Игорь Гуров - Хребет Скалистый Страница 5

Решетняк у Николая Гудкова, а Волощук у прославленного «Бати» — Игнатова. Но встречаться приходилось. Одно время отряды действовали по соседству и провели несколько совместных боевых операций.

Волощук всегда называла Решетняка по имени — Филипп. Сейчас же, видя, как он твердо отдает распоряжения и уверенно разбирается во всей этой непонятной и страшной истории, она невольно перешла на «вы» и впервые назвала Решетняка по имени-отчеству.

— Чей это дом, Мария Ксенофонтовна? — вопросом на вопрос ответил Решетняк.

Волощук начала неторопливо рассказывать.

— Хозяйку этой хаты Вальку, то есть Валентину, я знаю почитай с рождения. Сейчас ей лет двадцать пять. Девичья ее фамилия Самойленко. Отец ее работал со мной. Да, может, вам это и ни к чему? — неожиданно прервала она рассказ.

— Нет, нет, прошу вас, рассказывайте как можно подробнее, — попросил Решетняк. — А потом уже приступим к обыску. Садитесь, Гайда, — кивнул он вошедшему и вытянувшемуся у двери лейтенанту. — И вы садитесь, Степенко. Продолжай, Мария Ксенофонтовна.

— Так вот, Самойленко работал со мной в одном цеху. Был он человек работящий, очень тихий и безответный. Жена же его Анна, Валентинина мать, та из горлохватов. Где он ее откопал, не знаю, но личность была не из приятных. Работать она не работала, зато любила похвастать, что зарабатывает больше мужа.

— Чем же? — перебил Решетняк.

— Да чем придется. То из станицы мешок семечек привезет, пережарит да на углу стаканами распродает. То на толчке старьем каким-нибудь торгует. Самойленко умер, когда Валентине было лет пять. Ну, мать-то, видать, ее на свой манер воспитала.

— Мать сейчас жива? — снова перебил Решетняк.

— Нет. Ее во время фашистской оккупации гитлеровец застрелил. — Волощук кивнула на второго понятого: — Вон Кузьма Алексеич это лучше знает.

Понятой, не дожидаясь вопросов, быстро-быстро зачастил, как будто боялся, что его перебьют; — Как раз перед приходом фашистов я ногу сломал, оттого и остался в городе. Самойличиха-то гитлеровцев как родных встретила. Разоделась, расфуфырилась, как на именины. Пошел слушок, что она фашистской полиции наших людей выдает. Ну, там кто из коммунистов или комсомольцев, кто в городе остался, кто в райсовете работал или раненого красноармейца спрятал. Слух тот, видать, был справедлив, потому что Самойлиха в дом всякое барахло тянет и тянет, а ни полиция, ни гитлеровцы не препятствуют. Когда у нас облавы бывали, фашисты партизан искали, ее дом обходили.

— За что же се застрелили?

— Да тут вишь как получилось. На углу нашего переулка и Казачьей дамбы домик такой аккуратный, кирпичный стоит. Может, заметили? Так в этом доме жил какой-то офицер, не то из полиции, не то из гестапо. Самойлиха с ним дружбу водила. То ли она через него наших людей выдавала, то ли у ней с ним любовь была. Скорей всего, и то и другое. Словом, она к нему частенько хаживала. Так вот он ее и застрелил. Хозяйка этого дома говорила, что Самойлиха украла у него какую-то картинку и не хотела отдать, а тот ее в сердцах и укокошил.

— Как фамилия той женщины, что рассказывала это?

— Фамилия ее была Кальницкая, — вмешалась Волощук, — ее уже в живых нет, но верить ей можно. Она зря никого оговаривать бы не стала, тем паче в воровстве обвинять.

— Насчет воровства, пожалуй, точно, — зачастил, как пулемет, говорливый Кузьма Алексеевич, — потому как этот офицер да с ним его два денщика весь Самойлихин дом перевернули. Целый день что-то искали, но, видать, так и не нашли, потому что ушли злые как собаки.

— А дочь? Валентина, вы говорите? Начала снова рассказывать Волощук:

— Валентины во время оккупации в городе не было. Она в начале сорок второго года вышла замуж за какого-то старика и уехала в Сочи. Кваша — это ее фамилия по мужу. Вернулась она уже после того, как город был освобожден.

— А ее муж? Имя не знаете его?

— Да тут не поймешь. Она чего-то путает с ним. То говорит, разошлись, то умер. Не поймешь. А имя его Федор Федорович.

Решетняк отметил что-то на лежащем перед ним листе бумаги и задал еще вопрос:

— А чем занимается Валентина Кваша?

— Я же говорю, мать ее на свой манер воспитала. Она как устроится куда, месяц-два поработает и бросит. Потом полгода, а то и больше не работает, говорит — не может устроиться. Врет, конечно. Мотается по станицам. Привозит оттуда какие-то ящики, мешки. На базарах днюет и ночует. По всей видимости, спекулирует по мелочам.

Пока понятые рассказывали, лист белой бумаги, лежавший перед подполковником, покрылся записями. Он подвинул его Гайде. Младший лейтенант прочел написанное, молча поднялся и двинулся к двери.

На листе было написано: "I) Проверить, задерживалась ли за спекуляцию Валентина Кваша. 2) Запросить телеграфом Сочи, проживает ли там Федор Федорович Кваша. Если нет, то когда и куда выбыл. Вообще, сообщить все, что известно о нем. 3) Когда и откуда прибыл в Краснодар Иван Нижник (кличка Ванька Каин)? 4) Опергруппе произвести обыск на квартире Нижника. Изъять переписку, документы и оружие".

— Вы в управление не ездите, младший лейтенант, — остановил Гайду Решетняк, — а позвоните опять по телефону и распорядитесь, чтобы приехали за трупом.

Солнечные лучи уже ярко освещали комнату. Решетняк раскрыл свой чемоданчик. С интересом наблюдавшие за ним понятые увидели в чемоданчике фотоаппарат и в кожаном чехле несколько одинаковых бутылочек с какими-то жидкостями и порошками, большую круглую лупу с ручкой, трехгранную линейку, электрический фонарь и еще какие-то совершенно непонятные для них предметы.

Подполковник вытащил фотоаппарат. Он сфотографировал с нескольких точек комнату и труп.

— Товарищ подполковник, — заговорил Степенко, — а я убитого несколько раз видел.

— Что же тут особенного? — ответил Решетняк, продолжая заниматься своим делом. — Вы в милиции служите давно. Кто же из нас не знал Ваньку Каина! Личность известная.

— Да нет, товарищ подполковник, я по службе раньше с ним не встречался. А видел я его с хозяйкой этой хаты Валентиной Квашей. Он ее по вечерам провожал, а иной раз и ночевать у нее оставался.

— Вот как! — заинтересовался Решетняк. — Постарайся припомнить, когда вы его видели первый раз и когда последний. Кончим обыск, поговорим об этом по-подробнее

Обернувшись к доктору, подполковник попросил:

— Помогите обыскать труп, доктор.

Прежде всего они очень аккуратно вытащили из сжатого кулака убитого обрывок бумаги.

Из внутреннего кармана пиджака был извлечен бумажник. Решетняк вместе с понятыми начал рассматривать его содержимое, а доктор продолжал обыск.

В бумажнике был недавно выданный одним из отделений милиции Краснодара паспорт на имя Ивана Нижника. В паспорте значилось, что он выдан на основании справки из исправительно-трудовых лагерей. Здесь же была заверенная нотариусом копия этой справки. В ней говорилось, что Нижник освобожден из места заключения по отбытии наказания.

В другом отделении бумажника лежала толстая пачка сторублевок. Решетняк пересчитал их. Денег было около трех тысяч.

— Ишь ты, — удивился Кузьма Алексеевич, — денег не взяли! А я думал, грабитель.

— Да нет, — задумчиво отозвался Решетняк, — тут что-то другое.

— Может, месть? — высказал предположение возвратившийся Гайда.

— Может, и месть, — согласился Решетняк. — Многое что может быть. Версий можно придумать десятки. Но какая из них верна?

Доктор выкладывал па стол содержимое карманов Нижника. Тут была целая связка ключей и отмычек, еще несколько рублей, расческа, небольшой финский нож в потертых кожаных ножнах.

— А вот эта «фомка» была за голенищем сапога. — В руках доктора поблескивал коротенький ломик с чуть загнутым концом. Самое жало этого загнутого конца в одном месте имело небольшую зазубрину.

Гайда каллиграфическим почерком записывал в бланк протокола обыска все найденное у убитого. Решетняк еще раз сам обыскал труп и разрешил увезти его в морг.

— Вы уверены, доктор, что Нижник убит из пистолета? — спросил он эксперта, уходящего вслед за санитарами, приехавшими за трупом.

— Совершенно уверен. Картина предельно ясная. Было два выстрела. Я извлек одну пулю. Калибр — девять миллиметров. Следовательно, маузер парабеллум или кольт.

— Может еще быть стейер, — добавил Гайда, — или браунинг третий номер тоже девятимиллиметровый калибр.

— Возможно, — согласился доктор. — Во всяком случае, стреляли из пистолета и на очень близком расстоянии.

— Тогда должны быть гильзы, — проговорил Решетняк. — Спасибо, доктор, я вас не задерживаю. Прошу все же сразу произвести самое тщательное вскрытие трупа.

Доктор лишь обиженно пожал плечами, всем своим видом показывая, что подобное напоминание о его обязанностях совершенно излишне.