросами быстро выясняла, что в этой истории надо отбросить как вообще несущественное, а что можно легко разрешить, никак не связывая со всем остальным. И тогда в остатке оказывалось само ядро ситуации. Оно, как правило, требовало, чтобы человек сделал выбор — и на основе этого принял решение. Но не только принял, а — выполнил. Все это требовало приложения воли. Женя где-то вычитала, что один очень известный философ утверждал: в трудных ситуациях выбор делается не умом, а волей — потому что ум подсказывает одинаково убедительные варианты действий.