Николай Внуков - Один на один Страница 4

У меня оказалось:

Полиэтиленовая бутылка из-под шампуня. В ней можно хранить питьевую воду.

Кусок сети, из которой можно делать шнуры.

Мешочек из пленки.

Два стакана из алюминиевых банок.

Доски и проволока от ящика.

Кусок толстой парусины, в который можно было завернуть двоих таких, как я.

Кирка из скобы.

Подстилка из надувного матраца.

Отлично!

Теперь нужно перетащить к шалашу все это барахло.

Парусина уже просохла под солнцем и стала не такой тяжелой, но все равно тащить ее наверх по булыжникам и через кусты было неудобно.

Я уселся на камень и начал расплетать сеть. Это оказалось не таким простым делом, как мне сперва показалось. Шнурки, из которых состояли ячейки сети, не были связаны узлами, они хитро перекручивались между собой, и я потратил уйму времени, чтобы выплести первый. Зато дальше пошло легко. Сматывал добытые бечевки в клубки. Решил распустить всю сеть на месте, чтобы не возиться потом. Когда набралось десять клубков, терпение у меня кончилось. Бросил остатки сети на парусину, положил туда же кирку, мешочек, бутылку с остатками шампуня, а саму парусину скатал в тугой сверток и обвязал его шнуром. Но сверток оказался таким большим, что его неудобно было поднимать. И весил он, наверное, столько же, сколько весил я сам. Тогда из двух шнуров я соорудил что-то вроде постромок, привязал их к свертку, впрягся, как бурлак, и потащил свою будущую палатку на гору.

Да, это была работенка! Через десять-пятнадцать шагов приходилось останавливаться и отдыхать.

Солнце уже пошло на закат, когда я, весь взмокший, оказался на месте. Отдохнув, развернул тюк, вынул из него бутылку с шампунем, разделся и хорошо умылся в своем бочажке. Тело снова стало упругим и легким. Решил пока не выплескивать шампунь, а беречь его для умывания.

Мой шалаш больше напоминал собачью конуру, чем человеческое жилье. Ветки, которыми я вчера обложил стены, подсохли. Листья на них пожухли, скрутились. Я сорвал их с кровли и сложил в кучу. Развернул и осмотрел брезент. Он был формы неправильной трапеции — одна сторона шире другой. Лишние куски я обрезал ножом. Подсохнув, брезент задубел и царапал пальцы, как жесть.

Если привязать один конец шнура к дереву, а второй к колышку, вбитому в землю, и накинуть на шнур брезент так, чтобы его края свисали по обе стороны до земли, получится палатка.

А может быть, все сделать завтра? Времени у меня впереди много. Особенно торопиться некуда. Да и найдут меня, наверное, завтра или послезавтра…

Но вспомнив про вечерний туман, росу и ночной ветер, я вскочил на ноги.

ВТОРАЯ НОЧЬ

Спускался к берегу и думал об огне.

Мечта о том, что около уютной палатки будет трещать веселый костер, оставалась только мечтой. У меня не было спичек. У меня не было увеличительного стекла. У меня вообще не было ничего путного, кроме перочинного ножа и двух булавок, приколотых к клапану кармана куртки.

Конечно, можно высушить доски от ящиков на солнце, выстругать несколько палочек и добывать огонь так, как это делали древние — поставить сухую палочку на сухую дощечку и крутить ладонями до тех пор, пока на конце палочки не появится раскаленный уголек. Затем положить этот уголек на сухие травинки и листики и раздуть огонь.

Но я знал, что крутить ладонями палочку у меня просто терпения не хватит.

Стал перебирать в памяти книжки про древних, которые читал. Как ни странно, все первобытные крутили палочки ладонями. Ну и терпение у них было! Как у лошадей. Я однажды пробовал так добыть огонь. Крутил палочку, наверное, полчаса, пока совершенно не отупел, а на конце палочки даже уголька не получилось. Конец просто нагревался, и то несильно. Или древние выбирали какое-то особое дерево, или знали какую-то хитрость.

Потом вдруг вспомнил, что видел в одной книжке по древней истории картинку: косматый человек, одетый в шкуру, склонился над доской, которую он придерживал ногой. В правой руке у него небольшой лук, тетива лука обернута вокруг палочки. В левой руке то ли камень со впадиной посредине, то ли другая дощечка тоже со впадиной, которой он придерживает и нажимает палочку сверху. Это чтобы палочка не всверлилась в руку. Палочка упирается в нижнюю доску. Человек двигает лук взад-вперед, тетива быстро крутит палочку в ямке нижней доски и в ней возникает огонь. Нужно только обложить ямку вокруг сухим мхом.

Матрац выпустил из себя весь воздух и уже высох. Он был из яркой оранжевой ткани с мелкими голубыми цветочками. То ли прорезиненный шелк, то ли какая-то синтетика. Снизу на нем чернело большое нефтяное пятно. Именно там ткань и прорвалась. Я скатал его в рулон — он почти ничего не весил. Разложил на камнях дощечки от разбитого ящика, чтобы завтра хорошенько просохли. Отобрал несколько самых сухих для добывания огня, связал вместе мотки капронового шнура и снова полез на гору.

Прежде всего я выбрал подходящее дерево, у которого можно поставить палатку. Оно росло шагах в тридцати от источника на поляне с низкой травой. Камни, которыми был усыпан весь остров, здесь встречались редко, поляна ровная и сквозь просветы в кустах видны оба мыса на берегу и море.

Я перетащил к дереву свое имущество.

Затем вырезал крепкий кол, выдолбил для него лунку в земле и скобой, как молотком, загнал его как можно глубже. Потом из двух шнуров свил веревку. Один конец привязал к нижнему сучку на стволе дерева, другой к колышку. Развернув брезент, набросил его на веревку так, чтобы широкая сторона приходилась к стволу дерева, а узкая лежала на земле. Брезент сразу же соскользнул вниз по веревке. Ага, вот в чем дело! Надо его чем-то натянуть на шнурке.

Я долго ломал голову, как это сделать, и в конце концов придумал. Прорезал ножом дырку посредине широкого края, пропустил через дырку шнурок. Посредине узкого края сделал то же самое. Узкую часть накрепко привязал к колышку. Потом расправил брезент на веревке, натянул верхнюю часть и, захлестнув концы шнура вокруг ствола, связал их хорошим узлом. После этого вырезал еще восемь колышков и, прорезав дырки в боковых краях брезента, растянул его при помощи шнурков и колышков так, чтобы края полотнища не опадали.

Я провозился с палаткой почти до захода солнца. Когда работаешь по-настоящему, время летит почему-то так быстро, что его не хватает. Не успел перетащить в палатку ветки для подстилки, как солнце село на самую черту горизонта, покраснело, а с вершины горы снова пополз вниз туман.

Я разложил ветки в палатке ровным слоем и накрыл их японским матрацем. От матраца здорово пахло керосином, но все-таки это была материя и в нее можно было даже завернуться, если станет холодно.

Между стволом дерева и выходом из палатки получилась небольшая площадка, шага в два, на которой можно разжигать костер. Хорошо бы закрыть выход из палатки парусиновым пологом, но парусины у меня больше не было. Однако и то, что получилось, в тысячу раз лучше шалаша. Теперь в моем новом доме можно было даже стоять, правда, согнувшись.

Я так устал, что больше уже ничего не делал. Свалился на подстилку и лежал, прислушиваясь к шороху ветра.

А потом сразу пришла ночь.

ДРЕВНЕЙШИЙ СПОСОБ

Проснулся я сухой, и подстилка подо мной тоже была сухая, и выспался я в эту ночь на славу. Палатка не промокла от тумана и росы!

Конечно, если бы у меня имелось какое-нибудь одеяло, спалось бы еще лучше. Но какое уж одеяло на необитаемом острове!

Для разминки я полез на дерево, к которому привязал палатку. Добрался до вершины, до самой тонкой развилки, и посмотрел на море. Оно лежало внизу серо-стальной пустыней. Солнце еще не взошло, но туман растаял, только в кустах кое-где запутались его белые полосы.

Волны все так же вспенивались, и вдали, у самого горизонта, синела какая-то штука — то ли облако, то ли другой остров.

…А ведь меня, наверное, вовсю ищут…

Я представил, как проснулся в каюте отец, окликнул меня, а я не ответил. Он подумал, конечно, что я на палубе. Я всегда крутился около лаборантов, помогал им поднимать из-за бортов заброшенные на ночь сетки вроде огромных сачков и вытряхивать в ящики.

Чего только не попадалось в эти сетки!

Маленькие кальмары с пучком щупалец на голове и с плоским хвостом, похожим на наконечник копья. Креветки с длиннющими усами и маленькими клешнями, которыми они часто-часто щелкали. Водоросли, в которых копошились морские блохи. Один раз подняли даже осьминога. Он выкатился на палубу, как мяч, распластал на досках щупальца, а потом быстро подобрал их под себя и приподнялся на них, как на ногах. Прямо уэллсовский марсианин! Один из лаборантов поддел его сачком и выбросил в море: «Иди и не попадайся больше!»

Конечно, отец подумал, что я с лаборантами. Но когда не увидел меня на палубе, тоже не стал беспокоиться. Я мог находиться в машинном отделении. Механик Федор Иванович пускал меня к дизелю, и я любил смотреть, как работает машина, занимающая чуть ли не треть катера.