Эрин Хантер - Восход солнца Страница 19

«Да что она понимает?! — Он встал и принял­ся молча отряхивать шерсть от приставших клоч­ков мха. — Конечно, у вас с Белкой все было по– другому! Если бы вы были так близки, как мы, ты бы знала, что Белка солгала, объявив нас своими детьми. Уверен, что ты бы никогда не позволила ей сделать то, что она сделала. Интересно, ты во­обще знаешь свою сестру?»

Воробей устало вернулся в свою палатку сквозь густые запахи сумерек. Лапы у него ныли, ссадина на голове, заработанная от удара о дерево, пульси­ровала болью. Он так устал, что даже не стал ис­кать целебные травы, чтобы приложить к больно­му месту.

—  Надеюсь, Листвичка довольна собой, — про­ворчал он, укладываясь на свою подстилку. — Зав­тра я не смогу пошевелить лапой, и проку от меня будет, как от больного ежа!

Воробей устало закрыл глаза — и тут же открыл их. Он стоял в густом зеленом лесу, залитым дро­жащим звездным сиянием. Боль в теле как лапой сняло, он чувствовал себя здоровым и полным сил, а теплый душистый ветерок приятно перебирал его шерсть. Скованный холодом лес поры Голых деревьев стал далеким воспоминанием.

Узкая тропинка, петляя, убегала из-под его лап в заросли папоротников. Воробей побрел по ней, насторожив уши и оглядываясь по сторонам и поисках знакомых котов. Он слышал шорохи по обеим сторонам тропы, и несколько раз видел мелькавшие в зарослях кошачьи тени, но никто не епешил выйти к нему навстречу.

—  Кто здесь? — не выдержал Воробей. — Щербатая? Синяя Звезда? Вы меня слышите?

Никто ему не ответил. Расстроенный и озада­ченный, Воробей продолжил идти, пока не вы­шел на поляну, поросшую высокой мягкой травой. В центре виднелось небольшое озеро, в котором отражались звезды. Здесь тоже никого не было.

—  Вы где? — взвыл Воробей, выходя из-за ку­стов. — Почему не хотите поговорить со мной?

Перья папоротников на другой стороне поля­ны закачались, и из них вышла Пестролистая. Не успел Воробей обрадоваться, как вдруг снова по­холодел, поймав настороженный взгляд бывшей целительницы.

—  Пестролистая… — неуверенно начал он.

—  Мы не можем ответить на твои вопросы! — перебила его пестрая кошка. — Возвращайся в свое племя! Там ты найдешь всю правду.

—  Но… Но ты должна сказать мне что-нибудь еще! — умоляюще воскликнул Воробей. — Значит, все это время Звездное племя знало, что мы не дети Белки и Ежевики?

Гнев полыхнул в глазах Пестролистой.

— Когда же ты поймешь, что Звездное племя не может знать всего? — прорычала она, хлеща себя хвостом. — Порой мы тоже бываем в смяте­нии. Иногда мы просто обычные коты — такие же, как ты!

Не дав ему возможности опомниться, она раз­вернулась и скрылась в папоротниках.

Воробей кинулся за ней в погоню, но земля ушла у него из-под лап. Он проснулся в собствен­ной пещере, глядя в кромешную тьму. Он снова был слеп, одинок и беспомощен. Воробей разинул пасть и чуть не завыл, как брошенный матерью ко­тенок.

«Они все меня бросили: Остролистая, Львино­свет, мои соплеменники и даже Звездное племя! Я теперь совсем один».

И даже его вера в пророчество, некогда так мно­го обещавшая, была построена на обмане.

«Наверное, я был слеп не только в жизни, но и в своих снах. Что же мне теперь делать?»

Глава X

Остролистая беспокойно ворочалась в своем неуютном гнездышке под корнями дерева. Лежавший рядом с ней Львиносвет крепко спал, но уши и хвост у него подергивались, словно молодому воину снились плохие сны. Но по крайней мере, он спал! А вот Остролистая никак не могла уснуть в такой близости от Гремящей тропы. Даже ночью тут носились чудища, кричали Двуногие и лаяли собаки.

«В жизни не видела такого шумного места! Ума не приложу, как ручные киски могут тут жить?»

Она снова заворочалась на сухих листьях. Бли­же к рассвету Остролистая все-таки провалилась в тревожный сон, но почти сразу же проснулась, потому что Львиносвет зашуршал листвой, выби­раясь наружу. Широко зевая, Остролистая вылезла следом за ним.

Оранжевый свет, горевший в небе над терри­торией Двуногих, сменился бледными предрас­светными сумерками. Крыши палаток Двуногих четко вырисовывались на фоне светлеющего неба. Холодный ветер свистел над землей, трава была покрыта инеем. Ежевика и остальные па­трульные молча смотрели в сторону территории Двуногих.

—  Нужно вернуться туда, — начал Ежеви­ка, — и поискать кота, которого мы повстречали прошлой ночью. Я хочу знать, о чем он говорил вчера.

—  Мне показалось, здешние коты не жалуют чу­жаков, — настороженно пошевелила усами Ореш­ница.

Березовик ободряюще дотронулся носом до ее уха.

—  Нас много, так что нам хилые котишки не страшны!

Остролистая быстро переглянулась с братом.

—  Я думаю, мы вышли на след Сола, — проры­чал Львиносвет, терзая когтями траву. — Клянусь самой жирной полевкой из кучи, что это из-за него вчерашний кот так нас испугался!

Остролистая кивнула. Любопытство придало ей храбрости, и она уверенно побежала следом за Ежевикой через участок травы к просвету между гнездами Двуногих. Ее соплеменники ни на шаг не отставали от них, все шли с поднятыми хвоста­ми и гордо поднятыми головами.

«Мы коты-воители!Мы не должны никого боять­ся!»

Ветерок усилился, превратившись в холодный режущий ветер, воющий в глубоких ущельях меж­ду краснокаменными домами. Здесь было так тем­но, что коты с трудом разбирали дорогу, а слабые лучи солнца не могли растопить лед, стянувший лужи вдоль Гремящей тропы.

— Пить хочу! — проскулила Остролистая. — У меня язык стал шершавый, как мышиная шерстка!

Когда Ежевика в очередной раз остановился, иобы принюхаться, она присела возле лужи и лизнула языком лед, наслаждаясь его покалываю­щей свежестью.

—  Идем, — скомандовал глашатай. — Сюда.

Остролистая хотела вскочить, но тут же со сдавленным писком съежилась на земле. Оказалось, что язык у нее примерз ко льду, и малейшая попытка оторвать его вызывала острую боль.

—  Что случилось? — крикнул Львиносвет.

—  Ой… Яжык! — с трудом выговорила Остролистая. — Он… приклеился.

Львиносвет сдержанно хихикнул. Подбежав­ший Березовик наклонился к Остролистой, чтобы получше рассмотреть ее беду, и она с трудом пода­вила раздражение, заметив веселые искорки в его глазах.

—  Это де хмехно! — промычала она настоль­ко отчетливо, насколько позволял примерзший язык.

—  Отойдите, — раздался за ее спиной спокой­ный голос Бурого. — Дайте-ка взглянуть. — На­клонившись, он аккуратно отодвинул в сторону Березовика и осмотрел Остролистую. — Так и есть, язык примерз, — сказал он, и Остролистая поняла, что старший воин едва удерживается от смеха. — Думаю, придется обломать лед вокруг твоего языка. Только тебе придется нести льдин­ку на языке, пока она не растает.

—  Чудесная мысль! — прыснула Орешница. — Ты только что открыл новый способ приносить воду старейшинам!

Ощетинившись от злости, Остролистая снова попыталась оторвать язык, но лишь заскулила от боли.

—  Ой, бойно, бойно! Хделайте зе хто-ни– будь!

Она представила, как лежит на земле с высуну­тым языком и невольно прыснула со смеху.

«Звездное племя, до чего же потешно, я навер­ное, выгляжу!»

—  Остролистая! — бросился к ней Ежевика. Смех плясал в его янтарных глазах, но голос был ласков, и он участливо дотронулся носом до ее уха. — Дыши изо всех сил. Лед совсем тонкий, ты растопишь его своим дыханием.

Улегшись рядом с ней, Ежевика набрал поболь­ше воздуха и выдохнул на кусочек льда, к которо­му примерзла Остролистая. Неожиданное тепло разлилось по телу Остролистой.

«Как все-таки хорошо, когда кто-то о тебе за­ботится!»

Но это слабое тепло тут же сменилось холодом, когда Ежевика добавил:

—  Ты вылитая мать! Она тоже вечно всюду за­стревала и попадала в дурацкие положения.

«Никакая она мне не мать!»

Остролистая шумно выдохнула, а потом снова пошевелила языком и со стоном облегчения отле­пила его ото льда. На замерзшей луже появилась крошечная лунка, продышанная горячим дыхани­ем Ежевики. Но Остролистая не собиралась благо­дарить глашатая за помощь. Он ей не отец — и во­обще никто!

—  Вот и хорошо, — буркнула она, вставая. — Все в порядке. Давайте…

Низкое рычание, раздавшееся за ее спиной, не позволило ей договорить. Все обернулись.

На другой стороне Гремящей тропы, в нескольких лисьих прыжках от них, стояла целая стая собак. Их было пятеро, все разного роста и размера — от маленькой бурой жесткошерстной собачонки до огромной черной с рыжими подпалинами псины. Но в глазах всех пятерых горела одна и та же свирепая ненависть.

—  О, нет… — услышала Остролистая сдавлен­ный вскрик Орешницы.

— Назад, — спокойно и твердо скомандовал Ежевика. — Ни в коем случае не бегите и не пово­рачивайтесь к ним спиной.