Феликс Семяновский - Повесть о фронтовом детстве Страница 2

– Не бойся. Видишь, он пленный, «язык», отвоевался. Наши его взяли, сейчас в штаб отведут. А ты спи, спи, сынок.

Сердце всё ещё громко стучало, и я никак не мог понять, кончился сон или нет.

Этот немец мне ничего не сделает? Не заберёт меня? Он стоял не посреди комнаты, как всегда, когда они входили в дом, а в углу. Он точно хотел подальше забиться в этот угол, спрятаться от всех. Такого немца я ещё никогда не видел. Шинель на нём была привычная. Но какая она была мятая, грязная! Он стоял без ремня, в руках не было ни винтовки, ни автомата. Немец взглянул на меня, и я понял, что он боялся. Он боялся наших!

А они, разведчики, дружно сидели за столом и при свете коптилки ели. Были они в просторных, надетых на телогрейки пятнистых рубахах, таких же пятнистых штанах, в шапках со звёздами. Кто положил свой автомат на стол, кто держал на коленях, кто на лавку пристроил. И ели они консервную колбасу не ложками, а вырезали её из банок финками, накалывали на остриё и отправляли в рот.

Разведчики поели, попили чаю, вытерли о рукава финки, вложили их в чёрные чехлы на ремнях.

– Теперь полный порядок, – сказал самый высокий разведчик дяде Васе. – Двинем в штаб. А вы досыпайте здесь.

– Пётр Иваныч, может, оставите маскхалаты? Глядишь, к утру просохнут.

– Скоро вернёмся, тогда уж всё и просушишь.

Маскхалаты были в грязи и особенно густо покрыты грязью на локтях и коленях.

Разведчики закинули автоматы за плечи, вышли из комнаты. Я уснул, и немцы мне больше не снились.

Глава вторая. ДЕЛА НОВЫЕ И СТАРЫЕ

1. ПЕРВОЕ УТРО

Я проснулся рано. Третьяк всегда будил чуть свет, заставлял работать. Разведчики ещё спали.

Дядя Вася сидел на плащ-палатке и зашивал дырку на моём ботинке. Его руки ловко орудовали толстой иглой. По коже протягивалась аккуратная стёжка. На другом ботинке уже была наложена новая латка. Рядом со мной лежали сухое пальто, курточка и штаны с зелёными заплатами.

– Чего вскочил? – тихо спросил дядя Вася. – Спи, рано ещё.

Он зашил дырку. Прищурив глаз, осмотрел ботинок и поставил рядом с первым:

– До лета хватит. А там и сапоги сошьём. Ты полежи, коль не спится, а мне по хозяйству надо.

Он бесшумно вышел. Я быстро: оделся и осторожно, чтобы не скрипели половицы, выскочил на улицу.

Дядю Васю я нашёл в сарае около лошадей. Они повернули ко мне головы, насторожили уши, потом кивнули как своему. Я уже выучился у Третьяка за лошадьми ходить. И здесь тоже буду кормить их, чистить, пасти летом. Ещё лучше, чем у него. Это ж не куркульские кони, а наши. И военные к тому же.

Дядя Вася жгутом из соломы оттирал грязь с ног у одной лошади. У другой ноги уже были чистые. Теперь её можно было чистить щёткой. Круглая щётка с ремешком и скребница лежали около сбруи. Я быстро надел щётку на руку и стал кругами водить ею по лошадиному крупу. Проведу три-четыре раза, ототру как следует о скребницу и снова чищу. Дядя Вася выпрямился, улыбнулся:

– Ишь ты! Ловко у тебя получается. Видать, довелось конюховать?

– Ага, – ответил я, довольный его похвалой.

– Дело хорошее. По мне, лучше не бывает.

Он почистил вторую лошадь, насыпал овса в большие брезентовые торбы и повесил их на морды лошадям. Те стали звучно жевать и отфыркиваться.

– Здесь у нас, Федька, порядок. Теперь ребятам кормёжку будем готовить.

Дядя Вася подошёл к дровам под навесом, набрал их побольше и пошёл в дом. Дрова носить тоже надо умеючи. Я согнул левую руку и правой стал накладывать на неё поленья до самых глаз, чтобы унести побольше.

В кухне дядя Вася затопил печку, поставил на неё чугун с мытой картошкой, а что мне делать, не сказал. Я тихо прошёл в комнату, сел на лавку и стал дожидаться, когда проснутся разведчики.

2. ПЁТР ИВАНЫЧ

Вот один из них открыл глаза и сразу сел, будто вовсе не спал. Он удивлённо посмотрел на меня, что-то вспомнил и улыбнулся:

– А, новый разведчик.

Разведчик? Это я? Значит, меня уже приняли? Ведь это же Пётр Иваныч проснулся, самый главный. И он сказал, что я разведчик.

Он ловко и быстро, без морщинок намотал портянки, натянул сапоги и легко встал. И теперь видно было, какой он высокий и широкий в плечах. Прошёлся по комнате, а его совсем не слышно. Как это у него получалось, такого большого и тяжёлого? Третьяк пройдёт, так весь дом гудит и скрипит, хоть он меньше ростом и не такой здоровый.

Сразу видно, что Пётр Иваныч – начальник. Ни у кого из разведчиков не было таких погон, как у него: на каждом из красной материи нашита большая буква «Т». Над карманом гимнастёрки – золотистая нашивка. Глаза строгие, попробуй не сделай, если что скажет. Сразу влетит.

– Вот и старшина проснулся, – послышался из кухни голос дяди Васи. – Поспал бы ещё. Не к спеху нынче.

– Хватит с меня. А тебе, Фёдор, боевое задание.

Вот что значит разведчик! Сразу и боевое задание получу.

– Займёмся с тобой утренним туалетом. Бери кружку.

Пётр Иваныч снял гимнастёрку, закатал рукава рубахи. Его руки были исцарапаны по самые локти. Ладони жёсткие, пальцы в заусенцах. Ведро, полное воды, он взял одной рукой так легко, будто оно пустое. Я бы и двумя руками не поднял.

Мы вышли на улицу. На дворе было много синих луж. Вода в них рябилась от ветра. Пётр Иваныч остановился у забора, где посуше. Поёживаясь от утреннего холода, я стал рядом. Он широко расставил ноги, наклонился, подставил под кружку руки:

– Лей… Хороша водичка. А ну-ка ещё! Побольше, побольше!

Ему нравилось умываться. Он так намылил лицо, что оно стало совсем белым, растирал его, снова и снова целыми пригоршнями обливал студёной водой. Больше полуведра пришлось вычерпать. Наконец он выпрямился, вытерся жёстким полотенцем. Лицо его раскраснелось, от него пошёл пар.

– Теперь полный порядок. Становись, твой черёд.

Я снял курточку, так же, как и он, засучил рукава рубашки и подставил руки под кружку. Холодная вода обожгла кожу. Но я старался умываться так же, как Пётр Иваныч, и так же громко фыркал.

Когда мы вернулись в дом, дядя Вася уже накрывал на стол. Он поставил чугун с картошкой, от которой поднимался вкусный пар, две тарелки, полные селёдки. Разведчики умылись и усаживались вокруг стола. Я сосчитал – всего их без меня и дяди Васи было тринадцать. Пётр Иваныч сел последним посредине. Ему там место оставили.

Здесь всё было не так, как у Третьяка. У того сначала молились, а потом садились за стол. И за столом было тихо. Я всё время боялся что-нибудь не так сделать и никогда не наедался. А разведчики весело переговаривались:

– К такой картошке да грамм триста!.. А то сухая ложка рот дерёт, – сказал один.

– Вот маманя моя на картошку мастерица. На стол поставит с дымком, с парком, не хочешь, а съешь, – рассказывал другой.

Разведчики звали его Яшкой, он был самый молодой, говорил и смеялся громче всех, сильно напирал на букву «о». У Яшки лицо круглое, как мяч. Если бы я и захотел, никогда бы не смог так щёки надуть. И губы у него были толстые, смешные.

Я стоял у двери и не решался подойти к столу. Может, мне ещё нельзя садиться? Пётр Иваныч удивлённо оглянулся на меня:

– Ты чего стоишь? Садись быстрее, а то не достанется. Харч – главное дело в солдатской жизни. Здесь не теряйся.

Он хлопнул ладонью по лавке рядом с собой. Разведчики подвинулись, и я торопливо сел.

– Приступай смелее. И голову не втягивай. Ну-ка, выпрямись!

Я не нарочно втягивал. Привык так у Третьяка.

Разведчики натыкали картошку на финки и счищали кожуру. Дядя Вася сел рядом со мной, достал ножом картошку, очистил:

– Держи. Бери хлеб, селёдку.

Картошка была рассыпчатая, вкусно пахла. Я старался есть медленно, как в гостях, брать поменьше, чтобы не обгонять разведчиков, но ничего не мог с собой поделать, ел много и быстро, откусывал хлеб большими кусками и виновато поглядывал на Петра Иваныча. Он улыбался мне спокойной улыбкой. Дядя Вася разлил по кружкам крепкий чай. Пётр Иваныч пил, довольно причмокивая.

– Спасибо, Егорыч, – поблагодарил он дядю Васю.

Пётр Иваныч встал и посмотрел на разведчиков. Те замолчали.

– Почистить оружие, привести в порядок мешки, уложить всё, – проговорил он строго и вышел из-за стола.

Я поднялся за ним вместе с разведчиками. Я так наелся, что меня даже покачивало с непривычки.

3. АВТОМАТ – ХОРОШАЯ ШТУКА

В это время к дому подъехала машина. Открылись двери, простучали тяжёлые шаги, и два бойца внесли обитый железом ящик с большими буквами и цифрами на крышке. Один из бойцов протянул Петру Иванычу бумагу:

– Дёмушкин, прими и распишись.

Я удивлённо посмотрел на Петра Иваныча. Это его фамилия? Она мягкая, пушистая, какая-то маленькая. А он такой строгий, большой.

– Егорыч! Давай топор! – крикнул он в кухню.

Он отодрал крышку. В комнате густо запахло ружейным маслом. В ящике жирно блестели чёрные автоматы и диски.