Джеймс Барри - Питер Пен Страница 4

Правда, какой-то непонятный страх сжал ей сердце, и она воскликнула:

— И зачем только мы приняли это приглашение! Даже Майкл, который уже почти заснул, почувствовал, что она взволнована. Он приоткрыл глаза и спросил:

— Мам, с нами ведь ничего не может случиться, раз у нас горят ночники?

— Ничего, мое солнышко, — успокоила она его. — Они — как будто мамины глазки. Они будут вас охранять.

Она обошла все три кроватки и каждому сказала ласковые слова на прощание.

Майкл обнял ее за шею:

— Мамочка, как я тебя люблю!

Это были последние слова, которые она от него слышала. Теперь она услышит его не скоро.

Дом 27 был недалеко от их дома. Но недавно выпал снег, и они шли осторожно, чтобы не запачкать обувь. На улице уже никого не было. Только звезды над головой.

Звезды вообще-то красивые. Но они не могут ни во что вмешиваться. Они могут только смотреть. Кажется, это для них наказание за что-то. А за что, ни одна звезда уже не в силах вспомнить. Сказать, чтобы они уж очень любили Питера, — не скажешь. Он ведь проказник. И иногда дует на них, пытаясь погасить. Но и они не прочь позабавиться, и поэтому в тот вечер они были на стороне Питера, и им очень хотелось, чтобы взрослые поскорее ушли. Так что, когда дверь в доме 27 захлопнулась, в небе началось некоторое волнение, а самая маленькая звездочка крикнула тоненьким голосом:

— Питер, пора!

Глава третья

В ПУТЬ! В ПУТЬ!

Еще несколько мгновений после того, как мистер и миссис Дарлинг ушли, ночники возле кроватей горели ярко. Это были очень симпатичные огоньки, и страшно жаль, что они проспали и не видели Питера. Но ночничок возле кровати Венди вдруг заморгал и так сладко зевнул, что заразил зевотой два других, и, прежде чем они успели дозевать, они — все три — погасли.

Теперь комната была освещена совсем другим огоньком, в тысячу раз ярче ночников. В этот самый момент, когда мы говорим о нем, он шарит по всем ящикам комода, роется в шкафу, выворачивает там все карманы наизнанку в поисках тени Питера.

На самом деле это не лампочка. Комната вся светится оттого, что свет этот мечется, как сумасшедший. Но если он остановится хоть на мгновение, вы увидите, что это молоденькая фея, величиной, ну, например, с вашу ладонь. Ее звали Починка, потому что она умела чинить кастрюльки и чайники. Она летала от одного дома к другому (в этих домах тоже жили феи, разумеется) и своим мелодичным голоском вызванивала: «Чинить-паять, кастрюльки починять». Но друзья за этот ее голосок, похожий на нежный звон колокольчика, привыкли называть ее Динь-Динь. Одевалась она в короткое платьице из ажурных листиков, которое к ней, кстати сказать, очень шло и подчеркивало изящество ее фигурки.

Минуту спустя после того, как фея появилась в детской, маленькие звездочки разом подули на окно, оно растворилось и в комнату влетел Питер.

Ровно половину пути к дому Дарлингов он нес Динь-Динь на руках, поэтому он был весь обсыпан пыльцой, которой обычно посыпают себя феи.

— Динь-Динь, — позвал он тихонько, после того как убедился, что ребята спят. — Динь, где ты?

Динь-Динь сидела в кувшине, и, надо сказать, ей это очень нравилось, потому что до сих пор ей никогда не приходилось попадать в кувшин с водой.

— Да вылезай ты из этого кувшина! Лучше скажи: ты нашла, куда они девали мою тень?

В ответ раздался нежный звон, как будто кто-то зазвонил в маленькие золотые колокольчики. Так говорят феи. Это их язык. Он такой тихий, что обычно ребята его не слышат.

Динь сказала, что тень спрятана в большой коробке. Она имела в виду комод. Питер подскочил к комоду, выдвинул один за другим все ящики и вышвырнул их содержимое на пол. В один миг он нашел свою тень и так этому обрадовался, что не заметил, как задвинул ящик вместе с находившейся там Динь-Динь.

Он был уверен, что как только он обнаружит свою тень, то сольется с ней в одно целое, как сливаются в одну каплю две капли воды. Но ничего такого не произошло, и Питер страшно перепугался. Он притащил из ванны кусок мыла и попытался приклеить тень мылом. Но у него ничего не получилось. Тогда он уселся на пол и заплакал.

Он так рыдал, что разбудил Венди. Она села на кровати. Надо сказать, что она совсем не испугалась, увидев мальчишку, который плакал, сидя на полу. Ей просто стало любопытно.

— Мальчик, — сказала она очень вежливым голосом. — Почему ты плачешь?

Питер тоже умел быть вежливым, он кое-чему научился на торжествах у фей. Поэтому он встал и изысканно поклонился. Венди это очень понравилось, и она ему тоже отвесила поклон.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Венди Мойра Энджела Дарлинг, — ответила она. — А тебя?

— Питер Пэн.

— И все?

— Да, — ответил он немножечко резко. В первый раз в жизни ему показалось, что имя его действительно коротковато.

— Прости, — сказала Венди Мойра Энджела. — Я ведь это и раньше знала.

— Чепуха, — сказал Питер.

— А где ты живешь?

— Второй поворот направо, а дальше прямо до самого утра.

— Какой смешной адрес!

— Ничуть не смешной, — заявил он.

— Я просто подумала, как же его написать на конверте?

Она тут же пожалела, что сказала про письма, потому что он ответил презрительно:

— Мне не пишут писем.

— Может, пишут твоей маме?

— У меня нет мамы.

У него не просто не было мамы. Ему мама и не была нужна. Он вообще считал, что мама человеку ни к чему. Но Венди стало его жаль:

— О Питер, теперь я понимаю, почему ты плакал. Она соскочила с кровати и подбежала к нему.

— Я совсем не поэтому плакал, — возмутился он. — А потому, что моя тень не хочет ко мне прилипать. И вообще, я вовсе не плакса.

— Она что, оторвалась?

— Да.

Тут Венди увидела, что тень валяется на полу, такая сморщенная и жалкая. Ей стало жаль Питера.

— Какой ужас, — сказала она. Но тут же улыбнулась, потому что увидела, что он пытался приклеить ее мылом. «Вот мальчишка», — подумала она.

К счастью, она сразу сообразила, что надо делать.

— Ее следует пришить, — сказала она взрослым голосом.

— Что значит «пришить»?

— До чего ты необразованный!

— Ничего подобного.

— Ладно, сейчас все сделаем, малыш, — успокоила его Венди. Хотя ростом он был ничуть не меньше ее.

Она достала свой игольник и наперсток и стала пришивать тень к ногам Питера.

— Учти, будет больно.

— Не заплачу, — сказал Питер.

Он стиснул зубы и терпел. Вскоре тень была крепко к нему пришита, хоть вид у нее и был немного помятый.

— Мне бы надо ее сначала погладить утюгом! — задумчиво сказала Венди.

Но Питеру, как и всякому мальчишке, было на это наплевать. Он в дикой радости заскакал по комнате. Он уже забыл, что тень ему пришила Венди.

— Какой я умный! — вопил он. — До чего умен — ужас! — И он прокричал петухом.

Приходится признаться, что он был чудовищным зазнайкой.

Венди была поражена.

— Ты задавала! — воскликнула она. — А я, конечно, по-твоему, ничего не сделала?

— Ну, немножко.

— Ах так! Ладно. Я удаляюсь.

Она прыгнула в постель и закрылась одеялом с головой.

Он сделал вид, что уходит. Но это не помогло. Венди не выглянула. Тогда он сел на кончик кровати и похлопал по одеялу босой ногой.

— Венди, — сказал он ласковым голосом, — не удаляйся, не надо. Я просто такой. Я всегда кукарекаю, когда я собой доволен.

Она не вылезла из-под одеяла, но было видно, что она прислушивается.

— Венди, — продолжал Питер, — от одной девочки больше толку, чем от двадцати мальчишек. Венди выглянула из-под одеяла:

— Ты честно так думаешь, Питер?

— Ага.

— Какой ты хороший! Тогда я опять встаю. Она села с ним рядышком на краю кровати.

— Я даже подарю тебе поцелуй. Питер не знал, что это такое. Он протянул руку ладошкой вверх.

— Подари.

— Ты знаешь, что такое поцелуй?

— Подаришь, так буду знать. Венди не хотела его смущать. Она протянула ему наперсток.

— Хочешь, я тебе тоже подарю поцелуй? — сказал Питер.

Венди слегка наклонилась к нему:

— Если ты хочешь…

Питер оторвал от своей курточки желудь, который служил ему пуговицей, и протянул Венди.

— Спасибо. Я буду носить твой поцелуй на цепочке.

Она прикрепила его к цепочке, которая была у нее на шее. И прекрасно сделала. Как потом выяснится, это однажды спасет ей жизнь. Венди знала, что, когда люди знакомятся, принято спрашивать, сколько им лет. Венди была воспитанной девочкой и любила делать то, что принято. Она спросила Питера, сколько ему лет, и вдруг поняла, что спрашивать было не нужно. У него сделалось такое лицо, точно он попал на экзамен и ему достался билет про неправильные глаголы, а он хотел, чтоб его спросили про Трафальгарскую битву.

— Не знаю, — ответил он с неохотой. — Но вообще-то я еще маленький. Я, Венди, удрал из дому в тот самый день, как родился.

Питер понизил голос: