Владислав Крапивин - Портфель капитана Румба Страница 4

– Едва ли… Это ведь не просто, если человек окопался на берегу… А может, капитан и не хотел…

– Почему?!

– Всякое болтают, – вздохнул папаша Юферс. У него не было настроения разговаривать. Но не хотелось и обижать племянника. Даже совесть царапнула: "У тебя-то, у старой брюквы, хоть какая-то искорка есть впереди, а у мальчика – никакого проблеска…" Дело в том, что в углу у камина дядюшка Юферс прятал бутылочку испанского вина "Кровь матадора". Последнюю из старых запасов. И сегодня перед сном он собирался сделать два-три добрых глотка, чтобы ощутить хотя бы капельку праздника. А племянника-то этим не порадуешь.

И оставалось одно: порадовать занимательной историей.

– Видишь ли, Дикки… моряки поговаривают, будто сокровище капитана Румба было проклято капер-адмиралом Джугги Ройбером по прозвищу Красный Жук…

– Знаменитым корсарским адмиралом? Но ведь он жил гораздо раньше капитана Румба!

– Ты прав, малыш. Но ходят слухи, что Ботончито потревожил вечный покой адмирала Джугги.

– Как это?.. – Гвоздик придвинулся к дядюшке Ю поплотнее. Он, как вы знаете, был храбрый мальчик, однако если речь идет о вечном покое да еще при слабом огоньке свечи…

– А вот так… Красного Жука, когда он скончался от раны, полученной в бою с фрегатом "Адвенчер", похоронили у берегов Гаити на островке Омблиго Нэгро, что означает, как известно, "Черный Пуп"… Ну вот, прошло много лет, и никто не посещал последний приют старого корсара. Но однажды у Омблиго Нэгро бросила якорь "Лакартера". Капитан высадился на Пуп и отыскал пещеру, где в тайном каменном гроте, в долбленой колоде из обрубка мачты покоился Джугги Ройбер… Ты что, Дикки? Может быть, тебе страшновато?

– Ни капельки… Только зябко, поэтому я вздрагиваю.

– Прижмись ко мне покрепче… Капитан Румб приказал разобрать каменную стенку, постучал согнутым пальцем по колоде, которая висела в гроте на якорных цепях, и велел поднять окованную крышку. Под ней лежал скелет в парадном красном камзоле, с белым париком на черепе и в желтых морских сапогах с отворотами. Колода покачивалась, и, наверно, поэтому челюсть у черепа шевелилась… Ты что-то сказал, мой мальчик?

– Н-нет… дядюшка Ю…

– Ну, ладно… При свете фонаря блестело адмиральское шитье на камзоле, а от пуговиц разлетались ослепительные искры! Потому что пуговицы были украшены бриллиантами! На каждую из них можно было купить новый трехмачтовый корабль с грузом индийских пряностей… дело в том, что из-за этих-то пуговиц и пробрался в могильный грот капитан Румб. Он слышал про них много разговоров и решился наконец проверить, правду ли болтают в портовых кабаках морские бродяги? А решиться было непросто. Все моряки твердили, что с Красным Жуком шутки плохи – хоть с живым, хоть с мертвым… Однако сейчас капитан Румб увидел блеск драгоценностей и почти позабыл о страхе. Да и чего было бояться? Рядом стояли здоровенные матросы, и у каждого за поясом по три пистолета!.. Капитан прочитал молитву и острым ножом сбрил с камзола мертвеца все пуговицы до единой. Правда, при этом он почтительно сказал:

"Прости меня, старина Джугги. Тебе эти игрушки ни к чему, а нам пригодятся. Одну из пуговиц я отдам на строительство церкви Поминовения всех сгинувших в океане…"

Но капер-адмирал Джугги Ройбер по прозвищу Красный Жук не поверил капитану Румбу. Нижняя челюсть у него зашевелилась пуще прежнего, и мертвец проскрежетал:

"Я тебя не прощаю, пройдоха Ботончито! Знай, что отныне твои сокровища не принесут тебе счастья!.. И пошел вон из моей пещеры!" – Костлявая нога в желтом сапоге поднялась и согнулась, будто капер-адмирал хотел дать пинка нечестивцу. В это же время раздался глухой шум, и…

В это время раздался глухой шум, и в камине появились ноги в желтых матросских сапогах. Они качались.

– Ма-ма-аа!! – завопил Гвоздик и зажмурился.

Вы помните: у Гвоздика не было мамы. Но что остается кричать мальчишке в такой жуткий миг?

Ноги дернулись, и хозяин их упал из дымохода на дно камина. Свеча погасла.

– Это не мама, – раздался высокий, но, безусловно, мужской голос. – Это я… Очень извиняюсь, что так внезапно. Как говорил мой дедушка, любая неизвестная узкость среди скал все же лучше, чем дверь в таможенную контору… На чем это я так неудобно сижу? А, это железная шишечка на каминной решетке… Одну минуту, господа, у меня где-то были серные спички…

5. Извинения автора. – Бег по крышам. – О резиновых пузырях и другом товаре. – Шкипер Джордж и его дедушка. – Дрова.

Здесь читатели могут упрекнуть меня: вы, мол, уважаемый автор, повторяете приключенческий трюк с камином. В самом деле, писатели неоднократно рассказывали, как их герои используют дымоход, чтобы проникнуть в разные помещения или, наоборот, покинуть их. Вспомним гимнаста Тибула в "Трех толстяках" и симпатичную Солоху в "Ночи перед Рождеством", фарфоровых трубочиста и пастушку в сказке Андерсена или, наконец, злосчастного Волка в "Трех поросятах"… Да, все это уже случалось. Но что поделаешь? У героя моей истории просто не было другого выхода. Вернее, входа. Поэтому я прошу прощения и продолжаю свой роман.

…Зашипела, зажглась лиловым огоньком серная головка. И с горящей палочкой в руках незнакомец выбрался из камина. При свете спички (да еще при свете фонаря на "Мавритании") можно было рассмотреть мятую широкую шляпу из кожи, суконную куртку и худые, перемазанные сажей руки. Лицо было тоже худое, со вздернутым носом и темными усиками.

Гвоздик слегка пришел в себя, сообразил, что это не капер-адмирал Ройбер, а вполне живой человек. И, разумеется, не грабитель, потому что грабить в этой комнате было нечего.

Дядюшка Юферс тоже справился с удивлением.

– Раз уж вы… гм… вошли, давайте зажжем снова свечку, – ворчливо проговорил он.

– Охотно… Ох, эта шишка на решетке… Прошу прощения…

Свечка зажглась, и опять стало посветлее. Незнакомец оказался молодым и симпатичным, глаза блестели.

– Ай-яй! – воскликнул он. – Это что же? Значит, я попал к папаше Юферсу? А этот молодой человек – ваш племянник? Ради одной такой приятной неожиданности стоило проделать путешествие по крышам, хотя я трижды чуть не съехал на мостовую, что привело бы к очень грустным последствиям…

– Это действительно я, – отвечал дядюшка с некоторым раздражением. – Но вас я, кажется, не имею чести знать…

– Так, и что же вы думаете, я этого не понимаю? – вовсе не обиделся незнакомец. – Разве папаша Юферс мог запомнить всех посетителей своего знаменитого заведения! Однако, если я возьмусь утверждать, что кто-то из моряков не знает хозяина "Долбленой тыквы", так меня поднимут на смех все портовые мальчишки от Порто-Бланко де Маэстра до Мариуполя…

– Увы, бывшего хозяина…

– Я слышал о ваших неприятностях! Кто мог подумать, что судьба окажется к вам бессердечнее, чем рыночный меняла, который дает за один полновесный дукат всего одиннадцать паршивых оловянных пфеннигов!.. Вместо прекрасной "Тыквы" такая, с позволения сказать, скромная квартира…

– Но и вы, кажется, не в карете ездите, – обиделся за дядюшку Гвоздик.

– Мальчик прав! О чем говорить! Кареты у меня не было даже в лучшую пору жизни. Меня утешает лишь то, что вместо кареты я имею маленькую славную шхуну "Милый Дюк", и она…

– "Милый друг"? – переспросил Гвоздик. Ему было уже совсем не страшно и очень интересно. Как-никак приключение.

– "Милый Дюк", юноша. Дюк – это… Хотя сначала я должен объяснить, почему явился в гости столь необычным путем!

– Да уж, сделайте милость, – проворчал папаша Юферс.

– Я шел по улице адмирала Ансона и высматривал наемный экипаж, чтобы поехать за город, где в одной уютной бухточке стоит мое судно. Так хотелось встретить праздник в кругу славных товарищей и вспомнить за дружеским столом хорошие времена. Казалось бы, кому это может помешать? Так нет же, три джентльмена в полицейской форме разглядели меня у освещенной витрины и проявили странное желание вступить в беседу. Я совсем не хотел отнимать время у этих славных людей, которым давно уже полагалось быть дома и рассказывать своим детям под елкой трогательные рождественские истории! Чтобы не затруднять этих господ, я ускорил шаги, а они – тоже. И как-то незаметно мы перешли на рысь, а потом и на размашистый бег. Мало того, одному из этих джентльменов пришло в голову достать свой револьвер и на бегу выпалить в воздух. Скорее всего, этот приветливый господин хотел порадовать меня и своих коллег праздничным салютом. Но мне досталась от мамы крайняя нервная возбудимость, и я решил продолжить свой путь уже не по мостовой, а по крышам. С детства люблю крыши, и ни один дворник не мог поймать меня среди труб и чердаков моего родного города, где я не был уже восемь лет… Прошу прощения, господа, воспоминания детства всегда отвлекают меня… Увы, на сей раз я не учел, что имею дело с профессионалами. Верные своему долгу слуги закона проворно следовали за мной по крышам портового квартала. Вы скажете: что было делать? Правильно! Я стал искать спасительную печную трубу. Но все жители старого доброго Гульстауна сидели у семейных очагов, и горячий дым возносился из каждой трубы. Мне и так предстоит жариться в преисподней за многие неблаговидные поступки, и я совсем не хотел торопить события. И наконец, увидев трубу, над которой дыма не было, я возблагодарил судьбу и… вот… право, господа, я не имел желания кого-нибудь беспокоить визитом. "Это, – решил я, – труба сушильной печи на складе, которая погашена, поскольку все встречают праздник. А в пакгаузе, среди тысяч тюков и бочек я отсижусь, пока не стихнет этот неприличный шум, и аккуратно выберусь наружу…" Еще раз приношу свои извинения вам, господин Юферс, и вам, молодой человек…