Илья Миксон - Трудный месяц май Страница 2

«Когда в этом городе выстроят Дом пионеров или Дом юных техников?» — ворчливо спросил сирели Армен, на что Осипов лишь плечами повел: это не в его власти.

«Здесь их не может быть, — сказал сирели Армен, — в доме № 8».

Не могло их быть и на чердаке соседнего дома. Там рыжий Петька устроил голубятню и в ущерб домашним заданиям торчал у крылатых любимцев с утра до ночи.

«С перерывами на школу и еду», — педантично уточнил распорядок дня Петьки сирели Армен.

«Совсем не занимается, — сердито заметил Осипов, — а экзамены на носу! Я его уже предупредил: останешься на второй год, велю дворнику закрыть твою голубятню».

«Правильно», — коротко одобрил сирели Армен.

В обширные подвалы дома № 12 на улице Первостроителей не могли попасть ни свои, ни чужие. После того как Осипов вынес оттуда 205-миллиметровый снаряд с полной начинкой и донным взрывателем, жильцы на общественных началах обшили все входные двери листовым железом и навесили по два замка, купленные вскладчину.

А на проспекте Энергетиков и подвальные окошки зарешетили. Там, в подвале дома на проспекте Энергетиков, Осипов обнаружил кое-какое оружие, холодное и огнестрельное, ящик гранат, две цинки винтовочных патронов и фанерные коробочки с толовыми шашечками — противопехотные мины, вполне, впрочем, безобидные: фанера расслоилась и, главное, не было детонаторов.

На Пионерской искать пропавших ребят не имело смысла. На Пионерской жил Миша Рахматулин, в прошлом самый завзятый «трофейщик», а теперь инвалид-семиклассник и ярый борец против любителей смертоносных кладов.

«Стоп!» — задержал внимание Осипова сирели Армен. В доме № 5/2, угол Строителей и Нефтяников, жил В. Крахмалов.

В. Крахмалов ходил в школу семь зим, учился в шестом классе и своекорыстно выдавал себя за «юного друга милиции». Под фальшивым флагом ЮДМ Крахмалов отнимал у ребят бутерброды, рогатки, гривенники на мороженое, противотанковые мины, пистолеты, с великим трудом очищенные от земли и ржавчины. Крахмалов славился наглостью и силой, а еще лисьей хитростью и, надо отдать ему должное, необычайной интуицией на «трофеи».

«Не думай, что карабин с расщепленным цевьем, револьвер без барабана, пулемет «максим» и всевозможные боеприпасы, которые В. Крахмалов натаскал к тебе якобы совсем добровольно, — это все, что у него было. И есть!»

«Не думаю, — ответил Осипов. — Но доказательств у меня нет!»

«Найди! — прикрикнул начальственным голосом сирели Армен. — Милиционер ты или кто?!»

Так они мысленно и шли по городу, пока опять не появился начальник:

— Очередная версия. Из Ленинградского цирка сбежали бенгальские тигры. Пробираются на родину, а путь в Индию, как известно, лежит через Ириши.

— Сколько тигров? — спросил за Осипова сирели Армен.

— Три! Три: по одному на несчастного ребенка. Дальше… понятно?

— Фантастика, — вместо «чушь бредовая» сказал Осипов.

— Фантастика, — согласился начальник. — Позвони в цирк, проверь.

Заказали Ленинград.

— У Январева тоже ничего нового?

Осипов покачал головой. От переутомления голова так болела, что казалось, все внутри сдвинулось с мест.

В последние двое с половиной суток в городе и районе не зарегистрировали ни одного взрыва, не обнаружили ни одного взрывоопасного предмета.

То, что саперы называют скромно «взрывоопасный предмет», может искорежить трактор, разрушить дом, убить человека. Или искалечить на всю жизнь, как Мишу Рахматулина.

Никаких ликвидационных работ не проводили саперы, занятые подготовкой к взрыву развалин довоенного комбината.

Длинно зазвонил телефон.

Вместо ответа на вопрос Осипова о тиграх директор цирка захохотал, а потом съехидничал:

— Розыгрыш не удался. Ты уже пятнадцатый, Сенечка!

— Я не Сенечка.

Осипов официальным голосом назвал себя.

Директор долго извинялся, но о тиграх все равно ничего толком не сказал:

— Проверял лично, товарищ старший лейтенант Осипов! Все на месте, то есть здесь их нет. Аттракцион «Бенгальские тигры — 73»…

— Семьдесят три бенгальских тигра?! — не сдержал удивления Осипов.

— Нет, — снисходительно пояснил директор, — тигров у Вани Брахмапутрараджкапурчанга всего пять, но программа новая, 1973 года. И работают они в данный момент в Ашхабаде, у меня гастроли начнутся с первого июня. Пожалуйста, если вы…

— Спасибо, — опередил Осипов.

— Пожалуйста, товарищ старший лейтенант.

— Извините.

— Пожалуйста. — Директор полностью успокоился и опять обрел властный голос. — Вообще такие случаи бывают. Иногда! Кое-где. Но лично от меня!.. Еще никто!.. Не убегал!

Последние слова Осипов передал начальнику.

— А от нас бегут! И найти их не можем. Милиционер ты или кто?!

Осипов обиженно выпятил нижнюю губу, усики топорщились ежиком.

— Поспи часок на диване, — помягчел начальник.

— Пойду.

— Ну проветрись.

На проспекте Ленина Осипов остановился: куда идти?

Направо — мосты, автомобильный и железнодорожный, за лесом — промышленная зона: электростанция, нефтеперерабатывающий завод. Еще дальше — прозрачный городок овощного тепличного совхоза. А там опять леса.

Налево — не освоенная еще набережная будущих Больших Иришей.

Осипов решил спуститься к Волхову и повернуть на юг, налево.

По мосту двигались битумовозы. От них пахло пережаренными семечками, как от асфальта в знойный день.

Громадины битумовозы с такой тяжестью наваливались на спину моста, что казалось, дуга его распрямляется. А когда снова с облегчением выгибается над Волховом, крякает, завидев следующую колонну автомобилей с горячими цистернами.

Взойдя на мост, Осипов привалился грудью к широким перилам и постоял немного, любуясь знакомым и всегда милым его сердцу видом.

Река широко и зеркально стелилась под двукрылым мостом и под другим, перепончатым, тоже ажурным, железнодорожным, который был взорван в войну и перегораживал сильную и глубокую реку косыми сетями ферм.

За железнодорожным мостом виднелись серые корпуса ГРЭС, округлые головы нефтеперерабатывающих колонн завода, серебристые, курившиеся паром. Колоны выглядывали из-за леса батареей космических ракет, готовых к пуску.

Высоченные, расписанные в полоску трубы ГРЭС и завода дымили лениво и негусто, а газосбросный факел совсем померк под ярким майским солнцем.

Речная гладь изгибалась, тончала, низведясь до ртутно-сверкающей нити, и вовсе исчезала в лиловом просторе.

Осипов перешел на другую сторону. И здесь постоял. Отсюда открывался город — белый, многоэтажный, новый, с иголочки. И представить себе невозможно, что всего десять лет назад, когда Осипов приехал в Ириши по комсомольской путевке, от довоенного поселка не было даже печных труб. То, что не могло сгореть, рассыпалось, истлело, вдавилось в податливую землю танковыми гусеницами и солдатскими сапогами. Два года фронт стоял, два года…

Волхов не спеша катил свои густые воды, вихляя между пологими зелеными берегами с желтой кромкой, ласково обнимал таинственный остров Люкки и внезапно, крутым поворотом скрывался за Сосновым мысом…

Встряхнув тяжелой головой, Осипов сошел с моста и, как решил заранее, спустился к воде.

У мостовой опоры двое ребятишек удили рыбу.

— Клюет? — поинтересовался Осипов.

— Не-е, дядя Армен… Не нашли еще?

Осипов выпятил губу и покачал отрицательно.

— Не знаете, есть тут где-либо землянка, блиндаж, где можно трое суток отсидеться?

— Не-е, дядя Армен. Что было подходящее, мы уже обсмотрели.

— А Валеру Крахмалова не встречали? — неожиданно вспомнил о нем Осипов.

— Барбоса? Не-е!

— Он и в школу сегодня не приходил, — добавил второй.

Что Крахмалов не был в школе, ничего особенного не значило: такое случалось с ним нередко, даже слишком часто. Но то, что Крахмалова-Барбоса за полдня не видели ни в школе, ни в городе, ни на берегу, настораживало.

— А вы почему здесь? Тоже прогуливаете?

— Не-е, дядя Армен, мы уже гуляем, экзамены начались.

— Счастливчики! — И Осипов побрел по берегу.

Вот теперь, пока Осипов медленно идет вдоль реки и внимательно всматривается в обрывистый берег, есть возможность заглянуть в историю.

В стародавние времена, когда Волхов был единственной и главной магистралью на пути «из варягов в греки», между Ладожским озером и Господином Великим Новгородом поселился бедный смерд Кириш, Кирилл по-современному. С годами примкнули к его избе и другие избы, а главенствовала над всеми старшая дочь Кириша, Ирина. По именам отца и дочери и сложилось название «Ириши». Хотя утверждают, что только по имени дочери: Ирина, Ириша, Ириши. Только с незапамятных лет говорят не Ириши, а Ириши.