Нэнси Фармер - Море Троллей Страница 28

Воины обступили старика. Солнце село, над морем стлался серый вечер — и утекал в туман, всё еще клубящийся над одетой темным лесом горой. Тут и там замерцали первые звезды.

— Ну, кто не прочь поберсеркствовать? — вполголоса спросил Олаф.

Глава 16

Гицур Пальцедробитель

— Я хочу, я! Я имею право! — твердила Торгиль. Корабль уже вытащили на берег. Воины достали оружие и теперь осматривали его в свете наскоро разложенного костерка.

— Ты имеешь только одно право — исполнять мои приказы, — отрезал Олаф. — Ты останешься сторожить корабль.

— Но почему я?

— А кто еще присмотрит за твоей рабыней?

— Да она мне на хрен не нужна! — бушевала Торгиль. — Заморыш никчемный, что с нее толку-то? Я вообще хотела сменять ее на меч, да только ты мне не позволил!

— Ты слишком полагаешься на мою дружбу с твоим отцом, — проговорил Олаф. Голос его звучал негромко и ровно. Именно так (Джек это уже давно понял) Олаф Однобровый разговаривал перед тем, как прийти в ярость.

Торгиль, видимо, тоже это понимала: она тотчас же пошла на попятный.

— Я просто хотела, чтобы ты мной гордился.

— Я тобой и так горжусь, — отозвался великан. — Но ты должна приучиться к порядку. С тобой останутся Эрик Широкоплечий и Эрик Безрассудный. Они боятся темноты, так что толку от них всё равно мало. А еще останется Руна — приглядит, чтобы ты не задирала Люси.

— Уж этот мне Руна… — буркнула Торгиль себе под нос.

— Если тебе нужен лишний воин, так за сестрой могу присмотреть и я, — с надеждой предложил Джек. Если очень повезет, воительница погибнет в битве…

— Э, нет! Ты пойдешь с нами, — отрезал Олаф.

— Я?! — воскликнул Джек.

— Он?! — завизжала Торгиль одновременно с мальчиком.

Олаф ухватил Торгиль за ноги, перевернул вниз головой и хорошенько потряс — у той аж дух перехватило, и поток ругательств разом иссяк.

— Приучайся к порядку, говорю, — буркнул он и разжал пальцы. Торгиль шлепнулась на мокрый песок.

А Олаф подтолкнул Джека к костру и сам выбрал для него ноле.

— Это тебе для защиты, на всякий случай. А в битву чтоб не лез, — велел скандинав.

— На мой счет можешь не беспокоиться, — отозвался Джек.

— Да я ж всё понимаю, грабеж — дело увлекательное, — мечтательно проговорил Олаф, ероша мальчику волосы. Ощущение было, как от удара — Но даже если очень в драку потянет, просто скажи себе: «Нет».

— Просто скажи «нет». Понял, не маленький…

Олаф опустился на корточки — и заглянул мальчику в лицо. В свете костра глаза викинга ярко блестели.

— Я хочу, чтобы ты сложил обо мне песню. Ты — совсем еще молодой скальд, но другого-то у нас нет, с тех пор, как Руне по горлу полоснули.

— А он… — Джек сглотнул. — Тоже просто наблюдал за битвой?

— Ну да. Ему вообще-то полагалось стихи слагать, но Руна напрочь позабыл обо всём и очертя голову ринулся в бой. И я его не виню. Некогда он был одним из лучших воинов, пока его костный недуг не скрутил В один прекрасный день я возьму его в набег — и дам умереть с мечом в руке.

— Как это великодушно с твоей стороны, — пробормотал Джек.

— Да уж я такой! — просиял Олаф. — Смотри, не забудь и это тоже в песню вставить…

Воины между тем вооружались; Джек наблюдал. Большинство были при мечах, но несколько человек вынуждены были довольствоваться короткими копьями. У всех были секиры. Один прихватил с собою связку факелов и горшок с пылающими угольями. У каждого скандинава было по два щита: один — спереди, на груди, другой переброшен за спину. Деревянные щиты особого доверия не внушали.

Олаф Однобровый великолепием затмевал всех прочих. В то время как у его воинов шлемы были кожаные, сам он щеголял в металлическом. Сверху шлем венчал гребень на манер петушиного, а две пластинки по бокам прикрывали щеки. Особенно же пугающе выглядела ястребиная маска, закрепленная спереди. Клюв закрывал Олафу нос, а глаза смотрели сквозь узкие прорези. Это придавало викингу нездешний, какой-то призрачный вид.

В отличие от своих соратников Олаф был в кольчуге. С пояса его свисали два метательных топорика и гигантский меч. В общем и целом, впечатление он производил донельзя жуткое. Да любой, повстречав гигантского берсерка глухой ночью, тут же в обморок шлепнется, подумал про себя Джек.

А ночь как раз была самая что ни на есть глухая. На западе вставал молодой месяц. Часовые Гицура, конечно же, дрыхнут без задних ног, объяснял Олаф. Если отвлечь сторожевых псов — а на этот случай Свен Мстительный прихватил мешок полусгнившей рыбы, — усадьба окажется на милости воинов.

— То есть вы сможете забрать всё, что хотите, даже не сражаясь? — предположил Джек.

— Ударом могучего кулака Олаф опрокинул мальчика на землю.

— Что я, по-твоему, — подлец бесчестный? Да за кого ты меня принимаешь?! Если я заберу добро Гицура, не сражаясь, я буду ничем не лучше простого вора. Как бы не так: я выкажу ему должное уважение — клятвопреступнику подлому!

Джек с трудом сел и помотал головой, чтоб в мыслях прояснилось. Нет, этих чудовищ он никогда не поймет, сколько ни старайся.

— И вот что еще тебе надлежит знать, — словно сквозь туман донесся до него голос Олафа — Сейчас мы выпьем волчье варево…

Мальчик поднял глаза кто-то из воинов снимал с огня бронзовый котелок. Заклубился густой пар; ветер донес до Джека горьковато-приторный аромат. Волосы у мальчика встали дыбом. Он узнал этот запах! Точно так же пахло из ларчика, выловленного в море.

«А берсерк — он человек или волк?» — спросил тогда Джек у Барда. «В обычной жизни это люди, — ответил старик, — но, хлебнув настоя этого растения, они становятся одержимыми, вроде бешеных псов. Они прогрызают дыры в щитах. Они бегают босиком по острым камням, не чувствуя боли. Ни огонь, ни сталь для них не преграда».

— Когда мы это пьем, — пояснил Олаф, — то становимся… ну, другими… не такими, как обычно.

— То есть берсерками, — уточнил Джек.

— Мы всегда берсерки, — возразил Олаф. — Мы такими рождаемся. Это передается от отца к сыну; но мы сами можем выбирать, когда безумие накатит… ну, то есть большинство из нас может. — Великан поморщился, словно от боли. — Отец Торгиль был великим героем, но безумие овладевало им помимо его воли. Еще до рождения Торгиль ее брат Торир играл на дворе перед домом. Ему только три зимы исполнилось. Его отец впал в боевую ярость — и убил мальчика.

Джек потрясенно молчал.

— Нет, конечно же, Торгрим ни в чём не виноват. На него накатило, а ребенок просто подвернулся ему под руку. Как бы то ни было, урок из всего этого вот какой: держись от нас подальше, не вставай у нас на пути. — Олаф покачал головой. — Когда мы выпьем волчьего варева, ты с головы до ног натрись листьями. И запахнешь как мы. Когда мы превращаемся в волков, нюх у нас обостряется. И тот, кто не похож на нас — наш враг.

Воины расселись на корточках вокруг костра. Бронзовый котелок пошел по кругу: каждый делал по большому глотку. Когда котелок оказался в руках у Джека, Олаф зачерпнул со дна листьев и натер ими руки, ноги и лицо мальчика. А осадок выплеснул ему на тунику. Теплая жидкость быстро остывала на морском ветру. От острого запаха у Джека закружилась голова. Сердце забилось гулко и тяжко. С дюжину ощущений одновременно нахлынули на него: он чуял, как заяц с шорохом пробирается сквозь кусты, и как волны плещут о берег, и еще — запах, запах дохлой рыбы, и лесных листьев, и хвои, и огня. Но главное — дохлой рыбы.

Джека ужас до чего тянуло вываляться в этой гнили.

Послышался странный звук: воины задышали тяжело и часто. В свете костра глаза их полыхнули желтым пламенем, языки вывалились изо ртов. Олаф глухо застонал — от этого звука у Джека кровь стыла в жилах, и одновременно всё тело покалывало от возбуждения.

Мальчику хотелось бежать — бежать сломя голову, не разбирая дороги. Руки и ноги прямо-таки подрагивали от нетерпения.

Олаф сорвался с места; остальные бросились следом. Догнать их Джек даже не надеялся, но он слышал, как берсерки, тяжело топая по песку, мчатся вперед. Вот они резко свернули от берега, перевалили через поросший травою холм, разбрызгивая воду, вброд переправились через ручей и с хрустом продрались через поле, заросшее папоротником и осокой. От земли поднимался тягучий аромат прелой зелени. Вот пираты добежали до края обрыва — и остановились как вкопанные.

Подоспел и Джек, жадно хватая ртом воздух. Ну и пробежка! Берсерки тяжело дышали и нервно подталкивали друг друга, точно псы в ожидании сигнала кинуться на оленя.

Прямо под ними, смутно различимые в призрачном лунном свете, маячили дома, окруженные многочисленными пристройками. Долину переполнял запах скотины, лошадей, собак и людей: густое, сытное варево, особенно оглушительное после прозрачных, чистых ароматов леса и моря. Джеку этот запах показался восхитительным — хотя сам он вряд ли смог бы объяснить, почему. Обычно вонь скотного двора внушала ему отвращение.