Вадим Собко - Скала Дельфин Страница 4

Школьники и учителя встречаются как старые знакомые, уже немало поработали вместе и еще много будут работать.

И вот, когда все уже разошлись по своим классам и последние двери с грохотом закрывались за учителями, в школу вбегает Вася. Он босой и без шапки. Красный галстук лежит аккуратно, а книги под рукой придают его облику озабоченный и серьезный вид. Он успевает быстро проскользнуть в свой класс именно тогда, когда Борис Петрович Коротков подходит к двери.

Борис Петрович открывает двери и пропускает Васю вперед, улыбнувшись.

Васе не до улыбок. Ему стыдно. Как он мог опоздать, прийти после звонка? Скорее на свое место на последней парте, у самой стены, и слушать, внимательно слушать, что говорит этот новый учитель географии!

Рядом с Васей на парте никто не сидит. Его товарищ еще не приехал с каникул. Вася несколько минут смотрит на знакомые лица товарищей, на тщательно зачесанные головки, на красные галстуки, на улыбающиеся лукавые лица и думает, что учиться будет так же весело, как и в прошлом году, а если бы еще не было немецкого языка, — было бы совсем прекрасно.

У Васи немного болит голова. Такое впечатление, будто кто–то сжимает виски. Он знает, от чего это. Мария заставила его почти всю ночь возиться на кухне, перебирать вместе с ней сухие вишни; спал он часа три; но все это скоро пройдет, потому что он уже привык.

И Вася начинает внимательно слушать, что говорит Борис Петрович.

Класс встречает нового учителя сдержанным гулом. Вот он какой, новый учитель географии, а они думали, что он совсем другой, а этот будет у них физкультурником!

Всем интересно услышать, какой голос у нового учителя, и поэтому первое слово Борис Петрович говорит в полной тишине. Перед ним стоит большой глобус. Возле доски висят две огромные карты полушарий. Какие–то альбомы с картинами и фотографиями лежат на столе.

Учитель не спешит начинать урок, а рассматривает свежие и приятные детские лица. Какие они похожие друг на друга и какие они в то же время разные. Вот прямо перед ним сидит русая круглолицая девочка. Она внимательно смотрит на карты, словно пытается запомнить их сразу на всю жизнь, и боится пропустить хотя бы одно слово учителя. Чуть дальше сидит мальчик со стриженой головой и черными маленькими глазами, бегающими быстро, как мышата. Он, пожалуй, первый проказник и забияка во всем классе, но сейчас сидит важно, сидит и ищет, не найдется ли чего смешного в новом учителе. Дальше, у окна, сидит важный, маленький и солидный Гриша Глузберг. А совсем у стены виднеются среди веселых ученических лиц белые выгоревшие волосы и немного бледненькие лицо Васи.

Борис Петрович начинает. Он говорит спокойно, не спеша, иногда улыбаясь: голос у него мягкий и приятный, и сколько Андрюша Кравченко ни старается к чему–то придраться, ничего смешного найти не может. Особенно интересно становится тогда, когда Борис Петрович открывает большие тяжелые альбомы, лежащие на столе, и звери, птицы и растения неизвестной, далекой и чудесной, жаркой страны появляются перед школьниками. Андрюша Кравченко сидит, приоткрыв рот, и слушает, а если даже Андрюша слушает, то дело уже ясное: рассказ увлек и его.

Гриша Глузберг просто за всю свою школьную жизнь не может припомнить случая, чтобы на каком–то уроке было так тихо.

А на последней парте, пытаясь внимательно слушать, сидит Вася, и лицо его бледнеет все больше и больше. Что–то все сильнее и сильнее сжимает виски. Смотреть на окна становится неприятно, свет режет глаза, и так хочется на секунду положить голову на руки и сомкнуть веки.

Только на одну секунду. Этого, наверное, никто не заметит, а оно будет так хорошо. И Вася, стараясь не пропустить ни единого слова, закрывает глаза и медленно опускает голову на сложенные руки. Через секунду он вдруг поднимает ее и, широко раскрыв испуганные глаза, смотрит, не заметил ли вдруг кто–нибудь, что он, Вася, почти заснул на таком интересном уроке.

Но все заняты тем странным зверем, которого показывает Борис Петрович, и Вася минуту тоже внимательно смотрит на странное животное, похожее то ли на утку, то ли на ежа.

Затем свет снова начинает резать глаза, и он медленно, уже не состязаясь с дремотой, охватившей его, как темная, глухая и спокойная пелена, опускает голову вниз. Он дремлет чутко, настороженно. Кажется, он слышит каждое слово учителя, но это только кажется, потому что Борис Петрович уже перестал рассказывать и сейчас вызывает к доске Нину Иванову, чтобы она показала на карте основные реки далекой страны.

Поднявшись со стула. Борис Петрович заметил, что на последней парте исчезло бледное лицо Васи. Пока Нина искала реки со странными названиями, Борис Петрович прошел в самый конец класса. Вася тихо дремал, положив голову на сложенные руки. Борис Петрович обернулся к доске и тогда уже тихо тронул Васю за локоть.

Все в классе были заняты — это же действительно интересно видеть, как Нина Иванова, лучшая отличница, смотрит куда–то в конец класса и безнадежно путается в обычных названиях рек. Все в классе пытались помочь Нине — хорошо, что Борис Петрович ушел куда–то назад, но из этого ничего не получалось: Нина ничего не могла понять.

И только тогда, когда Борис Петрович разбудил Васю, Нина пришла в себя.

Все реки, что минуту назад безнадежно путались, вдруг встали на свои места.

Борис Петрович отошел от Васиной парты. Только он и Нина видели, как проснулся Вася, как испуганно забегали его глазки.

Урок продолжался.

Глава четвертая

Недалеко от моря, на уютной неширокой улице, засаженной каштанами и акациями, за невысоким забором стоит дом. Он стоит в саду, и ветви яблонь с большими налитыми яблоками лезут в окна и касаются веранды. Между деревьями разбито много клумб, и цветы, самые разноцветные, яркие цветы, покрывают их. Цветы сплетаются в удивительные узоры, они подобраны по цветам и оттенкам. Клумбы напоминают огромные ковры, сотканные рукой опытного мастера.

Иногда под вечер, когда тишина и сумрак заполняют сад и входят в дом, на веранде слышится тихая музыка скрипки. Мягкие приятные звуки разносятся по саду и долго раскачиваются между деревьями. Прохожие останавливаются у небольшого парка, чтобы послушать музыку. Затаив дыхание, стоят они, пытаясь ничем не выдать своего присутствия.

Темными вечерами на веранде дома в глубоком кресле часто сидит седой старик и на столе перед ним лежит скрипка. Ему много лет, он много знает и много видел. Он пережил трех царей, видел три революции. За свою жизнь побывал в столицах всего мира. Когда–то он был знаменитым скрипачом.

Теперь он ушел на покой.

Днем он работал в саду. На его клумбах первыми в городе появлялись нарциссы и последними исчезали астры. Красно–кровавые пионы и темно–красные георгины украшали его клумбы. Профессор знал и выращивал такие цветы, которых никто никогда в городе не видел, и названия их были неизвестны.

Иногда профессору становилось грустно сидеть в своем саду, и тогда он выходил в город, на берег моря, садился на набережной на скамью и смотрел на людей, на корабли, на море.

Однажды вечером профессор играл на своей скрипке, и звуки теплыми огненными волнами заливали сад. Именно тогда Вася проходил по улице.

Он остановился, как прикованный к невысоким решеткам, стоял, прижимаясь к ним лицом, всем телом, чтобы лучше услышать волшебную музыку, что влекла и не позволяла уйти.

Пока играла скрипка не было ничего — ни земли, ни неба, ни улицы, ни его самого. Существовала только музыка, сильная и нежная, мощная и прозрачная, мятежная и победная. Стоял, слушал и чувствовал себя странно взволнованным. Что–то сжимало сердце, не позволяло свободно дышать, и на мгновение ему показалось, что у него от неистового счастья кружится голова и сердце вот–вот перестанет биться. Но музыка умолкла, Вася вспомнил о поручении Варвары Павловны и быстро побежал в город.

С тех пор Вася часто появлялся перед невысоким забором. Пытался как можно чаще проходить возле дома профессора и, когда слышал музыку, останавливался и стоял, словно окаменевший. Слушал, пока она не прекращалась, и такой день был для него праздником.

Сквозь решетки он не раз видел высокого седого старика. Видел Вася, как профессор поливает цветы и выбирает сорняки с клумб, как отдыхает на солнце в глубоком кресле, но ни разу не видел, как играет профессор.

И однажды вечером, когда с притихшего сада на улицу доносилась замечательная музыка, Вася не выдержал и, оглядываясь, как вор, быстро перелез через забор. Пробрался к веранде между клумбами, ступая бесшумно и легко, как тень. Подкрался к самой веранде, откуда неслись уверенные тревожные аккорды.

Двое черных блестящих глаз выткнулись из уголка из–за перил веранды.

Вася увидел профессора, высокого, седого, в теплом толстом халате. Он стоял у стола и держал в руках что–то блестящее, коричневое, прекрасное. В первую секунду Вася даже не понял, что профессор держит в руках обычную скрипку старинной работы. Вася не раз слышал, как играли на скрипке в оркестрах, состоявших из скрипки, рояля, виолончели и барабана. Такие оркестры играли во всех парках и пивных города, но как непохожа была музыка тех скрипок на эту музыку, полнозвучную и мощную, волнующую и бурную, как весеннее половодье, как бурные струи воды с гор.