Алексей Биргер - Властелин огня Страница 4

Если поглядеть на наш домик на окраине, и не подумаешь, насколько нам трудно живется. И ухоженный он, и мебель есть чешская и румынская, и телевизор японский, и видео ... словом, полный набор. Все это было куплено, когда сталеваровские заработки отца были солидным,, когда еще лихорадить не начало, а товары в магазинах уже появились. Хотя и недолгим получилось это хорошее время, но ведь оно было! А если было однажды, то опять должно вернуться - так нам всем кажется.

Бабушка с дедушкой у нас в основном трудятся на огороде и по хозяйству. Мама им тоже помогает, особенно в последнее время, когда на почте, где она работает, делать, прямо скажем, нечего: писем и посылок почти не приходит, а подписка на газеты и журналы, как говорит мама, «еле теплится». Поэтому там, где раньше трудились трое, теперь достаточно одного. Вот они и подменяют друг друга, и пока кто-то сидит на почте, остальные спешат по своим огородам, чтобы побольше ус­петь. А кто живет в новых многоэтажках и огородов не имеет, те изобретают себе какой-нибудь другой приработок.

Главное, на почте хоть зарплату платят. Зарплата, конечно, с гулькин нос, но на хлеб, муку, соль и сахар вполне хватает, да еще и за электричество с телефоном вовремя заплатить, и мелкие дырки заткнуть ... Ну, и у бабушки с дедушкой пенсия есть, хотя и малюсенькая, но приходит довольно регулярно. Отцу-то по зарплате задолжали уже колоссальные суммы, и мы, конечно, надеялись, что заживем совсем иначе, когда ему начнут гасить долги и перебои с его работой кончатся.

Летом, в каникулы, я тоже помогал на огороде. И отец брался по выходным за лопату либо за молоток - картошку окучить, сарай подремонтировать или еще что сделать.

Вот так и живем.

А в тот вечер мы с отцом и с дядей Колей Мезецким вы­ шли на улицу и даже поежились. Мороз был ядреный, звезды крупные и будто пронзают холодом. Совсем забирает после жаркого мартеновского цеха, хотя одеты мы были тепло. Бабушка наша всю шерсть собирает, и козью, и с нашего пса. Он на ньюфаундленда смахивает, но явно не чистых кровей, а шерсть у него темная, густая и длинная. Кличка - Лохмач, она сразу придумалась. Бабушка шерсть с него мешками набирает. Потом она сама эту шерсть прядет, и козью тоже, и вяжет нам всем носки, варежки, свитера, шарфы - такие теплые - не передать! И хотя такая одежка толстая и немного колючая, но должен сказать, вполне красивая и даже стильная.

Я все это рассказываю к тому, что в шерсти домашней вязки замерзнуть сложно, но мы в тот вечер все равно по­чувствовали себя зябко, и было такое ощущение, что мороз еще усиливается.

Вышли мы не в лучшем настроении. Первые проверки уже показали, что и сталь, отлитая нынешней сменой, скорее всего, опять окажется не такой, какой ей следует быть. Но отец, пом­ня о дне моего рождения и о том, что сегодня ничего от него зависящего больше сделать нельзя, постарался отрешиться от всех рабочих проблем. Во всяком случае внешне.

- Настоящий крещенский мороз приближается! - заме­тил он.

До Крещенья было два дня. Так уж угораздило меня родиться ...

- Угу, - согласился Мезецкий, глядя на звезды. - Раньше в эти дни девки гадали. А в крещенский сочельник много чего происходит, так испокон веку повелось.

- Вот бы нам в крещенский сочельник хоть немного день­жат подкинули, это всем чудесам вышло бы чудо! - невесело усмехнулся отец. - Ребята о забастовке толкуют. Ты сам-то что думаешь?

Мезецкий пожал плечами.

- Кого мы нашей забастовкой напугаем?

- Может, кого и напугаем, - сказал отец. - Во всяком случае говорят, если пойдет шум и приедут корреспонденты, то, может, что-то и сдвинется. А еще, говорят, надо создавать пикеты, вроде заградительных отрядов, на случай, если суд выдаст бумагу на арест комбината или на назначение управля­ющего и явятся судебные приставы с милицией ...

- Не знаю, к чему это может привести, кроме крови и новых бед, - сказал Мезецкий. - Сталь нам надо выдать, сталь. Если докажем, что способны поставить военным эту новую чудо-сталь, то никто комбинат не позволит обидеть. И воен­ные ведомства, и правительство сами позаботятся, чтобы все наши проблемы остались в прошлом. А если провалимся, то на нас рукой махнут и позволят похоронить за милую душу. Ума не приложу, где у нас происходит осечка.

- Тебе-то зачем голову ломать? - сказал отец. - Пусть дипломированные специалисты ломают головы, на то они и есть. - специалисты иногда не видят, - задумчиво отозвался дядя Коля. - Металл, он как живое существо, с ним одними формула­ми не обойдешься, его иногда и почувствовать надо ...

- Удивляюсь я тебе, Николай, - сказал отец. - Сталевар ты замечательный, и металл чувствуешь как никто, спорить не буду. Сколько раз твоя интуиция нас выручала. Но вот что умничаешь ты больно много, это тоже факт. Знаешь, что ждет тот кувшин, который повадился по воду ходить? Там ему и битым быть, так-то.

Но дядя Коля его не слушал - он глядел на что-то, привлек­ шее его внимание.

- Ты чего? - начал было отец, но потом и он, и я поглядели в ту же сторону, куда смотрел дядя Коля.

У третьего по счету от нас фонаря на слабо искрящемся снегу сидел огромный черный ворон. Черен он был настолько, будто кто-то взял да и отправил на землю кусочек космичес­кой тьмы. В то же время эта чернота была густой до того, что казалась радужной. Словно она играла всеми красками. Быва­ет такое - может, вы замечали.

- Красивая птица, - с промелькнувшим в голосе уважени­ем заметил отец.

- Не просто красивая, - сказал дядя Коля. - Ты на отлив его перышек погляди, на отлив ... Отлив, вот именно! - он хлопнул себя по лбу. - Вот что, вы идите, а мне надо вернуться в цех. Я чуть попозже вас догоню!

И он заспешил назад.

- Чудак ... - сказал отец и положил руку мне на плечо. ­- Ладно, пойдем.

Я поглядел туда, где сидел ворон, но птицы уже не было: она улетела, пока мы отвлеклись на дядю Колю.

И мы отправились домой.

- Николай, он и правда талант, - задумчиво говорил отец, пока мы шли. - Мощный талант. Может, равных ему сейчас и нет. С металлом на «ты», будто знает волшебное слово. Но есть у русских талантов такая беда: любят соваться, куда не следует. Так, похоже, весь наш народ устроен. Хотя, может, этот особый отлив у оперения ворона и подсказал ему, чего не хватает нашей нынешней плавке. Мне тоже этот отлив напом­нил какой-то сорт стали ... Вот только не соображу, какой.

На том мы и притопали домой, а там уже накрыт стол и ждут нас. Гости должны были начать собираться через часок, и мы с отцом успели еще в баньку, дед ее заранее натопил. У нас и городская ванная есть, со всеми удобствами, но банька приятней, мы всегда по праздникам стараемся в баньке попа­риться. И дрова в основном на баньку запасаем. Хотя печку тоже топим. У нас давно уже магистральный газ, с колонкой, поэтому и газовое отопление налажено, но печка есть печка. Пироги-то в ней получаются лучше, чем в газовой духовке.

После баньки мы как раз успели к столу: буквально через пять минут подошли первые гости.

- Мезецкий придет? - спросила мама у отца, расставляя на столе салаты.

- Да кто его знает, - сказал отец. - Похоже, ему в голову очередная идея засела, поэтому, думаю, не появится, пока ее не опробует.

- Что за идея? - заинтересовался дядя Витя Губкин, при­шедший первым вместе с женой и сыном Васькой, моего воз­раста, с которым мы очень дружили. Ваське до четырнадцати лет оставалось всего два месяца с хвостиком.

- Спроси чего полегче, - ответил отец. - Ждать не будем. Прошу за стол!

Гости расселись и выпили сначала за Петра Найденова ­ за меня, то есть - чтобы все у меня было хорошо, и чтобы трудные времена миновали, и чтобы я стал славным продолжателем рода Найденовых ... Ну и все в том же роде.

Кроме Васьки, было еще двое ребят, моих друзей: Славик Верстаков и Олег Прошва. Мы целиком захватили один угол стола и болтали о своем: о фильмах, передачах и прочем. У взрослых были свои разговоры, они тоже веселились, выпи­ вали и закусывали.

Потом все начали расходиться. Было одиннадцать вечера, а Мезецкий так и не появился.

- Где его носит, черта лысого? - сказал отец, поглядывая на часы. Но добродушно так сказал, посмеиваясь: - Неужели посреди ночи припрется?

- С него станется, - заметила мама.

Мне дали посидеть почти до полуночи, а потом погнали спать: завтра в школу.

Я проснулся около двух часов ночи, разбуженный тихими голосами, которые доносились до меня из соседней комнаты. Разговаривали тихо, но в интонациях была та напряженность, которая способна разбудить и мертвого. Такие волны тревоги распространяются далеко-далеко, проникая даже сквозь толстые стены.

Я поднялся и босиком, на цыпочках, прокрался к двери, чуть приоткрыл ее и осторожно выглянул.

В большой комнате сидели отец, дядя Коля Мезецкий и кто-то третий, кого я никогда раньше не видел. Здоровый такой мужик, а кожа на лице у него была странного сероватого оттенка, но не бледная, а скорей с синеватым отливом. Он слушал, о чем говорят отец и дядя Коля, и иногда кивал, не произнося ни слова.