Виктор Сидоров - Тайна Белого камня Страница 23

— Слушаю, Семен Данилович.

В это время далеко в бору, в той стороне, откуда приполз Мишка, раздались два глухих выстрела.

Мужчины тревожно переглянулись. Мишка побледнел.

— Это он!..

Серега чуть ли не кубарем сбежал к реке, где стоял на якоре катер, и вернулся оттуда с двумя товарищами. Все четверо бегом бросились в бор.

Гость из города

Август был на исходе. После обильных дождей установилась солнечная погода. По прозрачно-голубому небу вот уже неделю не пробегало ни облачка.

Левка собирался домой. Послезавтра он взойдет на палубу теплохода, а еще через день обнимет родных. Левка приводил в порядок свою планшетку, Мишка сидел рядом за столом и молча наблюдал за ним.

— Это тебе, — задумчиво сказал Левка, кладя возле Мишки две свои любимые книги: «Дети капитана Гранта» и «Таинственный остров» Жюля Верна. — А вахтенный журнал и партизанскую карту — себе возьму.

— Мне бы тоже карту…

— Для тебя я нарисовал новую: карту нашего путешествия и открытий. Вот она, смотри.

Карта была почти такой же, как и партизанская, но в ней уже стояли не обрывки слов, полустертые цифры и непонятные значки, а расшифрованные названия сел, уточненные цифры.

— Здорово! Только что это за «Гора Василия Родионова?»

— Лысуха. Я так назвал ее. Согласен?

— Спрашиваешь!

— А полуостров теперь: «Полуостров Великой догадки».

— А это? — ткнул Мишка пальцем в квадратик в центре карты.

— Читай — «Лагерь героев». Где партизанские землянки.

— Здорово! — еще раз подтвердил Мишка. — Спасибо за карту. Будем в школе музей создавать.

— Музей? — Левка задумался. — Если музей — тогда и это возьми.

Он протянул Мишке блокнот и объемистый сверток. На блокноте красовался заголовок: «Вахтенный журнал парусной шхуны «Открыватель». Все последние дни Левка провел за «вахтенным журналом». Он старательно, шаг за шагом описал в нем весь поход за партизанской тайной.

Получилась прямо-таки повесть, увлекательная, интересная и даже поучительная. В свертке же Мишка обнаружил пули, гильзы, тесак и другие вещи, найденные в «Лагере героев».

Отдал Левка и бумаги и, конечно, фотографию Мишкиного деда, и жестянку, в которой все это хранилось.

— Бери, Мишка. Это — история. Создадите в школе музей — все спасибо скажут.

Мишка кивнул.

— Хорошо, Левка. А музей — зимой. Сам ведь слышал, что папа сказал — самую большую и светлую комнату школы отдадим под музей. А начало уже вот оно…

Мишка примолк, навострил уши. Насторожился и Левка: в кухне, где находились Мария Николаевна и Павел Степанович, раздался чей-то незнакомый и приятный голос.

— Здравствуйте.

Ребята подошли к двери. Они увидели высокого пожилого военного с погонами полковника. Из-под его фуражки блестели сединой густые волосы.

— Як вам в гости, — произнес он. — Моя фамилия Жаков. Константин Петрович Жаков.

Фамилия Левке показалась очень знакомой. Наморщил лоб, вспоминая. Вдруг лицо его озарилось, и он бросился к военному.

— Вы партизан, да? Тот самый Жаков, чья фамилия в землянке вырезана?

— Тот, тот, милый, — дрогнувшим голосом ответил военный. — Оказывается, меня здесь уже знают… — Полковник прижал к себе Левку и неожиданно поцеловал в лоб. — А ты, никак, Лев Чайкин?

— Чайкин…

— Ну, вот и познакомились. А ты — Миша Борков? — повернул он голову туда, где стоял, восторженно улыбаясь, Мишка.

— Да, Миша…

Жаков обернулся к Павлу Степановичу и Марии Николаевне.

— Извините, — сказал он, — врываюсь к вам непрошеным гостем. Знаете, нечасто в жизни бывают такие случаи, когда нападаешь на след друга, о котором ничего не знал чуть ли не сорок лет. Я говорю о Степане Ивановиче Боркове, вашем отце, Павел Степанович…

— Я уже понял. Ваше письмо к нам… Да и ребята говорили про надпись в землянке…

— Да что мы все стоим?! — спохватилась Мария Николаевна. — Павел!..

Павел Степанович засуетился, стал усаживать Константина Петровича. Ребята ни на шаг не отступали от дорогого гостя.

— Расскажите нам о партизанах, — попросил Мишка.

— Миша! — всплеснула руками Мария Николаевна. — Дай человеку отдохнуть с дороги, собраться с мыслями. Нехорошо!

Константин Петрович засмеялся.

— Что ж, требование законное. Столько выстрадать и не получить разгадки — нужна большая выдержка. Расскажу, ребятки, все расскажу, только сначала я хочу вас послушать.

— А что рассказывать?

— Все. От начала до конца.

Ребята задумались.

С тех пор, как они вернулись домой, прошло полмесяца, а кажется, все это: и рассказ бакенщика, и фляжка с партизанской картой, и «Открыватель», и случай у Белого камня, и, наконец, встреча с дядей Федей — было только вчера.

Мария Николаевна орудовала у плиты. Комната, куда перешли Павел Степанович, Константин Петрович и ребята, наполнилась вкусными запахами жареного.

Рассказывать начал Левка. Говорил он волнуясь, то и дело оборачиваясь к Мишке, словно призывая его подтвердить правдивость рассказа. Константин Петрович сидел задумчиво, изредка поглядывая то на Левку, то на Мишку.

— И вот, когда дядя Федя, — сказал Левка, заканчивая рассказ, — ударил Василя ножом, из кустов выскочил лесничий и выстрелил два раза вверх…

— А я думал, — вставил Мишка, — что дядя Федя стрелял в Василя и Левку… Я тогда уже у речников был…

Константин Петрович перевел взгляд с Мишки на Левку.

— Ну, ну, рассказывай.

— Дядя Федя как услыхал выстрелы, как увидел лесничего, так и сел. А тот перезарядил ружье и говорит: «Руки вверх, подлец». Дядя Федя сразу и поднял руки. Потом мы связали дядю Федю. Лесничий — его зовут Иван Прокопьевич, вы познакомитесь с ним, он сейчас еще в нашей больнице лежит, — перевязал Василя… А потом прибежали речники, взяли нас на катер и привезли домой…

— А тут вам, небось, дали выволочку?

— Да нет, — смутились ребята, взглянув на Павла Степановича.

— А стоило бы, Павел Степанович?

— Стоило, — улыбнулся он. — Мы тут все переволновались так…

— Да, ребятки, что и говорить: проступок не из приятных. Разве можно вот так, очертя голову, бросаться путешествовать? Но и полезное вы тоже сделали. Ваше сообщение и партизанские документы помогли распутать одно важное дело… За это большое вам спасибо.

— Какое дело? — спросил Левка.

Но тут вошла Мария Николаевна и пригласила всех к столу.

После обеда Константин Петрович и Павел Степанович, выпроводив ребят на улицу, долго о чем-то беседовали.

И лишь потом Левка и Мишка услышали обещанный Константином Петровичем рассказ.

Круг замкнулся

— Служу я теперь в одном военном округе. Недавно вызвали меня к следователю. Он расспрашивал, где я воевал в гражданскую. Затем рассказал про ваше путешествие. И вот я сразу взял отпуск — и к вам.

А история такая, ребята. До революции я работал в Москве, на заводе. В гражданскую ушел добровольцем в Красную Армию. Нас, группу красноармейцев, отправили для выполнения одного важного задания в глубокий тыл Колчака. Устроив диверсию, мы потом ушли в партизанский отряд, в котором я пробыл несколько месяцев.

Здесь, в этом отряде, я познакомился и очень сдружился со Степаном Ивановичем Борковым.

Однажды, после тяжелого боя, наш отряд ушел на отдых в лагерь или, как мы привыкли говорить, на зимние квартиры. А эти «зимние квартиры» представляли собой довольно большой городок из землянок у Лысой горы.

Каратели с ног сбились — нас искали. А найти отряд им нужно было до зарезу: в последнем бою мы разгромили колчаковский штаб и захватили важнейшие секретные документы.

Ну-с, живем день, живем другой — никто нас не беспокоит. Разведчики тоже не доносили ничего тревожного, и мы думали пожить на «зимних квартирах» с недельку, отдохнуть как следует, да и ударить по своим преследователям, чтобы навсегда отбить охоту бегать за нами.

И все было бы, вероятно, так, как мы думали, если бы не случай.

На вторую ночь к нам явился человек. Он назвал себя гонцом из соседнего партизанского отряда, который действовал в то время в районе села Борового.

Мы об этом отряде знали. Я провел гонца в штабную землянку. Там шло совещание.

При нашем приходе все замолкли и выжидательно посмотрели на нас.

«Беда, товарищи, — хрипло произнес гонец, еле держась на ногах от усталости. — Обложили нас каратели. Драться нечем: нет патронов. Если до завтра не поможете — погибли».

Партизан снял фуражку, достал из-под подклада пакет, подал командиру. Лица партизан посуровели. Гонец неотрывно и жадно глядел на командира, ждал: что он скажет, как решит. Да и мы, признаться, ждали его слова: хотелось немедленно броситься на помощь товарищам.