Михаил Колосов - Бахмутский шлях Страница 10

Я вслед за ним прошел туда же.

На большой наковальне лежал раскаленный толстый прут, Ваня держал его кузнечными щипцами, а Гришака бил по нему большим молотком. Искры и окалина разлетались в стороны.

— Так, хорош! — сказал Гришака, и Ваня опустил прут в ведро с водой.

Вода зашипела, пар вырвался из ведра.

Гришака сунул в огонь второй прут:

— Дуй!

Ваня принялся раздувать горн.

Переносный горн, на котором горел уголь, был похож на железный столик величиной с табуретку. Огонь раздувался не кожаным мехом, а приспособлением, как у прялки. Колесо приводилось в движение ногой, в небольшом барабане под «столиком» быстро вращались лопасти и гнали воздух в отверстие, над которым лежал уголь. Голубое пламя гудело. Держась руками за углы горна, Ваня сосредоточенно, с важным видом качал ногой — «дул».

Гришака весело, даже с каким-то хвастовством в голосе, обратился ко мне:

— Что, помогать пришел?

— А что вы делаете? — спросил я с любопытством.

Гришака помолчал, потом нехотя ответил:

— Мельницу вот думаем сгрохать.

— Мельницу?

— Да, — поспешил развеять мое удивление Ваня. — Муку будем молоть! Вон, видал? — Он кивнул на два белых круглых камня диаметром с полметра каждый. — Такая вальцовочка будет — пальчики оближешь!

Я постоял еще некоторое время и, спросив, где бабка Марина, пошел к ним в дом. Здесь тоже вовсю шла работа. Дундук сидел на маленькой скамеечке и железным толкачом толок зерно в низкой ступе, похожей на ведро, только с очень толстыми стенками и без дужки. Бабка просеивала муку, отсортировывала крупу через специальные сита, а целые зерна опять сыпала в ступу. В комнате пахло вкусными пирогами, и я невольно проглотил слюну.

Меня заинтересовала ступа, и я, забыв попросить соды, воскликнул:

— Ого, какая! Где вы купили? Нам бы тоже такую надо…

— Хи, — усмехнулся Федя, — «купили»! Это папа с завода еще давно принес. Думаешь, это что? Это снаряд!

— Снаряд? Такие снаряды не бывают, — не поверил я.

— Бабушка, а Петька не верит, что это снаряд.

— Снаряд, как же, — подтвердила бабка Марина. — Такую вот страсть на людей делали, — сокрушалась она.

— Это не готовый снаряд, — объяснял мне Дундук. — Его еще надо обтачивать, зарядить и головку привинтить.

«А Дундук разбирается, как делают снаряды», — подумал я не без зависти к его познаниям.

Мне надо было приступить к делу, но я не находил повода, как выманить Федю за дверь. По всему видно было, бабка тоже не собирается выходить во двор. Начинать разговор о пилке при ней не имело смысла, все дело провалится.

— Что это ты надумал к нам прийти? — спросила вдруг бабка. — С Федей вы как будто не…

— За содой пришел, — выпалил я. — Мама прислала за содой, если есть. Мы отдадим, купим и отдадим.

— Соды? Надумала печь что или так, пить будет?

— Наверно… — промямлил я неопределенно.

— Я и не знаю, есть ли она у нас, — сказала она. — Федя, покличь Ваню.

«Завхоз» пришел не сразу. Переступив порог, он важно спросил:

— Что надо?

— Вон соды просят позычить.

— Позычить? А отдавать хто будет, Пушкин? Теперь соль да сода на вес золота.

— Да, да, — закачала головой бабка, — за солью в Бахмут люди ходят.

— Куда? — не понял я.

— Ну, в Артемовск, — пояснил «завхоз». — Нет у нас соды. — Поиграв ключами на медной цепочке у пояса, он вышел.

— Беда, — вздохнула бабка, — кончилась вся сода. Что будет дальше — и не придумаю.

Не зная, что предпринять, как выманить Федю на улицу, я решил пригласить его к себе:

— Федь, приходи к нам сегодня.

— Некогда ему ходить, — ответила за него бабка.

Дундук молчал, и я ушел ни с чем.

— Эх ты, тоже мне! Не мог уж ничего сделать. А сидел там почему-то часа три. Я думал, что ты выбираешь пилку, какую получше, — издевался надо мной Митька. Он не мог простить мне неудачу в таком серьезном деле. Мне было стыдно, и я молчал. А он продолжал: — На поросят, на лошонка смотрел, на ступу какую-то да слушал сказки о мельнице. Ты, наверное, и забыл, зачем пошел?

— Чего там забыл? — огрызнулся я. — Думаешь, дурней тебя, что ли?

— Ох, умница! — Митька помолчал. — Чем вот ее распилить? — вертел он в руках трубку. — Может, заметил, где у них инструмент лежит.

— Не знаю.

— Ну вот!

Мы снова направились в Митькин сарай и принялись искать, чем бы распилить трубку. Чувствуя себя виноватым, я прилагал все силы, чтобы найти что-нибудь подходящее и тем загладить свою вину. Я предлагал пилить любым маломальским острым и крепким куском железа. Сначала Митька обращал внимание на мои предложения, но потом стал просто отмахиваться от меня, так я ему надоел. Мне было очень обидно, и, когда я поднял маленький трехгранный напильник, мои мысли были далеко от того, что мы делаем. Я машинально повертел в руках напильник и уже хотел забросить его в дальний угол, как вдруг догадался: это ж и есть то, что мы ищем!

— Нашел! — закричал я. — Нашел!

Мой голос был так взволнован, что Митька сразу подскочил ко мне, выхватил напильник и стал его рассматривать. Потом он взял трубку и провел раза два по ней углом напильника. Золотистые опилки, искрясь, посыпались на пол, на трубке ярко заблестела отметина.

— Есть такое дело! — в восторге проговорил Митька и, присев на корточки, тут же стал у себя на колене распиливать трубку.

Когда Митька уставал, трубку брал я и продолжал пилить. Два дня мы терпеливо грызли старым напильником металл и все же своего добились: трубка была аккуратно распилена. Потом много времени потратили на поиски и отделку деревянной ручки, и только на четвертый день один самопал был готов.

Это для нас была большая радость. Мы попеременно сжимали в руках рукоятку самопала, который казался нам грозным оружием. Сердце замирало, дыхание перехватывало, а силы и уверенности сразу становилось столько, что никто, никакие фашисты нам не были страшны. Мы то и дело выхватывали друг у друга самопал, закрывали левый глаз и прицеливались, во что только можно было прицелиться. Наконец Митька спрятал его под полу пальто.

— Не заметно?

— Нет!

Я держал трубку для второго самопала, и мне хотелось скорее у себя на груди иметь спрятанное оружие.

— Мить, давай побыстрей и второй сделаем! — просил я.

— Подожди, надо этот сначала испытать. Может, он никуда не годится, — сказал он сияя.

Митька прошелся по сараю, размахивая руками.

— Если пуговки пришить к пальто, можно совсем не придерживать, правда? Иди себе, будто ничего не знаешь. А как встретился фашист, — раз, выхватил, и конец господину фрицу! Верно?

— Угу, — проговорил я мрачно.

— Ты знаешь что, Петька? — вскипел вдруг Митька. — Ты не распускай нюни, понял? Капризы свои тут нечего показывать, не такое, брат, время. Сказал: сделаем и вторую поджигалку, — значит сделаем.

— А я ничего… Что ты?

— Ничего… Вижу я, как ничего, — проговорил он, смягчившись. — Где-то надо попробовать стрельнуть.

Митька очистил серу с целого коробка спичек, высыпал ее в трубку, потом вложил туда же несколько кусочков проволоки — дробь — и затолкал шомполом обрывок бумаги вместо пыжа. Самопал заряжен, но где выстрелить, чтоб никто не слышал? Подходящим было только одно место — «кучугуры», так называли старый, давно заброшенный кварцевый карьер. Там было много искусственных гор, насыпанных экскаваторами, больших, длинных ям. Сохранились и глубокие сырые шахты, вход в которые обрушился, но если пролезть в небольшую дыру, то внутри можно распрямиться во весь рост, упираясь головой в скользкие бревна крепления. Но в шахты мы почти не лазили: опасно, могут обрушиться и навсегда похоронить.

В кучугуры мы с Митькой и направились для испытания самопала. Из дому захватили небольшую доску, в которую будем стрелять, чтобы узнать пробойную силу и дальность стрельбы нашего оружия.

Доска нам мешала уйти незамеченными, под полу ее не спрячешь, она доставала до подбородка и ниже колен вылезала из-под пальто. Рассчитывать на то, что по дороге найдем где-то доску, мы не могли: у нас в поселке скорее можно найти глыбу угля или кусок железа. Это потому, что в наших местах совсем не растут леса, кругом одни заводы да шахты. Материал для строительства и для крепления в шахтах к нам привозят издалека. В поселке даже палисадники почти у всех железные — столбы из железных труб или старых рельсов, а между ними натянута проволока. Кое-где были, правда, и деревянные заборчики, но это, как правило, у тех, кто работал в вагоноремонтном парке. Там они каким-то образом выписывали непригодные узкие дощечки от старых разбитых товарных вагонов.

Поэтому, если Митькина бабушка увидит, что мы уходим со двора с доской, она примет все меры, чтобы доска осталась в сарае. Мы пошли на хитрость: Митька подошел к окну и прокричал в комнату: