Александр Асмолов - Сказки Дальнего леса Страница 17

Но ничего не произошло. Поколебавшись немного, он добавил неожиданно для себя:

Будь солнечной травинкойВесь этот летний день.Во времени песчинкой,Прибавишь в прошлом тень.

Ах, если бы медвежонок знал тогда, что заклинание, которое он с такой легкостью произнес, обменяло прекрасный летний день на один тоненький стебелек! В юности жизнь кажется вечностью, и не хочется думать, что с каждым утром таких дней остается все меньше. Впрочем, иногда смертные отдают гораздо больше за исполнение желаний.

Так или иначе, но Ме́ня получил травинку с Солнечной поляны и тут же почувствовал тепло. Оно струилось невидимым потоком от скалы. Как происходят чудеса, известно лишь немногим, знающим законы магии и волшебства. Для остальных они остаются необъяснимой загадкой, и лишь избранным они преподносятся как дар.

Медвежонок стал очерчивать контуры таинственного знака на скале и повторять заклинание для входа в пещеру. Все произошло как и в прошлый раз – скала стала прозрачной. Ме́ня сначала погрузил в нее свою лапу с травинкой, и она была видна как в чистой воде. Потом он шагнул следом, и податливый камень пропустил его внутрь. В сознании замелькали картинки – это ему предлагали превратиться в кого-нибудь. Пропуская изображения зверей, птиц, детей и стариков, он не выходил из прозрачной скалы, пока не увидел женщину-воина. Почему он решил превратиться именно в нее, медвежонок объяснить бы не смог, но сделал он это осмысленно.

Войдя в пещеру, он увидел, как вспыхнули факелы, освещая ее мрачные своды. В обличии воина он чувствовал себя очень уверенно. Раньше медвежонок вставал на задние лапы, только если нужно было куда-нибудь дотянуться, а сейчас он свободно шагал по каменному полу, и эхо разносило звук от его кованых сапог. Левая лапа стала мускулистой рукой и уверенно лежала на эфесе меча. Он остановился перед столом, где по-прежнему стояли чаша, шкатулка и холщовая сумка. Помнится, в прошлый раз тут был еще кожаный мешочек с камнями, но их он не увидел. Когда он впервые забрался на этот стол, будучи мышонком, все предметы казались огромными, а в чаше он чуть не захлебнулся, сейчас же она была обычных размеров. Повинуясь любопытству, он взял чашу. Тут же внутри нее загорелись тысячи и тысячи искорок. Темно-синяя жидкость ожила и начала медленно двигаться. Зрелище было очень необычным: будто небо ясной летней ночью уменьшилась и поместилась в небольшой сосуд. Здесь можно было рассмотреть и миллионы звезд, и Млечный путь, и яркие планеты. Ме́ня вспомнил ужас, охвативший его, когда он плюхнулся в чашу. Было ощущение, что он провалился в бездну, потому что под ногами было столько всего необычного и живого. Всего, кроме дна. Боясь расплескать необычную жидкость, в которой ожили целые миры, Ме́ня поставил ее обратно на стол и стал наблюдать. Ему показалось, что темно-синий мир живой и общается с ним. Хотя они не говорили вслух, но какой-то мысленный обмен проходил меж ними, и он не мог оторваться от этого. Постепенно появилось непреодолимое желание коснуться жидкости в чаше. У медвежонка и раньше такое было, когда он впервые встречал кого-нибудь в лесу. Со взрослыми или большими представителями лесного народа он не общался. Разве что лось по имени Длинный или орел Гордый, а вот с теми, кто был с него ростом, Ме́ня часто знакомился. Правда, сначала ему нужно было удостовериться, не опасно ли это. Медведица Тамара всегда предупреждала его, что прежде всего следует понюхать незнакомца. Если ничего плохого не чувствуется, его можно легонько коснуться. И только после того, как тот не стал кусаться или брыкаться, можно начинать разговор.

Едва Ме́ня подумал об этом и стал протягивать палец, как по поверхности темно-синей жидкости пробежала небольшая волна, и тут же начали загораться яркие вспышки больших звезд и посыпались целые ливни падающих огней. Они проносились изнутри на поверхность и выплескивались на стол. Почуяв, что опять сделал что-то не так, медвежонок отпрянул от испуга назад. Все успокоилось, но на столешнице осталась едва приметная капелька. Оранжево-красные языки факелов отблескивали в ней темно-синими всплесками. Очень хотелось попробовать ее на вкус, но медвежонок лишь понюхал. Не было совсем никакого запаха. Странно. Тогда он потрогал ее пальцем, благо у женщины-воина кисть была с длинными пальцами. Причем они были не его, медвежонка. Пока он так подумал, капелька исчезла. Вернее, она втянулась в медвежонка, будто он слизал капельку меда языком. При этом он не ощутил ни сладкого, ни какого-либо другого вкуса. Ее просто не стало. Зато внутри него что-то стало происходить. Он начал наполняться новой силой, новыми знаниями, новой жизнью.

Захотелось что-нибудь такое сделать, дабы опробовать появившиеся возможности. Ме́ня осмотрелся. В центре пещеры было углубление, похожее на небольшой бассейн. Вода в нем засветилась зеленоватым светом, стоило ему обратить на него внимание. Никаких змей или другой живности в бассейне не было видно.

«Интересно, а как люди снимают сапоги и другую одежду? – подумалось медвежонку. Обилие ненужных вещей и разных там пуговичек должны были очень мешать в движении, но ему было на удивление удобно в чужом обличии. Он еще больше удивился, когда неожиданно для себя начал ловко скидывать одежду. Только меч он осторожно положил на край стола, чтобы в случае необходимости быстро схватить его. Остальное же небрежно бросил куда попало.

– Вот неряха, – начал было Ме́ня, но остановился, – это же я про себя.

Пришлось воздержаться от дальнейших комментариев, так как непонятно было, к кому они теперь относились. А поучать самого себя, даже в чужом обличии, было неловко. Впрочем, эти мысли быстро перестали его волновать, как только медвежонок увидел обнаженное тело женщины-воина. Оно было одновременно изящным, сильным и красивым. Стараясь больше не глядеть на себя, Ме́ня попробовал ногой воду в бассейне. Она была теплой и приятно пахла. Как цветы. Стоило ему так подумать, как на поверхности бассейна стали появляться настоящие цветы. Набрав воздуха, медвежонок стал спускаться по небольшим ступенькам в воду. Раньше он купался с друзьями в ручье, но там они прыгали с берега и плескались так, что брызги разлетались в разные стороны, а сейчас ему захотелось понежиться. Он улегся поудобнее, положив голову на камень, поросший мхом. Тело стало невесомым, и он закрыл от удовольствия глаза. Ему казалось, что так должны себя чувствовать птицы, когда, расправив крылья, они без движения парят над полями, наслаждаясь свободой.

Стоило ему так подумать, и он увидел, как огромное поле за опушкой медленно стало проплывать под ним. Вот это да! Раньше он частенько играл здесь с друзьями, но сверху видел поле впервые. Все внизу было таким маленьким и аккуратным, будто он залез на высокое дерево. Тут же он оказался на верхушке огромного дерева, обхватив его ствол руками и ногами. Стало страшно.

– Не хватало мне еще сам страх воочию увидеть. Нет уж! Я – птица. Я парю.

Ме́ня произнес это с усилием, четко выговаривая слова. Он сказал это прежде всего для себя. Что-то натолкнуло его на мысль, что в этом бассейне слабый найдет слабость, злой – злобу, а свободный – свободу. И он вновь увидел, как парит над полем, Дальним лесом, Лесным озером… Как все было красиво с высоты!

– А вот у ручья сейчас точно кто-нибудь купается, – произнес медвежонок.

И тотчас увидел волчью стаю, отдыхающую у воды. Взрослые лежали в густой траве под тенью кустов, а молодняк плескался. Брызги на солнце играли всеми цветами радуги, вода пенилась от быстрых и мощных прыжков молодых и сильных хищников. Среди волчат Ме́ня разглядел Коготка. Он будто почувствовал приближение медвежонка и поднял голову вверх. Его бока вздымались от частых вздохов, пасть с острыми зубами была открыта, а глаза были такие веселые.

– Ну, только зоопарка тут не хватало, – услышал медвежонок знакомый голос.

Перед ним стояла женщина-воин. По привычке он было дернулся в сторону, чтобы пуститься наутек, но это был порыв медвежонка. Воин не мог себе позволить бежать с позором от противника, и Ме́ня остановился. Из этой суеты вышло только то, что он скатился с бортика бассейна и хлебнул зеленоватой воды.

– Ты кто такая?

Угрожающие интонации ему очень не понравились, а уж обращение как к девчонке – и подавно. Неожиданно для себя он подбоченился и сурово произнес:

– А ты кто такая?

Хотя ему было точно известно, кто скрывается за внешностью настоящей женщины-воина.

– Вот именно, ты знаешь, кто я. А вот с такой самозванкой, как ты, неясно.

Дальше Ме́ня не расслышал. Свист меча, рассекающего воздух на том месте, где только что была его голова, заставил медвежонка пригнуться и сделать выпад в сторону. Но отдыхать было некогда – следом за ним туда же направилось и острие меча. Уклоняясь от очередной атаки, он отступал к стене. Путь к столу, где лежал его меч, был отрезан. Еще выпад – и он почувствовал спиной холодок камня. С другой стороны холодное лезвие остановилось у его горла.