Георгий Кубанский - Тайна реки Семужьей (Художник Е. Селезнев) Страница 28

— Уйди! — захрипел он.

И разразился такой бранью, что на этот раз выдержки Наташи не хватило. Девушка отошла в сторону и опустилась на мох, но так, чтобы Барбос видел, что она не спускает с него глаз.

Наконец-то он остался один. Пристальный взгляд Наташи жег его, не давал собраться с мыслями, сосредоточиться. Барбос снял шапку и вытер ладонью мокрую голову. Страшная мысль не давала ему покоя: покончить все двумя выстрелами и бежать; бежать от девушки и парня, которые были его пленниками и вместе с тем строгими неумолимыми сторожами. Но куда бежать? Наташа и сама не подозревала, какой грозный смысл был в ее словах, обращенных к Барбосу: «Тундра для тебя мешок. А завязки от него в крепких руках, в руках Советской власти».

Барбос хорошо знал Кольский полуостров. Как ни велика тундра — надолго в ней не скроешься, а выйти из нее нелегко. Ох как нелегко! В каменистой малонаселенной пустыне заметен каждый человек. Выйди на побережье — там пограничники, проверка документов. Податься к порту? Без пропуска на пароход не сядешь. Если и доберешься сухопутьем, тундрой, до далекой железнодорожной станции — тоже не сразу уедешь… Сейчас, в начале июня, на юг устремился могучий поток пассажиров. Едут матери с ребятами на каникулы, пионеры в лагеря Ленинградской и южных областей, едут многочисленные отпускники. Подолгу ходят они отмечаться в очередь за билетами. Были б большие деньги!.. Но для того, чтобы появились деньги, необходимо забрать из тайника жемчуг. Прежде всего жемчуг! Нет, Сазонов придумал правильно: завести задержанных новоселов на Дикий Берег и бросить их там. Пускай выбираются, если смогут. Туда сам черт забегает раз в семь лет. Как ни крути — надо довести их до места целыми. Незачем самому лезть под такую статью, как умышленное убийство, да еще и с отягчающими обстоятельствами. Хватит! Учен!

Глава двадцать вторая

НА ДИКОМ БЕРЕГУ

Кольский полуостров — колоссальных размеров каменная глыба, кое-где чуть припорошенная тонким слоем наносной почвы, принесенной ветрами издалека за многие тысячелетия. В глубине полуострова невысокие, но крутые горы перемежаются с низинами, которые подобно каменным блюдам веками собирают землю и влагу. Южное побережье полуострова, омываемое Белым морем, невысоко. Зато северные берега упираются в Баренцево море отвесными скалами, глубоко уходящими в прозрачную холодную воду.

И летом, и зимой пустынны скалистые берега студеного Баренцева моря. Редко где в извилистых шхерах, сильно врезающихся в материк и имеющих пресную воду, жмутся к скалам домики прибрежных поселений, или, как по старинке зовут их на Мурмане, становищ. А дальше, на десятки километров, снова тянется безмолвная каменная пустыня.

Грозны берега Баренцева моря! Даже отважные заполярные рыбаки стараются держаться от них подальше. Знают они, какой опасности подвергает себя тот, кто соблазнится подошедшим к берегу богатым косяком мойвы или трески. Ловить лови, но оглядывайся: вдруг налетит шторм с моря! Случись какая заминка с машиной или управлением — и пропал корабль. Огромные океанские волны разобьют его о прибрежные утесы. А разбился корабль — нет спасения и людям. Если и повезет сильному пловцу, сумеет он в ледяной воде прибиться к берегу — не подняться ему на отвесные скалы, обросшие внизу скользкими водорослями. Могучая волна с размажу ударит пловца о камень — и никто не найдет его останков: глубоко Баренцево море и быстры его течения.

Вот почему рыбаки Мурмана стараются держаться подальше от побережья. А когда услышат они по радио весть о приближающемся с севера шторме — немедленно покидают прибрежные воды, как бы хороши ни были в них уловы. Крупные корабли спешат уйти подальше в море. Умелому моряку легче перенести ураган в открытом море, чем небольшой шторм у берегов, что исстари зовется в народе гибельным. Малые суда бегут в ближайшие шхеры, надежно укрывающие их от любой бури. Причудливо врезаются шхеры в каменистые берега, то робко пробираясь между скалами, то широко раздвигая их. Даже в ураган волна не может прорваться в затейливые каменные лабиринты. Только ветер злобно свистит и ревет поверх скал. Так гранитные утесы из пособника шторма и грозного врага моряка превращаются в друга человека, спасают его от бури.

Но и на неприветливых берегах Мурмана есть место, пользующееся особенно недоброй славой. Старательно обходят его оленьи пастухи и охотники, даже рыбаки. Недаром местные жители зовут его Диким Берегом. На десятки километров тянется по побережью почти голый камень, спускающийся к морю неровными увалами. Редко где во впадине прижмется скромная рощица карликовых березок. А дальше снова камень и камень…

Привольно чувствуют себя у Дикого Берега лишь привыкшие к воде и бурям морские птицы. Облюбовали они выступающую в море громадную ребристую скалу. На многочисленных ее выступах и выемках, прямо на холодном камне, откладывают кайры свои остроконечные некатящиеся яйца, выводят крикливых и жадных птенцов. Тут же и чайки-моевки, и чистики, и тупики складывают из клочков мха и лишайников свои неказистые гнезда. Порой птицы сбиваются на скале в такой тесноте, какой не увидишь и в курятнике. Они дерутся за право сесть на краешке узкого выступа. Сильный тут сбрасывает со скалы слабого и занимает его место. С жалобным криком летают обиженные — ищут, кого бы и они могли сбросить, чтобы захватить чужое место.

На самой вершине скалы особняком держатся крупные хищные чайки-бургомистры. Чуть оттопырив сильные крылья, зорко всматриваются они вниз. Стоит зазеваться кайре, оставить без присмотра свое единственное яйцо или птенца, как бургомистр тяжело взмахнет крыльями и плавно скользнет вниз, к добыче…

Стоит появиться возле гнезд хищнику-бургомистру, черному поморнику или даже самому морскому орлу, как чайки, кайры, чистики и тупики поднимаются шумной разномастной тучей. Общими усилиями они оглушают и сбрасывают злодея со скалы, если тот не уберется сам, по-хорошему…

Сотни тысяч птиц по-хозяйски расположились на громадной ребристой скале, одиноко, подобно часовому, возвышающейся впереди берега. Впрочем, скала действительно была часовым. Дурной славой пользовался Дикий Берег по всему Мурманскому побережью не только за пустынность и бесплодность. Скрытые под водой острые обломки скал угрожали смертельной опасностью любому судну, большому и малому. И рыбаки, завидев вдалеке одинокую скалу-часового, а в бесконечную полярную ночь — маяк-мигалку, поспешно сворачивали в открытое море, подальше от Дикого Берега…

Гнездившиеся на побережье черные поморники, которых в народе чаще называют «солдатами», круто взвились вверх и стремительно заметались в воздухе. На берегу появились люди. Они спускались по голому пологому скату.

Первой по-прежнему шла Наташа. Девушка заметно осунулась за последние два дня. Один лишь русый хохолок, как всегда, воинственно выбивался из-под вязаной шапочки. За Наташей, щуря близорукие глаза, шагал Володя. Последними шли утомленные не столько переходом, сколько постоянным наблюдением за своими беспокойными и дерзкими пленниками Барбос и Немой.

Наташа задумчиво смотрела на открывшееся передней бескрайнее море. Темная синева его, отдаляясь от берега, постепенно смягчалась, переходила в молочно-мутную даль и на горизонте сливалась с серой дымкой. Любуясь морем, девушка на какое-то время забыла о своих тревогах, сигналах неизвестного друга.

Зато Барбос не мог забыть о них. Ощущение растущей опасности не оставляло его ни на минуту. Даже после того, как они вышли на открытый Дикий Берег, Барбос все время оглядывался, присматривался к каждому камню. Да разве уследишь за ними? Побережье усеяно валунами — большими и малыми.

Совсем недалеко оставалось до берега, когда Барбос посмотрел на часы. Резко выделяющиеся желваки на его скулах напряглись. Близилась развязка. Он спрятал часы и остановился у довольно глубокой овальной вмятины, поросшей молодой травой.

— Отдохнем, — сказал он и начальственно заложил руки за спину. — Время еще есть.

Усталая Наташа первой опустилась на траву и с удовольствием вытянула натруженные ноги. Володя повалился на спину, закинув руки под голову. Чуть поодаль от них по-прежнему молча устроился Немой.

Не отдыхал лишь Барбос. Он лег у края вмятины и стал следить за спуском к побережью. Здесь, по открытому, хотя и усеянному камнями месту, подобраться незаметно было невозможно.

Как ни всматривался Барбос в однообразно пологий спуск, никаких признаков присутствия людей заметить ему не удавалось. И все же Барбос продолжал смотреть, не отрываясь ни на миг. От долгого напряжения у него уже рябило в глазах. Ему даже показалось, что вдалеке кто-то пробежал от камня к камню. «Померещилось, наверно», — подумал он, упорно продолжая следить за спуском, чтобы не пропустить того, кто настойчиво шел за ними уже вторые сутки. Поглощенный наблюдением, Барбос не прислушивался к тому, что говорили у него за спиной.