Моя мама уехала любить балет - Мария Санталова Страница 25

Меня окутали ее чарующий голос и сладкий парфюм. Зоя, я потерял себя в ту секунду, как она заговорила. Думал, что буду рассказывать эту историю сто пятьдесят раз внукам в старости, когда стану сумасшедшим недовольным дедом. Не получилось. Тогда буду рассказывать, как хожу ругаться с почтальонами на почту из-за посылок, которые я заказывал, а на самом деле не заказывал. Если почта еще будет существовать. «Вы увлекаетесь историей?» — спросила она. «Я собираюсь посвятить этому свою жизнь». Тогда мне казалось, что это был лучший ответ в мире, и я покорил ее сердце. Глупый юнец. Она сказала: «Не забывайте жить настоящим. Меня зовут Анфиса, а вас?». Я промямлил свое имя, она достала из сумки блокнот, оторвала листок, написала на нем свой телефон и отдала мне. «Разрешаю вам пригласить меня на свидание». Представляешь, как у нее был характер? Я позвонил ей через два дня. Всё это время я страдал бессонницей и мучился от неуверенности. А со мной такое до этого не случалось. Я был молодой и дерзкий.

Мы пошли гулять в Таврический сад. Она болтала без умолку про балет и театры. Я не представлял, что общего у меня может быть с Анфисой, кроме того, что я был ей очарован. Она производила прекрасное впечатление на весь мир. Только намного позже я понял, что все это был один большой спектакль. Родители с детства вбили ей в голову, что девушка должна выйти замуж и быть примерной женой. Но это было не ее желание. Она мечтала лишь надевать пуанты и делать пируэты. После рождения Паши я быстро ей надоел. Анфиса пыталась создавать идиллию. Когда к нам приходили гости, то им казалось, что счастливее нас семьи нет. Но это было не так. Когда родилась ты, я был уверен, что все наладится. Она так радовалась девочке, говорила, что бросит балет, будет лишь изредка преподавать. Чем все закончилось, я думаю, ты уже знаешь. Она поиграла в семью, и ей не понравилось. А я был слишком наивен. Это было мне хорошим уроком. Она причинила тебе и Паше столько боли, а я это упустил.

Я его прервала.

— Не смей себя винить. Ты прекрасный человек и замечательный папа. Я думала, что воспоминаниум расскажет мне о маме, но получилось, что он рассказал мне о тебе. О том, как ты справлялся со всеми трудностями, как заботился о нас и как ради нас бросил работу в университете.

— Это было лучшее решение в моей жизни. Ненавидел там всё. Анфисе внушали, что семья — это самое главное, а я даже и не думал о таких вещах, пока не появились вы. Я мечтал творить историю, а в итоге стал семьянином и варю борщи.

— А я щи сегодня сварила.

— Они вкусные, ты молодец. Ты всегда была молодцом, Зоя. Мне говорили, что дети — это сложно, и что один я не справлюсь. Но вы оказались такими хорошими. Знаю, что я много ворчу, и кажется, что вечно всем недоволен, но я горд быть твоим отцом.

Я его крепко обняла.

— Я тебя люблю, папа.

— И я люблю тебя, Зоя. Хоть и так редко тебе об этом говорю.

— Что она написала в прощальной записке?

— «Я уехала любить балет». Я же тебе говорил.

И всё? Я думала, там эпос на три страницы о любви к искусству и муках совести. Непробиваемая женщина.

— Ты ее еще любишь?

— Нет, воспитание детей и суматоха в школе смогли меня излечить. У меня были после нее пару романов. Оказывается, что отец-одиночка вызывает столько умиления, как щеночки в плетеной корзинке. — Папа фыркнул. — Со мной знакомились даже на детских площадках. Но как-то не сложилось. Так бывает.

Мне кажется, папа сейчас не совсем честен со мной. А, может, и с самим собой. Паша прав, папа до конца так и не понял и не принял, что случилось в нашей жизни и какие раны Анфиса оставила на его сердце.

— Зоя, я знаю, что в последнее время был строг к тебе. Мы мало общались, раньше было по-другому. Ты стала очень самостоятельной, а я боялся упустить что-то важное. И в итоге упустил, хотя и был во всеоружии. Стратег из меня никудышный. Не замечал, что с тобой происходит. Когда ты стала тянуться к музыке и хотела играть на пианино, все мое нутро протестовало. Ты играла музыку, под которую она танцевала. Когда ты начала увлекаться французской культурой, я совсем расстроился. Все это напоминало мне о ней. Я почему-то начал бояться тебя потерять. Глупость параноика. И решил побороть это строгостью и навязывал тебе идею стать врачом.

— Папа, я проваливаю одну контрольную по математике за другой. Врачом мне не стать.

— Это уже неважно. Я так перепугался за тебя недавно, что мне все равно, кем ты будешь. Лишь бы ты была счастлива, и твое сердце было спокойно.

— Ты больше никогда не видел ее?

— Через год после побега Анфисы я в отчаянии уехал в Париж искать ее. Я требовал ответов и хотел выбить их из нее. Но не нашел на афишах города упоминания Анфисы Золотаревой. Зато узнал ее под другим именем. Энфи Бигелоу. На премьеру балета я попасть не смог. Все деньги и так потратил на поездку. Но я ждал ее после выступления у входа четыре часа. И дождался. Она вышла из театра, я крикнул «Анфиса». В этот миг мое сердце перестало биться. На что я надеялся, не представляю. Она презрительно посмотрела на меня, фыркнула и села в машину. Хорошо хоть не плюнула. Я подобрал из лужи свое достоинство, соединил его с бешеным гневом и спокойно вернулся домой. С тех пор я ее больше не видел.

Энфи Бигелоу? Так себе псевдоним для балерины, скорее подходит для стендап-комика. Ой, я уже начала язвить в ее сторону. Немного можно, наверное, без перегибов, обещаю.

— Я нашла ее проигрыватель и спрятала под кроватью.

— Я знаю, искал его на антресоли, а потом увидел в твоей комнате. Только это не ее проигрыватель, а мой. И половина пластинок моя.

Неожиданный поворот событий. Не представляю, чтобы папа слушал французский шансон. Он у меня такой загадочный.