Караул, Тигры! - Михаил Павлович Коршунов Страница 12

— Стася, ты почему невнимательный?

— Я… ничего. — И Стаська поглядел на брата.

Они всё утро думали, что можно предпринять, чтобы исчез журнал. Так и не придумали.

В школу даже пораньше пришли, и со своим слесарным инструментом. Но вытащить журнал — дело невыполнимое. Никакой труд не поможет: шкаф — из толстых досок, каждая доска — из чистого дуба. А срез коры показывает, как устроен дуб и другие крепкие породы.

И вот ещё что… учительская не бывает пустой. Если учителя и директор уходят в классы давать уроки — совершать учебный процесс, — Дарья Ивановна всё равно сидит в учительской. Она завхоз. Учебным процессом не занимается.

Опять скрипнула дверь.

— Батурин, — сказала Клавдия Васильевна, — проверь, кто там.

Вадя пошёл проверить.

Опоздавший спрятался за угол. Но увидел Батурина и показал ему знаками — меня пет. Меня ты не видел. Опоздавший надеялся как-нибудь проникнуть в класс до тех пор, пока Клавдия Васильевна отметит опоздавших и отсутствующих.

Подобные случаи бывали. Удавалось.

Вадя вернулся на место и сказал:

— Там никого.

Слышно, как приехала машина. Это Шустиков папа. Он поговорил с дедом Валерием и тётей Acей и уехал.

Стаська напряжён. И Славка напряжён. Но — никаких драк и столкновений.

Ребята не понимают, в чём дело. Обычно братья на первом же уроке начинали драться. А сегодня только поглядывают друг на друга и молчат.

Клавдия Васильевна подходит к партам, смотрит, как ребята обращают дроби.

У Димки Токарева с дробями не ладится и с ногами тоже: утром опять прыгал и не выяснил, какая нога толчковая.

— Токарев, — Клавдия Васильевна заглядывает к Диме в тетрадь, — потерял единицу. А я говорила: когда обращаете обыкновенную дробь и десятичную, не пренебрегайте единицей.

При слове «единица» Стаська и Славка вздрогнули.

Дверь опять скрипнула. Приоткрылась. Клавдия Васильевна была в глубине класса и не слышала. Дверь осталась приоткрытой. В щель наблюдал опоздавший.

* * *

Алексей Петрович сидит у себя в кабинете и читает записки, которые он снял со своей ручки-ракеты.

Зазвонил телефон. Алексей Петрович взял трубку. Это Шустикова-мама.

Она рассказывает Алексею Петровичу, что с детьми произошло чудо: они утихомирились. Совсем другие ребята. Вместе позавтракали и вместе пошли в школу. Может быть, повлияло животное? А может быть, и…

— А может, пожарная команда, — смеётся Алексей Петрович. Он просматривает одну из записок. — Мне вот тут сообщают, что всё в порядке. Лейтенант сообщает.

Ещё директор говорит, что в истории были войны, которые длились так долго — семилетняя, тридцатилетняя, столетняя, — что в конце концов можно было даже забыть, из-за чего они, собственно, начались, но они всё-таки кончились!

* * *

Клавдия Васильевна возвращается к учительскому столу, садится и берёт в руки классный журнал.

 Открывает. Смотрит.

 И ещё смотрит. И ещё… И ещё…

 Она… ничего не понимает. Вдруг меняется в лице. Лихорадочно перелистывает журнал, страницу за страницей.

 Опоздавший тихонько крадётся к своему месту.

 За опоздавшим и за Клавдией Васильевной наблюдают ребята. Но Клавдия Васильевна настолько поражена чем-то в журнале, что даже не замечает опоздавшего.

 — Что это? — говорит она едва слышно.

Опоздавший замирает.

Но Клавдия Васильевна по-прежнему его не видит, она видит только классный журнал.

— Что это?

Клавдия Васильевна смотрит на Стаську, потом на Славку.

Класс догадывается — случилось нечто невероятное. Ребята вскакивают с места. Обе партии. Они готовы к бою.

Вскакивают и братья.

Славка кричит и показывает на Стаську:

— Он первый начал!

Стаська кричит и показывает на Славку:

— А зелёнкой кто облил?

— А кто психом обозвал?

Близнецы устремляются друг к другу навстречу.

— А ты!..

— А ты!..

И обе партии тоже устремляются друг к другу навстречу.

…Семилетняя, тридцатилетняя, столетняя!..

* * *

Алексей Петрович продолжает разговаривать с Шустиковой-мамой. Он, как обычно, в хорошем настроении.

С утра все учителя бывают в хорошем настроении. К концу дня у многих настроение портится. Правда, с Алексеем Петровичем этого не случается. Он советует учителям: занимайтесь гимнастикой, укрепляйте себя. Добивайтесь атлетического равновесия… Брусья, канат, «козёл», шведская стенка…

Алексей Петрович положил телефонную трубку, и тут в учительской появилась Клавдия Васильевна. Гребешок у неё в причёске перекосился и вот-вот упадёт. И сама Клавдия Васильевна перекосилась и вот-вот упадёт.

— Что с вами? — испугался Алексей Петрович.

— Это опять они…

В это время гребешок действительно упал на пол.

Директор поспешил придвинуть стул для Клавдии Васильевны. Она в изнеможении на него опустилась и протянула директору журнал.

— Посмотрите. — Глубоко вздохнула, потёрла пальцами виски.

Алексей Петрович поднял гребешок и положил на стол.

— Скоро залезу на вашу стенку, — сказала Клавдия Васильевна.

Директор листал журнал и только крякал, хотя он и был спортсменом, укреплял себя. Но школа — вещь неожиданная, находится в постоянном развитии, в борьбе противоположностей.

— Алексей Петрович! — сказала Клавдия Васильевна. — За всю мою педагогическую практику… Никогда!

Директор продолжал листать журнал и крякать.

— Н-да. Прецедент. — Он даже почесал где-то за ухом, чтобы восстановить атлетическое равновесие.

— Инцидент. Прецедент. Что угодно, — слабо ответила Клавдия Васильевна и попыталась вдеть в причёску гребешок. — Но теперь я не сомневаюсь: они развалят всю школу. Они кончат учителей и родителей (Клавдия Васильевна уже не говорила: изведут, а — кончат). Гробокопатели!

Дарья Ивановна из-под крана налила стакан воды и подала Клавдии Васильевне.

В учительскую вошла Екатерина Сергеевна с кофейником и апельсином. Это новый натюрморт. Новый, потому что появился апельсин. Кофейник присутствует во всех натюрмортах. Он ветеран-натюрморт.

Вошли Марта Николаевна, Нина Игнатьевна, Виктор Борисович. Учителя из старших классов.

Директор протянул им журнал.

И они начали перелистывать, смотреть. Разбираться, в чём дело.

— Много проставлено?

— Двадцать, тридцать… Сто! Двести! Не знаю! — сказала Клавдия Васильевна.

— Почти по каждому предмету.

— Мм… Размах.

— «Трагические иероглифы»!

Екатерина Сергеевна попросила Алексея Петровича открыть страницу с её предметом.

— И у меня!..

— Да, — ответила Клавдия Васильевна. — И по рисованию.

— Сколько же надо было времени, чтобы проставить! — Екатерина Сергеевна задумчиво пошевелила на носу очки. — Если даже это всего лишь один штрих…

— Алексей Петрович, у меня журналов нет. Их выдают в Главснабпросе по