Вероника Кунгурцева - Похождения Вани Житного, или Волшебный мел Страница 29

— Ходят, — кивнула девушка и махнула рукой в сторону леса: — Где‑то там… Только я на них никогда не каталась. И Соловейко на поезде не ездил. И Большак. А ты, Иванушка, ездил когда‑нибудь на поезде?

— Ездил, — сказал Ваня. — Один раз. Ну, и ещё разок на электричке.

Тут какое‑то облако набежало ему на мысли, какое‑то воспоминание силилось ожить в нём — но не ожило.

А просека неожиданно врезалась в широкое шоссе, по которому довольно часто проезжали машины. На той стороне Ваня увидел стрелку–указатель, эта дорога, оказывается, вела на Москву. Но просека по ту сторону шоссе продолжалась — и опять уходила за горизонт. Девушка дошла до шоссе и резко остановилась.

— Ну вот, — сказала. — Дальше я не пойду. А ты переходи на ту сторону, не бойся, машины, они только шумят, а так они не страшные. Иди–иди. А я… дальше не могу идти с тобой. Мне нельзя. А они… они уже не догонят нас, не страшись.

— А эти… Соловейко да Большак, — Ваня замялся, — они кто тебе?

— Братья. Вот смотри, видишь, во–он сосна выше всех деревьев на той стороне, свернёшь от неё налево, там тропинка будет, пойдёшь по тропинке и придёшь куда надо.

— А ты откуда знаешь, куда мне надо?

— Так ты же сам сказал — к бабушке шёл…

— А ты разве знаешь её?

— Ну… не то чтобы знаю… Знаю, где живёт.

— Ага, — сказал Ваня, снизу вверх глядя на девушку. — А тебя как звать‑то?

Она задумалась, как будто припоминая, потом сказала:

— Можешь звать меня Алёнкой.

— А эти, братья твои, тебе от них не влетит?

— Не бойся, они меня не обидят. Только, Ваня, пожалуйста, никому про меня не рассказывай.

— Никому–у?.. — разочарованно протянул Ваня, он уже мысленно пересказывал Шишку с Перкуном всю ту жуть, которая с ним приключилась. Вот только встретит ли он их когда‑нибудь…

— Ни одной живой душе. Иначе плохо мне придётся. И… про братьев тоже. Хорошо? — попросила умоляюще.

— Не расскажу, — вздохнул Ваня. Хотя, если по–хорошему, надо было бы, конечно, этих братьев–разбойничков поприжать, ведь не один Ваня по лесу ходит, а ну как ещё кто к ним в руки попадёт!

— Поклянись самой страшной клятвой! — говорила меж тем Алёнка.

— Чтоб мне провалиться!

— Не так. Чтоб мне света белого вовек не увидать!

— Чтоб мне света белого вовек не увидать, если я об этом деле проболтаюсь.

Алёнка глядела на ту сторону шоссе, как будто пыталась увидеть, что там такое… Она ничего не видела, но ведь и смотреть там было не на что, всё то же самое, что и на этой. А Ваня, стараясь запомнить, глядел на девушку: её долгие пепельные волосы свесились, закрывая половину нездешне–красивого лица, склонённого чуть набок, — она всё к чему‑то прислушивалась, — костистые руки теребили линялый подол, глаза всё ещё пытались разглядеть что‑то… Ване почему‑то ни за что не хотелось с ней расставаться.

— А может, и ты со мной?! — дёрнул он Алёнку за рукав. — Пойдём, чего ты с бандитами этими…

— Они не бандиты, — нахмурилась девушка.

— Да ладно… Разбойники… маньяки тогда…

— Нет, они хорошие. Только обездоленные.

Ваня так и подскочил:

— Ничего себе хорошие! Да сейчас все обездоленные… Но не все же по лесам беспредельничают. Да ладно, чего про них‑то… Пойдём, Алёнушка, со мной, я тебя к нам отведу, авось, не снесут нас. Бабушка… не знаю, конечно, как встретит… А может, наоборот, обрадуется! Да и что — негде, что ли? В общежитии будешь жить, на работу устроишься. Во! На почту! Я объявление недавно видел: в наше отделение требуются почтальоны. Давай, правда…

Она вроде засомневалась, вопросительно оглянулась назад, туда, где оставались её злыдни-братья.

— Правда требуются? Я бы хотела быть почтальоном… Это которые письма разносят, да? Люди друг дружке письма пишут, а почтальоны носят.

— И письма носят, и газеты, и журналы тоже, — кивал Ваня. — А ещё квитанции, когда перевод придёт или там посылка.

— Здорово! — улыбнулась Алёнка. — А кто ещё требуется? Кто‑нибудь ещё требуется?

Ваня стал припоминать:

— Ну, уборщицы всегда требуются и везде, разнорабочие всякие. Мотальщицы и прядильщицы на фабрику, — это я тоже объявление видел. Во! Санитарки всегда требуются! У нас в больнице вечно санитарок не хватало. Да много кто требуется… — упавшим голосом договорил Ваня, вспомнив, что она ведь слепая.

— Много кто требуется, — как эхо повторила Алёнка, но, видно, и сама вспомнила, что перед слепыми, не то что перед зрячими, не все пути открыты, и вздохнула:

— Нет, нельзя мне, Иванушка. Кто ж меня возьмёт… — расцеловала троекратно, похлопала по спине и легонько подтолкнула, иди, дескать. Ваня и пошёл. Перебежать пустое шоссе — пара секунд. Алёнка на той стороне осталась. Замахала ему рукой:

— Прощай, Ваня, не поминай лихом…

— Спасибо тебе, Алёнушка! — опомнился тут Ваня. Вот ведь, чуть поблагодарить не забыл, а это не за съеденный обед спасибо хозяйке сказать, эта девушка жизнь ему спасла. — Век тебя не забуду! — закричал Ваня и тоже помахал ей рукой.

— Правда? Не забывай меня, Ваня, очень тебя прошу! — крикнула Алёнка.

Тут вишнёвый туристический автобус, набитый пассажирами, промчался по шоссе, закрыв на миг девушку. Проехал автобус, глянул Ваня: а Алёнушки уж нет. Осталась пустая просека, а прямо над ней — тусклое солнце, так бывает, когда смотришь на небо через осколок бутылочного стекла.

Глава 14. Суд

Ваня ещё несколько раз оборачивался, но так и не увидел больше девушку. Прошагал по просеке с километр и свернул влево, в сосняк. Сосна, которая с той стороны и вправду возвышалась над лесом, сблизи — потерялась, Ваня шёл по корабельной роще, задрав голову: но, которая сосна выше других, определить не мог. Сосны, росшие на расстоянии друг от друга, чтоб всем солнца хватало, чтоб каждое дерево могло до него дотянуться своей ветвистой вершиной, казались одинаково рослыми. Этот лес Ване очень нравился. И пахло в нём замечательно. Ваня машинально потрогал ладанку под мешковиной — она была на месте. Потом сунул руку в карман–заплату своей мешкотной рубахи и нащупал бумажку, развернул — тыща! Ур–ра! Конечно, это была его купюра, что‑то подсказывало Ване, что у лесовиков, которых он повстречал, денег не водилось. Раз бабушка Василиса Гордеевна сказала, что возвратная денежка всегда к хозяину вертается, значит, так оно и есть. Вот тыща и опять вернулась.

Так, надо искать тропинку, решил Ваня, поразмышляв и вспомнив, что говорила Алёнушка, хотя как тут найдёшь тропу, если под соснами не растут ни кусты, ни травы, среди которых можно её повытоптать. Любой извив среди корней на розоватой от старых иголок земельке казался тропой.

Ваня шёл куда глаза глядят, успел сбить все ноги: сколько он сегодня ходил‑то, да всё без обувки!.. Сосняк стал незаметно переходить в смешанный лес, вертаться надо — в рощу идти, великанскую сосну искать. Только хотел сменить направление, как вдруг видит: под крайней сосной что‑то белеется. Глаза его прояснились, и Ваня, сам себе не веря, увидал ребятёнка… Вот те на! Подкидыш! В лесу бросили, ладно его — на лавке вокзальной оставили, там хоть люди, милиция, отнесли куда надо — и всё, а тут что? На верную гибель кинули дитёку. Ваня побежал к ребёнку, который лежал, задрав кверху руки–ноги, кажись, ещё и раздетый совсем. Ещё только подбегая, Ваня понял, что с ребятёнком что‑то не совсем ладно…

Ребёночек был тот ещё: каждому, кто хоть раз имел дело с детьми (а Ваня имел, и не раз), было ясно, что от роду ему всего три–четыре месяца, потому что сидеть он ещё не мог, а лежал на спине, задравши ноги к небу, но размером был с пятилетнего. И весь каким‑то пухом порос, даже уши мохнатые. А вот ресниц у мальчика почему‑то не имелось. Отсутствие бровей было объяснимо — почти ни у кого из младенцев такого возраста бровей не бывает, а вот куда девались ресницы? Может, случился пожар, дом мальца вместе с родными сгорел, сгорели и ресницы — а он выжил…

Ребятёнок играл с большущей сосновой веткой, ветка была с шишками, он размахивал ею во все стороны, частенько попадая себе по лицу, так что удивительно было, как он ещё глаза себе не выбил. Ваня появился как раз вовремя. Он тут же попытался отнять опасную игрушку, но младенец заворчал не хуже медведя и вцепился в ветку мёртвой хваткой — как Ваня ни тащил к себе ветку, отнять игрушку не выходило. Ваня к себе тянет ветку, ребятёнок — к себе. И пересилил ведь, игрушка осталась у дитяти, а у Вани только клок сосновых иголок в жмени. Ваня вовремя не понял, какая опасность ему грозит, и получил сполна: младенец с размаху хлопнул шишастой веткой Ваню по лицу — он так и взвыл и отскокнул подальше. Под глазом тут же выросла встречная шишка — и глаз, конечно, заплыл.

— Ты чего?! — погрозил Ваня пальцем. — Драться нельзя. Ты же хороший мальчик? Утютю–тю–тю–сеньки… Идёт коза рогатая за малыми ребятами… — Ваня знал, как обращаться с маленькими детьми. В этом месте следовало легонько ткнуть средним и указательным пальцами, изображавшими рога, в пузико младенца, после чего всякий понимающий толк в играх ребятёнок заливался дружелюбным смехом. Этот же поступил для Вани вовсе неожиданно: он поймал «козу» за рога, потянул и свалил обладателя «козы» на себя, по младенческой глупости совсем не беспокоясь, что Ваня его может придавить. Что и случилось — младенец заорал благим матом, а Ваня, конечно, в мгновение ока соскочивший с младенца, принялся его утешать: