Камил Икрамов - Круглая печать Страница 2

Махкам-ака был человек аккуратный и очень заботился о своих посетителях. Поэтому он всегда приходил в конторку к девяти утра, в час дня уходил отдохнуть, а с трех до девяти вечера сидел в конторке или на пороге. Если он уходил куда-нибудь, то за стеклянной дверью поверх занавески вывешивал табличку: «Ушел домой», или «Пошел в исполком», или «Скоро буду». Таких табличек было пять, их нарисовал все тот же Кудрат, у которого был самый красивый почерк на всей улице. Обычно, проходя мимо конторки, Кудрат с гордостью поглядывал на таблички. Особенно ему нравилось: «Пошел в исполком», потому что в слове «исполком» он нарисовал много всяких красивых хвостиков и завитушек.

Но сегодня он подошел к стеклянной двери и нахмурился. Именно эта табличка висела за стеклом. Пошел в исполком — значит, неизвестно когда придет.

Со справкой в руках Кудрат постоял перед дверью, потом рысью побежал домой. Прежде всего нужно оставить справку дома, чтобы не помять.

Он так и сделал. Через десять минут с короткой доской под мышкой он подошел к дворику махалинской комиссии со стороны широкого арыка и, прислонив доску к дувалу, стал на нее, потом подтянулся на руках и перевалился внутрь. Как он и предполагал, дверь, ведущая во двор, была открыта. Махкам-ака никогда не закрывал ее летом.

Кудрат вошел в комнату. Здесь все было знакомо. В нише стоит крепкий железный ящик с большим замком, на столе — фарфоровый чайник и пиала. Переставив пиалу на подоконник, мальчик приподнял до блеска вытертую локтями крышку стола и из углубления в ножке вынул печать. Об этом тайнике Кудрату рассказал сам Махкам-ака. Он знал, что мальчик не проболтается, и объяснил так:

«Ящик хотя и тяжелый, его воры могут унести, а здесь никто никогда не найдет. И не потеряется. И место сухое. Чем плохо?»

Кудрат знал еще одну тайну. Ключ от железного ящика лежал точно в таком же углублении в другой ножке стола.

Он проверил, на месте ли ключ, сунул печать за пазуху, поставил пиалу и чайник на прежнее место и вскоре не спеша шел домой, неся под мышкой короткую доску.

Едва он переступил порог своего дома, мать спросила:

— Принес редьку?

Редьку он, конечно, не принес. Забыл. Пришлось идти за редькой. Потом его усадили обедать. А когда он пообедал и вышел на улицу, там его ждали ребята. Невысокий, коренастый Садык, большеглазый Закир, Эсон-головотяп — длинный, с длинной шеей, которая переходила в длинную голову. У Эсона были большие уши и раньше его все звали Ушастым, но в последнее время кличку ему переменили, потому что Эсон усиленно учился драться головой и достиг в этом больших успехов. Он закалил свой лоб и научился таким точным движениям, что, придерживая у столба двумя пальцами орех, мог ударом головы расколоть его. Эсон пришел со своим братишкой Рахимом, который совсем недавно стал играть в футбол и был голкипером, потому что у него вот уже месяца три болела нога.

— Вот, — сказал Кудрат и показал ребятам справку. Печать на ней была яркая, все буковки видно.

— Пошли, — сказал Садык, — а то магазин закроют.

— Не закроют, — сказал Кудрат, — он до темноты работает.

— Нет, не до темноты, — сказал Садык. — Магазин работает до шести часов.

— А сейчас еще трех нет, — сказал Кудрат. Ему нужно было полчаса, может быть двадцать минут, для того чтобы избавиться от ребят, особенно от Садыка, и положить печать на место, пока не вернулся из исполкома председатель махалинской комиссии. — Я сейчас не могу, — сказал Кудрат. — Мне нужно еще деньги отнести, мать велела. Вы меня подождите, я сейчас вернусь.

— Нет, — сказал Садык, — мы все пойдем. Мы и так долго тебя ждали.

— А на обратном пути не можешь деньги отнести? — спросил Закир. — Вдруг другие организации бутсы возьмут.

— Можно и на обратном пути, — сказал Кудрат. Он незаметно пощупал за пазухой печать и решил, что они вернутся из города раньше, чем Махкам-ака из исполкома.

Они шли и разговаривали, впятером загораживая всю улицу. Когда проходили мимо конторки махалинской комиссии, увидели табличку: «Пошел в исполком».

— Когда же ты успел печать поставить? — спросил Садык.

— Я его по дороге встретил, он мне на ходу поставил, — соврал Кудрат и рассердился: все Садыку надо, ничего и соврать нельзя!

У трамвайной остановки они увидели Азиза. Он шел им навстречу. В крепких ботинках, в полосатых брюках, на голове большая, плоская, как блюдо, корзина с крупными оранжевыми абрикосами. Он придерживал ее левой рукой, а в правой нес ведро, полное желтой моркови.

— Эй, вы, куда направились? — спросил он, не потому, что действительно интересовался, а для того только, чтобы обратить на себя внимание.

Не объяснять же ему, куда и зачем они идут…

— В город, — ответил Садык.

— Погулять, — сказал Кудрат.

— Гулять, голытьба? Как же вы это без денег гулять будете?

Не показывать же ему деньги…

— А то приходите к нам на плов, — продолжал Азиз, — к нам гости приехали издалека. Вы любите вчерашний плов?

Эту шуточку и Кудрат и Садык знали. Они промолчали.

— Ты любишь вчерашний плов? — опять спросил Азиз у маленького Рахима.

— Люблю, — ответил тот.

— Тогда приходи завтра… если останется.

Азиз добился своего и захихикал. Придерживая рукой корзину с абрикосами, он ни разу не оглянулся.

В спортивном магазине пахло бутсами и мячами. А может быть, просто колеей и резиной. Было пусто. Продавец скучал. Только над застекленным прилавком стоял один покупатель — светловолосый молодой человек в вельветовой куртке. Под стеклом прилавка лежали увеличительные стекла, какие-то коробочки, пачки бумаги с надписью «Ред стар». Там же лежал небольшой и удивительно красивый фотоаппарат с гармошкой. Надпись на фотоаппарате была не русская и не узбекская.

Бутсы стояли на полках. Они были черные, с белыми шнурками. Распяленные на деревянных вешалках, висели белые и красные нитяные футболки, белые спортивные трусы, окаймленные синим, висели волейбольные сетки, похожие на гамак, лежали связки каких-то веревок. А между полками на одинаковом расстоянии друг от друга парами висели боксерские перчатки. На самой верхней полке рядами были расставлены полированные кегли. Их никто не покупал, и стояли они только для красоты.

— Нам нужно пять пар бутсов, — сказал Садык и выложил на прилавок мятые бумажки и мелочь. Тут было ровно шесть рублей. Четырнадцать копеек они оставили дома.

— Пять пар бутсов, — сказал продавец, — стоят сорок рублей. — Он даже не взглянул на деньги.

— А мы по справке, — сказал Кудрат.

— Ну и что? — возразил продавец.

— Мы — организация, — объяснил Кудрат.

— По перечислению, что ли? — спросил продавец.

— По какому перечислению?

Кудрат положил перед продавцом справку:

— Вот справка. Мы организация. Нам надо пять пар бутсов.

— Пожалуйста, хоть сто пар — по восемь рублей.

— У вас написано — организациям отпускается. И цену я видел. Там, где написано «организациям», там рядом бутсы лежат и написано: рубль двадцать копеек.

— Ты что-то путаешь, — засомневался продавец.

— Вот там, на улице, — сказал Кудрат.

— Пойдем посмотрим, — сказал продавец.

Все вышли к витрине.

— Вот смотрите, — показал Кудрат. — Здесь написано: «Организациям и предприятиям». И вот здесь написано: «Рубль двадцать копеек».

— Грамотный очень!.. — рассердился продавец. — Рубль двадцать стоит шахматная доска.

— Извините нас, — сказал Садык. — Значит, мы просто ошиблись.

Эсон обиделся:

— Вечно ты, Кудрат, что-нибудь путаешь!

Закир рассердился:

— Ты только справки писать умеешь! Трудно было зайти спросить?

А Садык засмеялся. Не над Кудратом, а просто так.

— Ребята, а зачем нам бутсы? Ни на одной улице ни у каких ребят бутсов нет, все босиком играют. Если мы будем в бутсах, мы им ноги поломаем, мяч порвем.

— И действительно, зачем нам бутсы! Рахим — голкипер, он руками играет, Эсон-головотяп — головой…

Так они стояли и разговаривали около витрины.

Посовещавшись, ребята опять вошли в магазин. Теперь они внимательно осматривали все, что там было. А там было много всего, кроме бутсов. Были деревянные точеные кегли, крокетные молотки, черные мячи для лапты, которые почему-то назывались арабскими.

Блондин в вельветовой куртке все еще стоял у прилавка.

— Ребята, — сказал он неожиданно, — сколько у вас денег?

— Шесть рублей, — сказал Закир.

— Знаете что? — сказал парень в вельветовой куртке. — У меня есть к вам предложение. Хотите купить фотоаппарат?

— Этот? — спросил Закир.

Все видели, что фотоаппарат стоит двадцать пять рублей.

— Не этот, — сказал парень. — Этот я сам хочу купить. У меня дома есть фотоаппарат. Он хуже этого, но хороший. Я вам продам его за пять рублей. И пластинки давать буду. И проявлять буду. И учить снимать буду. Дайте мне сейчас пять рублей, и пойдем ко мне домой за фотоаппаратом. А если не понравится, я за те же деньги его у вас выкуплю.