Лев Давыдычев - Руки вверх! или Враг №1 Страница 6

Ведь лишь сейчас, в эти дни, а особенно в эти ночи, Фонди-Монди-Дунди-Пэк понял, что он абсолютно одинок. Нет у него ни детей, ни настоящих друзей, ни внуков — никого у него нету.

«Тигры-выдры» ненавидят детей, и ЫХ-000 их ненавидел, а вот пожилой Фонди-Монди-Дунди-Пэк вдруг полюбил их до того, что ему захотелось стать дедушкой. Тогда бы ему и пригодились и двухэтажный домик, и автомобиль, и моторная яхта, и холодильник… А к чему они ему одному?

Не подумайте, что пожилой шпион испытывал раскаяние или стыд. Нет, пока до этого он ещё не дошёл. Пока ещё только страх перепутал все его мысли.

Чего же страшился Фонди-Монди-Дунди-Пэк? Страшился он бесславного конца своей жизни. Ведь если его схватят, ему несдобровать: наказание будет самым суровым и, конечно, справедливым. Любое наказание он уже заслужил сто раз. Он принёс людям столько горя, что не смеет и думать о пощаде.

Нет, не сама по себе смерть пугала его. Пусть она придёт. Он примет её достойно, какой бы она ни была.

Но ведь никто, ни один человек во всём мире не пожалеет о том, что Фонди-Монди-Дунди-Пэка не стало на свете! Разве что приятели-предатели во главе с полковником Шито-Крыто повоют тридцать секунд будто бы от горя и тут же про него забудут, словно его никогда и не было!

Да, да, как будто его никогда и не было!

— Мама! — прошептал Фонди-Монди-Дунди-Пэк. — Мамочка!

И заплакал матёрый шпион человеческими слезами, хотя мамы и папы он не видел с тех пор, как ушёл в агенты, не переписывался с ними, денег им не посылал, не поздравлял ни с праздниками, ни с днями рождения, даже с Новым годом не поздравлял — просто забыл. Не нужны были ему они, папа и мама. А сейчас вот рыдал:

— Мама… мамочка…

В таких случаях правильно говорят: раньше надо было маму кричать.

— Всё! Всё! — вытирая трясущимися руками слёзы, сказал Фонди-Монди-Дунди-Пэк. — Надоела мне шпионская жизнь! Осточертела!

Он включил рацию. В эфире жалобно попискивал Бугемот. Потом ещё жалобнее запопискивал Канареечка, а за ним — Мяу… Ага, и вы не спите? Может быть, тоже плачетесь о своей шпионской судьбе? Не знаете, что вам и делать? Куда вы без меня в чужой стране? А кто нас сюда звал? Вот и трясёмся от страха… Тряситесь на здоровье!

И он отключил рацию.

Эх, давно надо было начать соображать! Был бы он сейчас не ЫХ-000, а пожилой хороший человек по имени Фонди-Монди-Дунди-Пэк. С детишками бы в футбол играл. Мороженое бы с ними ел! По телевизору бы мультики смотрел! И хохотали бы все во всё горло!.. А когда бы он умер, похоронили бы его по-человечески — на кладбище, с венками, с духовым оркестром, всплакнули бы все и долго бы его помнили…

И пожилой шпион опять залился человеческими слезами и опять задумался: а ради чего же он всю жизнь прятался, отстреливался, отсиживался, убегал, улетал, уплывал, уползал? Ради чего?

Грудь в орденах и медалях, на плечах майорские погоны, в банке много денег накоплено, но нет у него

НИ

ПАПЫ,

МАМЫ,

ЖЕНЫ,

ДЕТЕЙ,

НАСТОЯЩИХ ДРУЗЕЙ,

ВНУКОВ И ВНУЧЕК,

ДЕДУШКИ,

БАБУШКИ,

ДЯДИ,

ТЁТИ,

ПЛЕМЯННИКОВ,

БРАТЬЕВ,

СЕСТЁР

БЛИЗКИХ И ДАЛЬНИХ, ДАЖЕ

СВЕРХДАЛЬНИХ РОДСТВЕННИКОВ

никого у него нет, а если и есть, то неизвестно где!

Он даже не помнит, какой у него был нос до первой пластической операции, которую ему сделал врач Супостат!

А потом нос Фонди-Монди-Дунди-Пэку переделывали много-много раз — то удлиняли, то обрезали… Уши ему не один раз перекраивали. Хорошо ещё, что глаза заменять или переделывать не научились, а то бы и глаза у него были вроде бы как чужие. Пожилой агент нежно погладил свой, можно сказать, очередной нос и решил, что больше никогда и никому не позволит кромсать свою физиономию. Это будет его последний нос!

И тут же Фонди-Монди-Дунди-Пэку стало жаль и уши. Он их тоже погладил, и тоже нежно, и тоже решил, что никогда и никому не позволит их перекраивать. Это будут его последние уши!

(Может быть, кому-то это и покажется смешным, но с каждым днём пожилой агент всё с большей нежностью относился к своему носу и своим ушам, гладил их и даже разговаривал с ними!)

И с каждым днём он всё чаще и чаще, глубже и глубже размышлял о своей жизни и о диверсионной группе «Фрукты-овощи».

Фонди-Монди-Дунди-Пэк чувствовал, что ему не заставить себя выполнять задание. Ведь диверсионной группе «Фрукты-овощи» поручено отравить город через водопроводную сеть… Такого подлого задания он не получал за всю свою подлую жизнь.

Вот ещё почему боялся выходить на улицу ЫХ-000. Ему стало казаться, что люди знают о нём всё…

И ещё Фонди-Монди-Дунди-Пэку стало казаться, что все люди смотрят очень внимательно и очень подозрительно на его нос и уши. Дело доходило до того, что пожилой агент в испуге иногда машинально прикрывал нос ладошкой, а уши прятал под воротник…

Трясущимися руками он включил рацию.

Рация загудела от напряжения: так громко орал полковник Шито-Крыто на своего агента — грозил ему смертью через подвешиванье за левую ногу к потолку…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ,

у которой два названия:

«ПЕРВЫЕ УПОМИНАНИЯ О ВРАГЕ № 1»

и

«КАК ЗАПУТАЛИСЬ ШПИОНЫ ИЗ ДИВЕРСИОННОЙ ГРУППЫ „ФРУКТЫ-ОВОЩИ“»

Глава № 5

Толик Прутиков и у психоневропатолога

— Я ведь совсем не псих, — с обидой сказал Толик.

— Правильно, правильно, совершенно справедливо! — торопливо и весело согласился психоневропатолог Моисей Григорьевич Азбарагуз. — Психов вообще не бывает. Даже научного термина такого нет. Бывают психически больные.

— Так я даже и не психически больной.

— Вполне вероятно. На что же мы жалуемся? Что же с нами происходит? Что же нас беспокоит?

Расспрашивая и не дожидаясь ответов, Моисей Григорьевич осмотрел Толика и заключил:

— Вполне здоровый организм. Любопытно в таком случае, на что же вы ухитряетесь жаловаться, молодой человек?

— Жалуюсь я, — сказал Юрий Анатольевич. — Он у нас ненормальный, или помешанный, или, извините за выражение, тронутый.

— Тогда у меня вполне естественный вопрос: на какой почве он ненормальный, помешанный или, как вы изволили выразиться, тронутый?

— На почве шпионизма. Вбил себе в голову, что обязательно поймает шпиона. Среди ночи кричит.

— Ну и что? — недоумённо спросил Моисей Григорьевич. — Мальчишки часто бывают на чём-нибудь помешаны. Сын одного моего знакомого ест так называемые счастливые билеты. Знаете, что это такое?

— Понятия не имею, — признался Юрий Анатольевич. — Да и какое это имеет отношение…

— Сейчас объясню. Номер трамвайного билета состоит из шести цифр. Если сумма трёх первых цифр равняется сумме трёх остальных, билет считается счастливым. Невежественные чудаки уверяют, что, если съесть сто один счастливый билет в течение не более семи месяцев, будешь счастливым. Так вот, сын одного моего знакомого помешался на этом и съел уже тридцать два билета. Ничего страшного, надо только старательно пережёвывать.

— Я не понимаю…

— Тоже ничего страшного. Для любой истины требуется некоторое количество времени, чтобы она усвоилась. Так вот, ребёнок может чем-то увлечься сверх меры. Я давно изучаю внутренний мир современного ребёнка и пришёл к выводу, что в принципе увлечение шпионизмом не содержит в себе ничего особенно опасного.

— Но нас направили именно к вам! — возмутился Юрий Анатольевич. — Именно по вопросу детского шпионизма. Мы надеялись на вашу помощь.

— И вы получите ее, получите в достаточном количестве и, смею надеяться, удовлетворительного качества! — воскликнул Моисей Григорьевич. — Но получите вы не просто помощь, а строго аргументированную теорию, то есть научный взгляд на некоторые стороны поведения некоторых детей.

Психоневропатолог Моисей Григорьевич Азбарагуз мелкими-мелкими движениями потёр руки, словно собирался вкусно поесть, прошёлся по кабинету, остановился перед Толиком, пронзительным и научным взглядом посмотрел в его испуганные глаза, отвернулся и заговорил…

Глава № 6

Невероятнейшие, но научно обоснованные взгляды психоневропатолога М.Г. Азбарагуза на детскую лень

и рассказанная им история смертельно опасной болезни его дальнего родственника Германа Белова

— Есть у меня, — начал рассказывать психоневропатолог Моисей Григорьевич Азбарагуз, — дальний родственник по линии моей троюродной тёти третьеклассник Герман Белов. Был он до недавнего времени совершенно невозможным, я бы позволил себе сказать грубость, отвратительным созданием. Ленив был фантастически. Представьте себе, до того обленился, что принимать пищу стал лишь в принудительном порядке. С виду — совершенно здоровый, нормальный ребёнок, все анализы прекрасные, а у меня по отношению к нему предчувствие катастрофы.