Иван Евлогиев - Сокровище магов Страница 28

Одноглазый встал на ноги и вздохнул.

— Такие лунные ночи, товарищ, бывают только здесь!

Вдруг он насторожился как охотничья собака, всма­триваясь в противоположный берег ручья. Затем бес­шумно подошёл к самому берегу.

На том берегу папоротник раздвинулся. Кто-то че­рез него пробирался. Точнее, пробирались два существа, одно за другим. Впереди пробиралось более крупное — папоротник раздвигался шире, а за ним другое — по­меньше.

— Наконец-то! — прошептал профессор Иванов.

Однако Балцак приблизился к нему и жестом по­просил у него ружьё. Удивлённый профессор подал его. Одноглазый осторожно зарядил его и залёг в удобном месте. Рядом с ним залёг и профессор.

Перед папоротником, в том месте, где Одноглазый ожидал появления медведя, выросла человеческая фи­гура. Отряхнув налипшие листья, фигура тихо свистну­ла. За нею поднялась другая фигура — мальчика. Оба были нагружены рюкзаками, в руках у них были ру­жья…

Одноглазый нахмурил брови.

— Медведь убежал, ты видел? — засмеялся стар­ший. — Ветер дул с его стороны и он нас не почуял, но понял, что тут кто-то пробирается и предпочёл удалить­ся. Наверное это была медведица с медвежонком, а то они очень любопытны, если не стервятники. Он бы нас не оставил в покое, пока не выяснил бы, с кем имеет дело.

— Опытный человек! — прошептал Одноглазый, несколько успокоенный. Он, по-видимому, сразу почув­ствовал, с кем имеет дело.

— Дед Чудо, а ты встречался с медведем-стервят­ником? — спросил мальчик.

— Эх, Петушок, о лихом не полагается говорить! — засмеялся дед Чудо. — Теперь снимай тапочки, чтобы перейти через ручей. Утренние часы холодные. Пусть лучше ноги у нас будут сухими. Народ говорит: «Сухи ноги — здорова голова». Давай, мой мальчик!

Профессор Иванов поднялся. В нём внезапно про­будился интерес к людям, переходившим сейчас вброд Серебряный ручей. Он приблизился к Одноглазому и, положив руку на ствол ружья, опустил его к земле. Тот понял его и снял руку со спуска.

На свете мог быть только один дед Чудо, который стал бы бродить глубокой ночью по утёсам вершины Орлиное Гнездо, в сопровождении юноши, носящего имя Петушок. Профессор Иванов, узнавший об этом имени и его истории из сегодняшнего рассказа Павлика, как ни было появление деда Чуда невероятным, принял его, как нечто закономерное.

Профессор выступил вперёд и воскликнул:

— Эй, дед Чудо, ты настоящее чудо!

Дед Чудо и Петушок остановились на берегу, как были — с обувью в руках и с засученными штанинами, — удивлённые, а может быть и испуганные.

— Простите, — сказал дед Чудо, несколько прийдя в себя, — с кем я имею честь говорить?

— Я — профессор Иванов.

— Про-фес-сор! — произнес дед Чудо, делая уда­рение на каждом слоге. — Ну, конечно, а я не догадался. Конечно, конечно. Мои орлы говорили мне… — Он вдруг осёкся. В голову его нахлынуло много мыслей, и он сбился. — Павлик и Белобрысик с вами, живы-здо­ровы, не правда ли? — спросил он, оправившись.

Они пожали друг другу руку в тени деревьев, не бывши перед этим знакомы. Судьба смелых мальчиков Павлика и Белобрысика связывала их, а лес предрас­полагал к откровенности и чистосердечности. Они при­ветствовали друг друга как старые друзья.

Тем временем Одноглазый стоял в сторонке молча, прислонившись к стволу дерева. Профессор Иванов вспомнил о нём, и ему стало несколько неловко, что он забыл про скромного гиганта.

— Балцак, иди сюда, я тебя познакомлю с этим милым дедушкой.

Дед Чудо подошёл и остановился перед Одногла­зым, который не пошевелился. Стоял как величественная сосна. Тень падала на его лицо и скрывала блеск его единственного глаза.

— Кузнец! Ты ли это, сынок? — взволнованно про­шептал дед Чудо.

Профессор, в свою очередь, растерялся от удивления.

Одноглазый вдруг согнулся, повалился в ноги деду Чудо, схватил его правую руку своими обеими ручища­ми и стал её целовать, повторяя:

— Учитель, учитель!

Затем, вскочив на ноги, он схватил старика в объя­тия и чуть было не задушил.

— Н-да, так, значит, — сказал дед Чудо, освободив­шись из страшных объятий. — Довелось встретиться. Я знал, что встречу знакомых, но всё же, сколько лет, ду­маю, прошло. Немало годков-то.

В конце концов выяснилось, что лет пятьдесят назад дед Чудо был молодым учителем в этих местах. В то время Одноглазый жил в доме у Радана на Чёрной ска­ле и водил деда Чудо по горам, показывая ему то да сё. Оба сохранили прекрасные воспоминания один о другом. Тут дед Чудо вспомнил и о Радане. Одноглазый обещал отвести его туда. В этот момент в разговор вмешался профессор Иванов. Он рассказал о Радане то, что услы­шал о нём от Павлика. Описал его кончину, поведал про сборщицу целебных трав, про злодеяния Хромоногого.

— Вот это славные приключения! — воскликнул Пе­тушок, который жадно слушал повествование о подвигах Павлика и Белобрысика, прильнув к деду Чуду.

— Мои мальчики, соколики мои! — радовался дед Чудо.

Разговор перешёл на эту тему. Трое мужчин бесе­довали как старые друзья, время летело, на востоке уже светлело небо, приближался рассвет.

— Позвольте мне пригласить вас в свою хижину! — сказал Одноглазый. — Она, правда, самая бедная хи­жина на земле, но…

— Не беспокойся об этом, Балцак, — перебил его дед Чудо. — Никто не должен раскаиваться в том, что вёл слишком скромную жизнь. Бедный человек смеётся чаще и он веселей. Идём, и не думай об этом.

Впереди зашагал Одноглазый, ловко прокладывая дорогу в кустарнике своим посохом. По этой широкой дороге за ним следовали остальные.

— Так иногда складываются обстоятельства, так переплетаются судьбы людей, что им вдруг становится ясно, как мал мир, — говорил дед Чудо.

Над Орлиным Гнездом скалы золотились пурпур­ным сиянием восхода. Зарождался новый день. Из лона Родоп истекал живительный утренний аромат и разно­сился далеко над уснувшими равнинами Фракии.

20

Неспокойное утро

Случай, этот дивный сочинитель всех запутанных историй, по-видимому не желал, чтобы утро этого дня на­чалось торжеством, хотя бы и таким скромным, какое предложил своим спутникам Одноглазый.

Когда маленькая группа подошла к его хижине, он остановил всех, прислушался и сделал им знак молчать. В тишине утра ясно слышались чьи-то крики, временами походившие на жалобный вой, а иногда — на дикий смех.

— Сборщица трав влезла на Молодухину Скалу над бездной… — сказал со вздохом Одноглазый. — Я по­спешу…

Он не договорил, но всем стало ясно, что он имеет в виду безумную.

— Я должен ей помочь, Радана ведь уже нет.

— Пойдем вместе! — предложил профессор.

— Тогда идём прямо к Чёрной скале! — нетерпе­ливо заключил Одноглазый.

Вся группа спустилась быстрым шагом в долину по течению Серебряного потока, поднялась на невысокий хребет, известный под названием Страшица, и оттуда направилась прямо к Чёрной скале.

Перед тем как добраться до этой скалы, надо обой­ти группу скалистых утёсов, торчащую среди леса как обелиск и называемую Молодухина Скала. Подойдя к ней, Одноглазый внезапно покинул компанию. Ловкий как коза, он вскарабкался на крутой обелиск, скрылся из вида, но вскоре появился снова. Он нёс на руках бе­зумную. Она продолжала кричать и петь что-то невнят­ное. Когда он положил её на землю, она вскочила на ноги, смешно завертелась, описала рукой в воздухе круг и дико захохотала.

— В ловушке, в ловушке они. Все там будут спать, с Раданом. Они сыновья Радана. Ха-ха-ха-ха! Сыновья Радана! Что?.. Чего вы на меня так смотрите? Что я — сумасшедшая? Вы все напуганы дикой русалкой. Ха-ха-ха-ха-ха!

Её несвязные слова возбуждали сострадание.

— В букете цветов самые душистые стебельки, а в средине дикий пион. Дети Радана будут в древней гробнице.

Все старались что-нибудь понять из её слов, но это удалось только одноглазому Балцаку.

— Веди нас скорее в старый дом, несчастная! — грустно, но строго велел ей он. — Что ты сделала? Не­счастный твой ум! Ну! — крикнул он под конец страш­ным голосом и встряхнул её.

Это несколько отрезвило её, она помотала головой, окинула взглядом окружающих, словно видела их впер­вые и усталым голосом, совершенно не похожим на прежний, промолвила:

— Хорошо! Идём!

Ещё с порога большого дома Радана все почувство­вали благоуханный одурманивающий запах. Остановив­шись в дверях его комнаты, они увидели в средине её большой старинный кованый сосуд на высокой металли­ческой ножке, похожий на древний жертвенник. Он весь был окутан благоуханным дымом каких-то трав. Дым волнами носился по комнате.

В кровати Радана из-под пестрого дырявого одеяла виднелось три кудрявых головы. На полу лежало три рюкзака. Одноглазый откинул покрывало. Под ним, объятые глубоким сном, лежали три пионера.