Нил Шустерман - Очертя голову Страница 23

Я упал в недра Механизма.

13. Механизм

Я могу забыть все, что случилось в парке. Настоящий мир способен напрочь заблокировать воспоминания о том, чего никак не может быть. Но Механизм намертво въелся мне в память и еще не раз явится в кошмарах. Его железные зубы будут клацать у меня над ухом каждый раз, когда в новостях покажут войну, упавший самолет или еще что-нибудь ужасное, от чего никак не отвести глаз. Теперь за всем этим мне будут видеться шестеренки, отлитые из похороненных желаний и худших кошмаров. Механизм создала не Кассандра, а мы сами. Она только придала ему форму. Я понял это, стоя среди крутящихся винтов.

Провалившись под землю в пустыне, я с лязгом приземлился на железный помост. Воздух был горячим и влажным, как будто я вдыхал воду. Отовсюду на меня смотрели блестящие хромированные шестеренки, одни размером с четвертак, другие, казалось, с планету. Все они лихорадочно вертелись, вращали коленчатые валы и двигали поршни — казалось, весь бездонный колодец участвовал в этой бешеной пляске. Металл холодил не хуже льда, зато воздух жег, как в кузнице. Огромная машина испускала волны жара и искривления пространства, так что мне пришлось вцепиться в опору, чтобы от этого зрелища не закружилась голова. Но хуже было другое.

Сначала я думал, что несчастных, угодивших в Механизм, тут просто перемалывало, как котлеты из человечины. Но нет.

Повсюду виднелись силуэты — сотни и сотни. Они вцепились в рычаги, клапаны и рукоятки и двигали их туда-сюда в нечеловеческом ритме. Нет, они не держались за них, а росли оттуда, плоть мешалась с металлом и становилась частью механизма, как и все бесконечные винты и шестеренки. От постоянной работы играли мускулы и вздувались жилы, но глаза узников подземелья смотрели в никуда и блестели, как хром.

Кассандра сказала, что парк поглотил их, но такого я не мог и вообразить.

Рядом со мной двое трудились по разные стороны насоса, похожего на двуручную пилу или старинную дрезину. Они пытались повернуть храповое колесо, соединенное с другим, покрупнее, которое вращало уходящий в душные недра шахты вал. Их глаза — зеркала души — тупо смотрели прямо перед собой.

Я узнал Мэгги и Расса.

— Неплохая получилась команда, — раздался голос Кассандры.

Ее нигде не было видно, а голос, казалось, шел со всех сторон сразу.

— Все мы — часть чего-то большего, — продолжила она. — Такова природа вселенной. Теперь твои друзья — частичка моего механизма.

Отвращение и злоба пригвоздили меня к месту. Да и некуда было идти. За моей спиной медленно перемалывало пар огромное колесо, а по обе стороны помоста под ногами расстилалась бездна Механизма.

Передо мной из пара появилась Кассандра, все еще в своем роскошном египетском наряде. Вот и все. Сейчас она убьет меня. Победа за ней.

Ее слова застали меня врасплох:

— Спасибо, Блейк. — Ее тихий голос каким-то чудом перекрывал грохот огромной машины. — Благодаря тебе я впервые в жизни испугалась. Мы здорово поборолись. — Девушка положила мне руки на плечи. Ее прикосновение изменило что-то в воздухе Механизма: с меня все еще градом лил пот, но теперь к жару добавился пробирающий до костей холод. — Ты предлагал мне сделку, — продолжила Кассандра. — Согласишься ли ты сейчас?

Вопреки здравому смыслу, я спросил:

— Что у тебя на уме?

— Остановись, — предложила девушка, — и мы разделим все на двоих.

— Что разделим?

— Все вокруг. Все испытания, какие душа пожелает.

— И я буду твоим рабом.

— Нет, моим товарищем.

Я вдруг понял, что обнимаю ее в ответ. Почему, если ее сущность вызывает во мне такое отвращение? Меня заворожила ее красота или дело в чем-то другом?

— До тебя здесь не было равновесия, — говорила Кассандра. — Я и не знала, что оно существует. Сейчас я хочу ощутить его. — Вдруг мои лохмотья заблестели золотом. Из ткани выросли бриллианты, и вот уже я обнаружил, что облачен в мантию, отделанную рубинами, сапфирами и изумрудами. — Ты мог бы стать Осирисом для нового, лучшего Египта, — искушала она. — Создать любой мир на свой вкус, править им или подчиняться его законам, наслаждаться адреналином или спокойствием и вольно странствовать между испытаниями, как я. — Девушка погладила рукава моей мантии, сжала мои ладони. — Я — душа парка. А ты будешь его разумом.

Правду ли она говорит или это очередная ловушка? Я, кажется, уже научился распознавать обман, и сейчас она, похоже, была настроена серьезно. Я дал ей что-то новое. До меня никто этого не делал.

Я вырвался из плена ее взгляда ровно настолько, чтобы увидеть Расса и Мэгги, которые все еще трудились по ту сторону пропасти.

— А как же они? И мой брат? Ты отпустишь их?

— Не могу. Но, если ты останешься, мы создадим миры для каждого из них, чтобы там было все, чего душа пожелает, во веки веков.

Неужели она действительно собиралась наделить меня подобной властью? Я представил себе, что придумал бы для друзей. Мэгги достался бы лабиринт зеркал, которые раскрывали бы всю правду, которую нельзя прятать, — какая она добрая, щедрая, понимающая и — да — красивая. Может, Расс отправился бы сплавляться по реке. Не медленно и скучно, как в реальной жизни — нет, я создал бы какое-нибудь место, где он мог бы день-деньской проходить бесконечные пороги и каждую ночь ставить палатку на берегу. А Квина я бы заставил прыгать с парашютом, чтобы доставить еду голодающим. Он бы понял радость дарения, а не только потребления.

— Подумай об этом, Блейк. Ты мог бы изменить этот мир.

Чем больше я раздумывал над предложением Кассандры, тем привлекательнее оно становилось. Я пытался взвесить свои шансы. Пройду еще одно испытание — и получу свободу, остановлюсь прямо сейчас — получу парк. Повелитель миров! Перспективы завораживали. Меня привлекала даже не власть, а спокойствие и умиротворение от того, что все наконец-то идет так, как должно. Кассандра права — я изменил бы парк. И она сама изменилась бы, стоило нам перестать враждовать.

— Парк разрастается и становится все более настоящим, — продолжала девушка. — Когда-нибудь твой мир станет иллюзией, а все это будет правдой. Помоги мне построить будущее!

Тут-то мыльный пузырь и лопнул.

— Построить его из душ несчастных, которых ты сюда заманила?

Мой вопрос ничуть не задел Кассандру:

— За все надо платить, и все они пришли сюда по доброй воле.

Я огляделся вокруг. Сколько же здесь народу — не только части Механизма, но и все, кто принужден лицедействовать на испытаниях. Все ради ее развлечения. Если я к ней присоединюсь — для моего развлечения тоже. Конечно, все мы более-менее используем других людей, но я бы не смог делать это так, как она.

— Со мной ты впервые играла в полную силу, — начал я, — и узнала, что такое страх. Но тебе нужно испытать еще кое-что.

— И что же?

— Тебе нужно проиграть.

Я уцепился за гигантское колесо, до жути напоминающее мой последний аттракцион. Повернувшись, оно вырвало меня из рук Кассандры и подняло ввысь.

Владычица парка завопила от ярости, но ее голос тут же заглушил грохот Механизма, и силуэт ее исчез в облаке пара.

Я поднимался выше и выше, а с моей одежды обрывались и исчезали внизу драгоценные камни. Получился бы из меня хороший «бог»? Может статься. По крайней мере, мне хотелось бы так думать. Но слишком много пришлось бы отдать, чтобы согласиться.

Снова в лохмотьях, я поднялся до самого верха Механизма. Шестеренки кончились, и стало видно расселину, в которую сверху продолжал сыпаться египетский песок. Я прыгнул на каменную стену и заскользил, обрушивая вниз мелкие камешки. Наконец мне удалось остановить скольжение. Цепляясь за скалу пальцами и упираясь ногами в щели, я начал подтягивать себя вверх. Никогда не умел лазать по горам, но приходилось быстро учиться.

Квин увидел меня, как только моя голова показалась из пара. Должно быть, он так и ждал меня. Верил, что я вернусь. Брат протянул руку и вытащил меня наружу.

— Я уж думал, ты сгинул с концами, — заметил он.

— А как же следующее испытание? — Я взглянул на верхушку Великой Пирамиды, увенчанную эмблемой парка. Значок напомнил мне, что моя душа пока что мне не принадлежит. Я отказался от предложения Кассандры и проиграю все, если не доберусь до верха, а это непросто. Пирамида походила на длинную лестницу с шестифутовыми ступеньками.

— Будем помогать друг другу, — сказал я Квину. — Ты идешь первым. — И я подсадил его на следующий камень.

Мы карабкались все выше и выше. Над нашими головами таяло синее небо. Снизу все менее отчетливо раздавались крики толпы. Наконец мы добрались до самого верха. Верхушка пирамиды раскалилась добела, как и рисунки на наших руках. Мы стояли перед десятифутовой спиралью, и в самом ее центре, около волны, красовалась кнопка размером с мою ладонь. Я давил на нее, пока внутри что-то не щелкнуло. В Механизме завертелась очередная шестеренка.