Георгий Попов - Первое лето Страница 27

С огорода на улицу дядя Коля вышел через двор. Рыжая дворняга заметалась, загавкала, однако стоило дяде Коле пригрозить ей, — виновато завиляла хвостом. Поди, мол, разбери, кто здесь свой, а кто чужой.

В это время прибежали мы с Димкой. Наверное, во мне да и в Димке было что-то такое, что насторожило дядю Колю. Он уставился на нас вопросительным взглядом. А мы так запыхались, что в первые секунды не могли произнести слова.

— В бане… Павлик его видел, — наконец отдышался, сказал Димка.

Обстановка круто изменилась. Здесь, значит, Федька, здесь! Мы его ищем вон где, думаем, попер на станцию, а он здесь! И правда, решил переждать суматоху, чтобы после спокойно перебраться с чужим золотом куда ему надо. Ну и хлюст!

— Вот что, ребятки, валяйте за избу, укройтесь там за кустами и сидите. Если Федька рванет в ту сторону, не вздумайте пускаться вдогонку! — торопливо проговорил дядя Коля. Потом он сдвинул брови так, что они сошлись на переносице, и громко скомандовал: — А ну марш! Марш!

— А вы?

— А я загляну в баню… Надо же убедиться, может, он действительно там, подлюка, — все так же громко, желая не то напугать кого-то, не то подбодрить самого себя, сказал дядя Коля.

Мы с Димкой обогнули избу, засели в малиннике и затаились. Здесь кроме малины росла крапива. Я не остерегся и обжег руки. Но сгоряча ничего не почувствовал. Привстав, огляделся. Отсюда хорошо были видны баня, огород и спуск к речке, заросшей по берегам чернолесьем.

Дорожка к бане тянулась между грядками вниз и немного наискосок. По всему огороду вразброс стояли подсолнухи. Они уже отцвели, свесили головы, их затылки светились желтыми пятнами. Возле самой бани стояли березки, еще зеленые. Держа одностволку за плечами, будто она ему была без надобности, дядя Коля спустился по дорожке, с силой застучал кулаком в дверь:

— Выходи, гад!

Из бани никто не отозвался.

— Сиди здесь, а я туда… — сдавленным от волнения голосом проговорил Димка и быстро, по-пластунски, пополз вдоль прясла. Не успел я сообразить, зачем он это делает, как его голова в серой кепчонке мелькнула за малинником.

Рядом раздались чьи-то шаги. Я оглянулся. Это была Фрося. Она была в сапогах и телогрейке, в платке, повязанном у подбородка, и — с двустволкой за плечами. Я хотел спросить, куда она, но было уже поздно — ее фигура скрылась в гуще черемушника. Тогда я вскочил и — следом за Димкой — перемахнул через прясла.

Дверь бани была распахнута настежь. Дядя Коля уже вошел внутрь. Мы с Димкой тоже вошли, огляделись. Здесь было сумеречно, пахло старыми березовыми вениками. Дядя Коля заглянул во все углы — нигде ничего, то есть ничего такого, что выдавало бы присутствие человека.

— Может быть, Федька прячется в избе? — не совсем уверенно проговорил Димка.

Не долго раздумывая, дядя Коля пошел проверить. Димка увязался за ним. Мне они велели остаться и ждать на огороде. Они осмотрели в избе все, что можно было осмотреть, заглянули даже в подполье, и воротились ни с чем. И там, по их словам, Федька не оставил никаких следов.

Мы не знали, что нам делать. Ходить по деревне и пугать Федьку казалось бесполезным занятием. Сидеть здесь, во дворе, тоже не было смысла.

Вдруг дядя Коля поманил нас к себе. Мы подошли и на огороде, меж капустными грядками, увидели глубокие следы. Тот, кто оставил эти следы, очень спешил, шел, не разбирая дороги, впопыхах наступал на кочаны, разламывая их пополам, или поддевал их носком сапога и опрокидывал на бок.

— Фрося? — сказал Димка.

— Нет, Фрося если и пойдет, то с разбором. На кочаны она наступать не станет, это ее добро. Федька, бандюга, определенно Федька, видите — на правую жмет..

В самом деле, вмятины от правого сапога были заметнее, чем от левого.

— Федька, Федька, тут и гадать нечего, — заволновался дядя Коля. Строго наказав нам с Димкой оставаться здесь, в огороде, он побежал к пряслу, перемахнул через него и нырнул в гущу черемушника как раз в том месте, где был мосток.

Все это произошло настолько стремительно и неожиданно, что мы с Димкой не успели слова сказать, о чем после жалели. Будь дядя Коля осмотрительнее, может быть, и не случилось бы того непоправимого, о чем мы после так жалели.

Мы еще раз внимательно осмотрели следы. Похоже было, что человек только-только прошел. Нам стало жутковато — жутковато от сознания, что Федька где-то здесь, рядом. Затравленный и озлобленный, он пойдет на все, но живым в руки не дастся, подумал я.

Димка подобрал камень — так, на всякий случай… Я последовал его примеру. Как-никак, а все не с голыми руками. Немного постояли, прислушиваясь, потом тоже перелезли через прясло и остановились на узкой луговине между огородом и лесом. Здесь когда-то паслись телята. Среди бугров, нарытых кротами, виднелись их засохшие лепёхи.

Димка хотел что-то сказать, он уже открыл рот, но в это время послышались громкие голоса. А потом и выстрелы — один, другой… В промежутках между выстрелами мы слышали опять голоса, топот ног и треск сухих сучьев.

— Кочемасов, не стреляй, мы его живьем, гада! Баранов, бросай «Зауэр», выходи! — командовал майор Загородько.

Видимо, в ответ Федька ударил дуплетом из двустволки. Мы с Димкой находились далеко, однако несколько дробинок просвистело и над нашими головами.

— А вот это ты зря. У тебя, Баранов, и без того вон какая борода, ты что, хочешь к этой бороде и усы привесить?

После майор Загородько говорил, что ему хотелось протянуть до подхода Мальцева и Коноплина. Те и правда — как только услыхали выстрелы, помчались в деревню. Здесь, недалеко от Фросиной избы, спешились, привязали коней. Предупреждая своих, Мальцев дважды выстрелил из нагана в воздух. Коноплин заорал:

— О-о-о! Иде-ем!

Это и приблизило развязку.

Как после выяснилось, Федька скрывался все-таки у Фроси в бане. Он находился в бане и в то время, когда дядя Коля, стоя между огуречными грядками, разговаривал с Фросей, понял, что дела его плохи, надо смываться и сразу, едва золотоискатель вышел со двора, подался в тайгу. И тут, за речкой, неожиданно для себя, напоролся на Серегу, не раздумывая рванул было влево, а там — военная фуражка с красной звездочкой…

Тут-то и началась перестрелка. Стреляли сначала майор Загородько и Серега. Федька, должно быть, надеялся удрать, скрыться в тайге. Лишь когда те получили подкрепление в лице Мальцева и Коноплина, он понял, что теперь все, труба, его обложили, как волка, и не раздумывая послал один заряд в майора Загородько, другой — в дядю Колю, который, к слову сказать, особенно не хоронился, был весь на виду, даже пытался, чудак, что-то говорить, вроде бы урезонивать.

— Заходи справа, Кочемасов! А ты, Мальцев, жми прямо, не упускай его из виду, гада! — командовал, срывая голос, майор Загородько.

За густым осинничком начинался лог, за логом же шла такая таежная дремучесть, что искать в ней человека было все равно, что иголку в стоге сена. Наверное, Федька на это и рассчитывал. Он изо всей мочи рванул туда, в тот лог и в ту дремучесть, как вдруг раздался еще один выстрел, где-то в стороне, справа, который и поставил точку. Серега видел, как Федька споткнулся на бегу, упал плашмя, выронив из рук воронено поблескивавший «Зауэр» и стал грести под себя, выдирая с корнем папоротник.

Подробности нам с Димкой удалось узнать, когда мы собрались все вместе, кроме дядя Коли, и майор Загородько устроил разбор операции. В тот же момент, в разгар схватки, мы ничего не видели, только слышали. Звуки казались беспорядочными, по ним, вообще-то говоря, трудно было представить, что происходит там, за речкой и черемушником. Но конец, помню, обозначился четко и вполне определенно. Голоса как бы пошли на спад — тише, тише… И вдруг наступила полная, какая-то глухая и жуткая тишина. Даже ветер оторопело стих и перестал раскачивать вершины деревьев.

Мы переглянулись.

— Идем! — кивнул Димка, нащупывая взглядом еле заметную в траве стежку.

Вот и мосток в два горбыля шириной, с шатким перильцем. Внизу, под мостком, вода свивается в прозрачные зеленые жгуты. На дне видны разноцветные камушки. Переходя на другой берег, миновали заросли черемушника, и перед нами открылся пологий скат горы с редкими соснами и лиственницами.

— Сидим мы, значит, слышим — пальба…

— Ты, Мальцев, поменьше разговаривай. Осмотри его хорошенько, нет ли каких бумаг, адресов.

— Есть осмотреть, товарищ майор!

Увидев нас с Димкой, майор Загородько замахал руками:

— Марш, марш отсюда, нечего вам здесь делать. Был Баранов и нет Баранова. Допрыгался, доскакался, голубь сизый… — Он осекся на полуслове и вдруг точно вспомнил — Послушайте, а где же Николай… Николай…

— Степаныч, — подсказал Димка.

— Он все время был здесь, рядом… — И, не дождавшись, когда это сделают другие, разрывая спутавшийся папоротник, майор Загородько метнулся вверх по склону.