Лента Ососкова - Лесь с Ильинки-улицы Страница 13

- Я подумал… я подумал… — и тут мужчина сломался. Смотреть на это было неприятно до просто-таки физического отвращения: Виктор чуть не плакал, беспомощно шлёпая губами. Из потока бессвязных слов Лесь выцепил только самую суть: кто-то из какого-то "центра" показал Виктору его, Леся, фотографию и попросил, если вдруг увидит, назваться другом его папы и отвезти домой, а там позвонить одному человеку…

- Почему тебя попросили? — перебил Лесь мужчину, чувствуя теперь не только отвращение, но и пробирающий озноб страха.

- Да потому что… потому что я тебя видел… Мы же в соседнем подъезде живём… Максим сказал, что ты наверняка попадёшься мне на глаза… Что ты…

- И зачем ты согласился?

Мужчина какое-то время молчал, глядя на отражение пистолета у виска своего отражения. Потом неуверенно — теперь уже совсем неуверенно — сказал:

- Так ты… ты же без родителей остался… Максим сказал, должен был помочь тебе… Он… он в центре этом работает… Там помогают таким, вроде тебя…

- Каким — таким?!

Взгляд у мальчика стал нетерпеливым, почти сумасшедшим, а ствол ещё плотнее вдавился в висок.

- Си… сиротам…

Лесь вдруг испытал звериное какое-то, злое желание надавить на спуск пистолета, чтобы этот мужчина навсегда замолчал и не говорил таких гадких и неправильных слов. Оно было таким диким, что Лесь чуть не выронил "макарыч" — и поспешно вывалился из машины на дорогу, чудом не попав под колёса пронёсшегося мимо "пассата". В последний момент отскочил и бросился бежать, не думая, врезаясь в прохожих и продолжая сжимать треклятый пистолет в руке.

Он хотел — выстрелить в человека?!

Нет! Он просто хотел его попугать!

Но этот Виктор начал говорить такие страшные и противные вещи, что Лесь не выдержал…

Мальчик огляделся, понял, что находится неподалёку от метро Октябрьская, и сломя голову кинулся в сторону угловатой красной "М". Потом резко остановился, скинул с плеча рюкзак и засунул туда, поглубже, пистолет. Захотелось вытереть руки — мальчик провёл пару раз ладонями по джинсам, а потом уже спокойнее спустился в метро.

Центр… что за центр? Виктор назвал, вроде, но Лесь не запомнил, в памяти застряло только что там было что-то про детство и… то ли защиту, то ли охрану… Кому там Лесь понадобился? Зачем?..

Мальчик сидел в самом углу вагона, пялился прямо на лампы и думал-думал-думал, покачиваясь в такт движению поезда. Ехать было далеко…

Ладно, ничего, сегодня крайний день его приключений. Завтра уже вернётся мама…

Мама…

Накатилась слепая усталость, и мальчик заснул, крепко прижимая к себе рюкзак, в котором лежал такой грозный и тяжёлый пистолет.

Глава 6. Кого охраняют от детства?

Маленький взрослый, Пистолет под рукой… Колючий, как ёжик, Но вовсе не злой!

Лесь стоял в коридоре, сонно не-думая. То есть в голове вообще не было ни одной живой мысли — все замерли в оцепенении. Привалившись плечом к стене, Лесь дремал с открытыми глазами и не хотел просыпаться, потому что надо было идти в школу, а пока ты спишь — ты об этом даже не думаешь…

- Лесь!

"Не, мам, я сейчас ещё чуть-чуть постою так… спокойно… а потом уже пойду…"

- Елисей!

- А?! — захлопал глазами Лесь, вываливаясь из дрёмы. — Я уже выхожу, мам!

- Вот и иди, — мама стояла на пороге комнаты, по новой её привычке держась за спину. — Не спи! К нам сегодня Максим приедет, купи по дороге из школы хлеба, хорошо?

- Хорошо, — поморщился Лесь. Максима, врача из роддома, где мама лежала, он не любил. Чего он к маме приезжает? Он что, новым папой заделаться хочет? Не выйдет, точно не выйдет!..

Ведь папа же их найдёт… Что тогда Максим делать будет? Пусть катится отсюда к себе в больницу. Ему ещё везёт, что Лесь в школе пропадает целыми днями, а то бы ему точно… неуютно было бы в этом доме. Уж Лесь бы это обеспечил, не отстань он так по учёбе за то время, пока мама в больнице лежала. Последняя неделя учёбы — а ему приходится после уроков оставаться, заниматься с преподавателями!

- Ну, давай, с Богом, Леська, — вздохнула мама. — Удачи тебе. Звони, если что.

- Ага, — кивнул Лесь, подхватил рюкзак и вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.

В голову как назло полезла противная мысль, что Максим, кажется, всерьёз вознамерился поселиться с мамой: Лесь слышал вчера вечером, как он говорил, что с хозяином уже почти договорился снимать ту, вторую комнату, которая обычно была на вечном ремонте — то обои хозяин клеит, то шкаф собирает, то стеклопакет в окно ставит…

А теперь там вдруг поселится Максим. Лесь как представил это — так содрогнулся и со злостью зафутболил попавшуюся на пути смятую жестянку прямо на клумбу. Нет, ну вот ведь бывает же такое отвратительное начало дня!

Лесь даже жалел себя метров двадцать. Потом поглядел на часы, обнаружил, что опаздывает, и припустил бегом, а на бегу жалеть себя уже не получалось.

В школу он влетел за несколько минут до звонка, стремглав промчался по лестнице, ворвался в класс и плюхнулся за свою парту одновременно с первой трелью. Отдышавшись и кивнув в ответ на приветствие Тохи, Лесь кинул на парту дневник, тетрадку и учебник… и обнаружил, что забыл пенал. Вот те раз!

- Тош… ручка запасная есть? — шепнул Лесь соседу, поднимаясь, когда в кабинет вошла учительница.

Друг молча достал из кармана рюкзака потрескавшуюся от чьих-то крепких зубов синюю "гельку". Тоша по утрам был неразговорчив — спал одним глазом.

На уроках размышлять о Максиме, маме и папе Лесю уже стало некогда — приходилось энергично догонять одноклассников, учить то, что они уже выучили и, пользуясь подсказками верного друга Тохи, отвечать у доски, если вдруг вызывали.

В школе, впрочем, нового ничего не произошло. Только ходили слухи, что психолог поменялся, но это же был форменный бред — уход Александры Васильевны ещё до конца учебного года!.. Впрочем, это не особо волновало школьников, потому что с Александрой Васильевной они сталкивались в большинстве своём крайне редко, только если действительно были какие-то проблемы, которые влияли на весь класс. Сейчас, наверное, она позвала бы к себе поговорить Леся, но — её, похоже, всё-таки не было в школе.

Сегодня Лесь, привыкший собирать информацию по кусочкам, обрывкам фраз и чужим разговорам, наконец-то точно узнал: психолог действительно поменялся — правда, временно. Александра Васильевна разболелась, и её подменяла некая Линда Борисовна, кажется, даже её знакомая… Поделившись этой новостью с Тохой, Лесь спросил:

- Как думаешь, её мы тоже не увидим?

- Уж надеюсь, — откликнулся Тоша. У него мать развелась три года назад, и психологов Тоша навидался уже на всю жизнь. Они то и дело находили у него какие-то комплексы, тревожные симптомы, советовали поменять обстановку и больше развлекаться. И, конечно, со вниманием относиться к своему психологическому состоянию, такому непростому, особому…

Тошиной маме было приятно, что психологи видят её сына мальчиком необычным, глубоким и чувствительным, а сам Тоха в отместку носил футболку с Че Геварой, цитировал Маркса, а в комнате повесил на стене копию Знамени Победы — сам рисовал серп и молот под звездой на алом полотне и надписывал: "50 стр. ордена Кутузова II ст. идрицк. див. 79 C.К. 3 У. А. 1 Б. Ф." — в четыре строчки, тем самым шрифтом, как было "в оригинале". Тоха вообще во всём, что касалось Советской Армии, был ходячей энциклопедией и терпеть не мог, когда кто-нибудь в его присутствии хоть в чём-то ошибался.

В общем, с психологами у Тохи шла необъявленная война. Только с одной "психологичкой", Шурой, только-только окончившей психфак МГУ, у него всё прошло на удивление душевно и мирно: они попили чай, поговорили про Кубинскую революцию, современную политику — и не слова про внутренне состояние, кроме спрошенного Шурой невзначай: "А ты сам как с отцом… сейчас?"

Тоша пожал в ответ на это плечами с демонстративным равнодушием: "А что поменялось-то? Ну, далеко… звонит иногда…" — а потом подумал и всё-таки признался, что скучает. Ну, немного, просто потому что папа всё время где-то далеко. И теперь, например, не с кем в ЦМВС пойти — Центральный Музей Вооружённых Сил. Не с мамой же…

Шура улыбнулась, бултыхая чайным пакетиком в кипятке:

- Сходишь ещё…

- Ага, — легко согласился Тоша и отхлебнул чаю из ярко-рыжей кружки, похожей на половинку апельсина с ручкой. Больше они к этому с Шурой не возвращались, а маме та посоветовала перестать дёргать мальчик, путь занимается, чем хочет — с такими интересами и таким характером хоть мужчиной вырастет. Маме не понравилось, что сына "не оценили", и больше Тоша с Шурой не пересекался, а другие психологи после этого душевного разговора за чаем ещё больше усиливали желание вообще замолчать намертво. Всё равно не понимают они, что Тоша с отцом периодически встречается и совершенно нормально общается. Ну да, уйти в другую семью — это, с точки зрения Тоши, было неправильно и попросту глупо… Ну а всё равно взрослые никогда никого не слушают — и чего тут делать, вообще расстаться с отцом? Семья же всё-таки…