Владислав Крапивин - Рыжее знамя упрямства Страница 3

Зато оказалось, что уже пришли.

Здесь было узкое пространство. С одной стороны высокая кирпичная стена (видимо, брандмауэр снесенного дома), с другой тоже стена, только из старых, пахнувших сыростью бревен. Ширина – метра полтора.

– Ну – и? – сказал Кирилл, привыкший все доводить до конца.

– Надо теперь его поднять. Вон туда… – нерешительно объяснил хозяин колеса. Наверно, опасался: не слишком ли многого он требует от великодушных помощников?

Над головой еще светилось небо, но здесь густели сумерки (и стоял запах остывших лопухов, и лопухи эти лизали ноги влажными шершавыми языками, и было таинственно, как на задворках средневекового замка). В сумерках, однако, можно еще было разглядеть, что по кирпичной стене в метре от земли тянется выступ. На выступе лежал обрезок доски. А в полуметре от стены торчало из лопухов тонкое бревно метровой высоты. Ясно, что было врыто специально (готовил место малец!).

Теперь надо было приподнять колесо и положить ось одним концом на доску, другим на срез бревна. Поднатужились с двух сторон – все, кроме Ксени, которую Игорь не пустил (не женское дело). Ухнули, закряхтели, подняли. Положили. Колесо медленно поворачивалось, шелестело ободом в лопухах. Пацаненок повис на ободе, потянул вниз. Колесо нехотя завертелось.

– Ось при вращении быстро съедет с подпорок, – сказал Кирилл. – И раздавит человека.

– Не съедет! Я с двух сторон во-от такие гвозди вколочу, – быстро объяснил мальчишка и развел перед собой ладошки. Он словно боялся, что ему не поверят и снимут колесо.

– Вколотить надо сразу, – решил деловитый Кирилл. – Один не справишься.

– Да! Хорошо! Я сейчас!.. – Мальчишка нырнул в репейную чащу и тут же вернулся с пучком гвоздей-костылей и могучим молотком.

Кирилл покрутил головой. Углядел, несмотря на сумрак, в бревенчатой стене широкую щель. Взялся за велосипед, который вслед за колесом втащил сюда "проводник". Приподнял, всунул в щель рукоятку руля. Старенькая складная "Кама" оказалась поставленной на дыбы. Кирилл щелкнул динамкой, повернул фонарик, завертел переднее колесо. Широкий световой конус рассек сумерки, разом преобразил все вокруг.

– Ребята, повертите. А мы с… "человеком" вобьем штыри… Ты держи, а я буду бить.

Вертеть взялась Ксеня. Радостно вздыхающий хозяин колеса-великана встал у бревна с гвоздями в ладонях, Кирилл поставил один гвоздь у оси, нацелился молотком. И… не ударил.

– Не, ребята, что-то здесь не так. Если оно и будет вращаться, то с великим скрипом…

– Ну и ладно. Пускай хоть как… – умоляющим шепотом попросил мальчик.

– Хоть как – это не дело. А всякое дело надо делать умело… Народ, вот что. Подождите десять минут, я кое-что привезу. – Кирилл ухватил велосипед и без дальнейших слов оставил друзей в сумраке и неизвестности.

– А куда он?.. – опасливо спросил мальчик.

– Через десять минут узнаем. Кирилл ничего не делает зря, – утешил Словко хозяина колеса.

Помолчали (а колесо поскрипывало, качаясь). Игорь спросил у мальчика:

– А зачем тебе это сооружение?

– Чтобы вертелось. Он ведь уже объяснял, – ответил за притихшего пацаненка Словко.

– Это он тебе объяснял, а мы-то не слышали, – сказала Ксеня. – Зачем чтобы оно вертелось?

– Ну, я и сам не понимаю, – на полувздохе выговорил мальчик. – Не знаю, как объяснить… А зачем Земля вертится?

Вот это был ответ! Ни Словко, ни близнецы не нашлись, что сказать на такие слова. А мальчик умно подышал рядышком и вдруг признался:

– Я буду приходить сюда и раскручивать его…

– И тогда… что? – негромко спросил Игорь.

Было заметно, что мальчик пожал плечами:

– Тогда… не знаю. Будет лучше…

– Лучше жить? – осторожно уточнила Ксеня.

– Ну… да…

– А ты не боишься, что эту штуку кто-нибудь тут найдет и разломает? – вдруг обеспокоился Словко. – Всякие бывают люди…

– Про это место никто не знает, – охотно отозвался хозяин колеса. – И это же… почти наш двор. Вот в этом доме мы живем… – Он дотянулся, хлопнул по бревенчатой стене. – Это задняя сторона. А с других сторон окна…

– И… много вас, жильцов, в этом доме? – как бы между делом спросила Ксеня. Словко почуял: этот разговор уже неспроста.

– Я и мама…

– Двое на целый дом? – старательно удивилась Ксеня.

– Ой, нет… еще бабушка. Только она старенькая.

– Бабушке и полагается быть старенькой, – рассудила Ксеня. – Что здесь такого?

– Ну… да. Только бывают бабушки, которые нянчатся с внуками по-всякому, еду готовят, уроки проверяют, а нашей уже не до того. Потому что она даже не бабушка, а прабабушка. Бабушка отца. Он, когда развелся и ухал куда-то, оставил ее нам… Она хорошая, только часто забывает про все…

Такую длинную речь мальчишка произнес впервые. Видимо, решил, что не стоит скрывать семейные дела от тех, кто так по-хорошему пришел к нему на помощь. И ясно было, что жизнь у него непростая…

Опять помолчали. Словко глянул на светящийся дисплей мобильника. Была половина девятого. Мобильник будто ждал этого взгляда – испустил длинную трель, сигнал "Подъем флага". Звонила мама. Хотела знать, "где это морские ветры носят моего ненаглядного капитана?" Смотрите-ка, откуда-то уже узнала про его капитанство! Небось, Корнеич звякнул, порадовал ветераншу "Эспады".

– Мама, здесь не ветры! Неожиданная работа! Мы укрепляем на оси скрипучее колесо судьбы!

Мама сказала, что его, Словкина, судьба станет безрадостной, если он будет где-то болтаться до полуночи.

Словко поклялся вернуться раньше.

Приехал Кирилл.

К багажнику "Камы" было что-то приторочено: то ли большие гантели, то ли маленькая штанга Оказалось – два большущих кольцевых подшипника на трубчатой, как у колеса, оси.

– Это когда-то в прошлом веке отец и его брат, мой дядюшка Сеня, делали специальную тележку. Чтобы гонять со свистом по Комаровскому спуску. Была в их времена такая забава…

Он опять засунул в щель велосипедный руль и наладил освещение (сказал голосом Остапа Бендера: "Вертите, Ксеня, вертите", за что был назван бессовестным эксплуататором). При ожившем фонарике все увидели, что привез Кирилл "самое что надо". Подшипники были не ржавые, вертелись прекрасно. На оси они сидели плотно, однако при усилии можно было снять. И ось оказалась в точности того же диаметра, что у колеса (случаются порой счастливые совпадения!).

– Только получится ли вытащить старую ось? – усомнился Словко. Хозяин колеса радостно уверил всех, что "конечно же получится!" Когда колесо сняли, он молотком собственноручно выколотил трубу из ступицы. А Кирилл в широком свете фонарика ("Вертите, Ксеня, вертите") вбил новую ось и насадил на ее концы подшипники. Металл грохал, вызывая опасение: не появится ли кто-нибудь любопытный и посторонний. Никто не появился. В наступившей тишине колесо опять приподняли и подшипники утвердили на доске и на торце бревна. Хотя какое там утвердили! Крутнешь – и железные кольца с шариками поедут со своих мест. Чтобы такого не случилось, Кирилл с двух краев каждого подшипника старательно вколотил граненые гвозди-костыли: заключил стальные кольца в зажимы.

– Ну вот, – подвел он итог со скромной гордостью знающего себе цену мастера. – Можно запускать…

– Ура… – прошептал маленький хозяин колеса. Опять вцепился в обод, потянул вниз. Колесо повернулось легко, плавно завертелось. Кирилл и Словко помогли мальчику раскрутить его быстрее. Еще быстрее… Деревянная махина зашуршала в пространстве, зашелестела в лопухах нижним краем. Спицы-брусья размазалась в воздухе. И все это – в луче фонарика, поскольку Ксеня продолжала "работать турбиной" (кажется, ей это понравилось).

Колесо чуть заметно вздрагивало.

– Кажется, эксцентрик… – озабоченно проговорил Кирилл.

– Что? – встревожился мальчик.

– Сбой во вращении. Чуть-чуть…

– Ну и пусть! Это… наверно, так и надо. От этого… дополнительная сила…

Никто не понял, что за сила от неравномерности вращения. Поняли только: мальчик не хочет, чтобы здесь что-то меняли и регулировали. Ладно, его дело…

– Ну вот… – сказал Кирилл мальчишке снова. – Теперь приходи и верти сколько хочешь. Когда будет настроение…

Тот помолчал и отозвался тихонько:

– Да… А вы тоже приходите и вертите… если захочется. Только не рассказывайте другим…

– Никогда в жизни, – очень серьезно пообещал Словко. – Всё между нами…

Мальчик переводил глаза с одного на другого. Может быть, ему жаль было расставаться? Или он хотел что-то спросить, но не решался?

Словко посмотрел на Кирилла, на Игоря, на Ксеню. И они поняли, с какой мыслью он посмотрел. Ксеня на пару секунд оторвалась от велосипедного колеса и первая подняла на уровень груди ладони, быстро сцепила пальцы. И тогда Игорь сделал так же, и Кирилл. И Словко… Этот жест – непонятный для посторонних (и мало заметный), означал для тех, кто в "Эспаде", многое: "Наш человек…"