Валерий Гусев - Охота на инспектора Страница 5

— Какую еще вонючку   — Мне стало интересно.

— Вонючую! Один мальчик у нас ее делал. Он поссорился с учителем физкультуры.

Знаю я этого мальчика! Десять лет уже знаю, он такой — с хохолком на макушке. И помню этот конфликт. Был у нас учитель физкультуры, халтурщик такой. Он со всеми младшими классами занимался очень просто.

— Так! Становись! Р —равняйсь! Смир —рна! Напра —у! Бегом марш!

Вот и весь урок физкультуры. Ребятишки бегали в хорошую погоду на стадионе, в плохую — в спортзале. Вот Алешка и забастовал. Он пробежал два круга, сошел с дистанции и сел на скамейку.

— Так!  — Перед ним возник разгневанный физкультурник, скрестив руки на груди: — Стал в строй! Побежал!

— Сам побежал!  — сердито отмахнулся Алешка.  — Я уже набегался. На ваших уроках.

— Так! Встал! К директору шагом марш!

Наш директор Семен Михалыч, он очень строгий, он раньше боевым полковником был. Но вся его строгость разбивается обо всю его доброту. Поэтому его никто не боится. Но зато все его уважают. Наверное, еще и потому, что во всех школьных конфликтах между учителями и учащимися он винит не нас, а педагогов. Может, он и прав. Ему виднее. Он все —таки директор. И полковник в отставке.

Но на этот раз, когда физкультурник наябедничал на Алешку, Семен Михалыч выдал ему (Алешке) по тридцать первое число. И сказал в заключение своей грозной речи, что требование педагога — закон для учащегося. Алешка это запомнил.

Когда они вышли из учительской, физкультурник злорадно ухмыльнулся, щелкнул Алешку по лбу и сказал:

— Ну что, доволен Повоняй мне еще тут.

— Ладно,  — миролюбиво сказал Алешка,  — повоняю. Раз уж вам так хочется.

И вот на следующем уроке (он проходил в спортзале), когда второй класс, спотыкаясь, делал четвертый круг, из дальнего угла, где были сложены старые маты и стоял облезлый «козел» для прыжков через него, вдруг пополз омерзительный запах. Даже не запах, а страшная вонь. Будто перевернулась фура с тухлыми яйцами.

Ребятишки ринулись вон, зажимая носы, уши и глаза. А вот физкультурнику не повезло. Он выбегал последним и почему —то застрял и долго колотился в дверь, подпертую снаружи шваброй.

Ну что ж, требование педагога — закон для учащегося. Этого физкультурника мы больше в школе не видели. А Семен Михалыч два раза вызывал Алешку и требовал от него признания. Алешка признался только отчасти. Он был честен. Наполовину.

— Что от меня физкультурный педагог потребовал, то я и сделал,  — упрямо твердил Алешка. И нелогично добавлял: — Это козел навонял.

Теперь настал мой черед:

— Леха, это ты в прошлом году вонючку в спортзале устроил

Алешка скромно кивнул: чего бояться, дело прошлое.

— И тебе, Дим, советую. Мне тоже что —то не очень хочется завтра в школу идти. И послезавтра тоже.

Я долго думал — соглашаться или нет Наверное, я думал целых три минуты.

— Ладно,  — я махнул рукой,  — уговорил. Давай рецепт.

И Алешка коротко и ясно объяснил мне, что нужно сделать. Это оказалось очень просто. Правда, я еще не совсем решился, я еще сомневался. Будущее покажет, подумал я.

Оно показало. Только совсем другое.

Глава III

НЕТ ТАКОЙ ИНОМАРКИ

После школы Алешка, отбросив уроки на потом, задумчиво засопел над своей «заветной» тетрадью. Тетрадка называлась «Папены дила». Алешка старательно в нее вклеивал газетные вырезки, которые так или иначе касались папиной работы в его любимом Интерполе. В этих вырезках корреспонденты газет изо всех сил старались расспросить папу, а папа изо всех сил старался не сказать им чего —нибудь лишнего, секретного, и в то же время — рассказать им что —нибудь интересное. Алешка очень ревностно собирал все, что журналисты писали о папе, и все, что папа рассказывал в своих интервью. Зачем — не знаю. Наверное, Алешка таким образом накапливал опыт и знания для своего будущего. А может быть, и для настоящего…

Я писал домашнее сочинение о воспитательной роли детской литературы. Алешка демонстративно вздыхал раз за разом. Я не обращал внимания на его провокационные вздохи. Он надулся воздухом и вздохнул еще сильнее и прерывистее. Так вздохнул, что в ужасе затрепетали страницы «Папеных дилов». Потом он горестно подпер голову и вздохнул уже так, что его тетрадь чуть не перелетела на мой стол. Тут уже я не выдержал:

— Ну и что

— Дим, ты Бычкова знаешь

— Знаю. Мы с ним в детском саду…

— Это не тот Бычок, Дим. Я про опасного жулика тебя спрашиваю. Папа его уже целый год поймать не может. А ты все свои сочинения пишешь…

Тут я рассмеялся:

— А надо наоборот, да Чтобы я бычков ловил, а папа сочинения писал

— Наоборот не надо,  — спокойно и задумчиво объяснил Алешка.  — Надо помогать друг другу в своей семье: вместе ловить жуликов и вместе писать сочинения. Клево

— Отстань,  — сказал я, уже зная, что он не отстанет.

— Дим, ты что   — Алешка возмутился.  — Папа его целый год не может поймать! А ты всякую фигню спокойно пишешь! Ты знаешь, что этот Бычков натворил в нашей стране Он, Дим, сколотил банду, и они ограбили инкассаторскую машину! Клево Они, Дим, хапнули те еще денежки. Два мешка. Или полмешка. И где —то их здорово спрятали. И сами здорово спрятались. А этот Бычков, он, Дим, быстренько слинял в Англию, понял А у него там и свой бизнес, и свои фальшивые документы. И папа его никак оттуда не может достать.

— Ну да,  — я обреченно покачал головой в свой адрес,  — а Димка сидит в родном доме и пишет сочинение на родном языке. Прикольно. Сейчас напишу заключение и пойду ловить твоих бандитов.

— Давай!  — Алешка оживился всерьез.  — Ты ходи по всем улицам и смотри по сторонам. Как увидишь трех подозрительных братанов, сразу их задерживай. Они, Дим, на Бычкова работают. Только не ошибись; вот что в газете написано: «По оперативным данным, нападение на инкассаторскую машину совершили братья Анатолий, Владимир и Николай Ивакины». Понял Запомнил

— Запомнил.  — Я поставил точку, закрыл тетрадь и пошел на улицу задерживать братанов Ивакиных, которые хапанули и спрятали два мешка денег. Шучу, конечно. Уж больно у Алешки на словах все просто получается. Впрочем, у него и на деле все просто получилось. Не сразу, конечно…

Папа приехал к обеду, немного уставший и много голодный.

— Я бы сейчас борща поел,  — сказал он маме, усаживаясь за стол.  — Тарелочки две. С добавкой.

— А его уже нет,  — сказал Алешка.

— А где он

— Димка доел.

Папа недоверчиво осмотрел меня в районе моего живота.

— Что —то не верится.

— Он две тарелочки съел. С добавкой.

— А котлеты   — испугался папа.

— Котлеты в меня не поместились,  — «сознался» я.

— Я рад,  — вздохнул с облегчением папа.  — Мать, давай котлеты. Две тарелочки с добавочкой.

Но не успел папа открыть рот для первой котлеты, как зазвонил телефон.

Это был инспектор Хилтон.

Папа послушал его и сильно нахмурился.

— Ты где   — спросил он.  — Оставайся на месте. Не подписывай никаких бумаг. Сейчас подъедет мой человек, он разберется.

Папа положил трубку и позвонил своему сотруднику капитану Павлику.

— Павлик, срочно выезжай по этому адресу: Садовая, двенадцать. Там нашего Хилтона пытает гаишник. Разберись покруче. И сразу отзвонись. А еще лучше — заезжай ко мне.

Папа вернулся на кухню — мы за ним следом — и достал сигареты.

— Отец,  — забеспокоилась мама,  — ты бы поел сначала.

— До котлет вредно курить,  — добавил Алешка.

— Курить вообще вредно,  — сказала мама.  — И до котлет, и после компота.

Папа выслушал их и улыбнулся. Но улыбка у него получилась не очень веселой. Я бы сказал — озабоченной. Но, тем не менее, котлеты у него пошли хорошо. И через несколько минут он вопросительно (точнее, просительно) взглянул на маму.

Она приподняла крышку сковородки, взглянула и сказала:

— Все! Только для Павлика две штуки осталось.

— Ему и одной хватит,  — вступился за папу Алешка.  — Молодой еще.

Этот капитан Павлик, он очень хороший человек и очень хваткий опер (как говорит папа), несмотря на свою детскую фамилию и пухлые щеки. Он часто бывает у нас, обсуждает вечером с папой дела, которые они не успели обсудить днем, а мама изо всех сил всегда кормит его ужином. Потому что она его жалеет — одинокого в личной жизни хваткого капитана Павлика.

Он приехал довольно скоро. И был очень недоволен собой.

— Представляете, Сергей Александрович,  — пыхтел он в прихожей, переобуваясь в тапочки,  — не получилось покруче разобраться. Я, извините, сдуру с мигалкой подъехал, и этот гаишник вдруг оперативно слинял. Я виноват, товарищ полковник   — Павлик прямиком попер на кухню.

— Виноват,  — сказал папа, а мама поставила перед Павликом тарелку с котлетами и жареной картошкой. В утешение, так сказать.