Людмила Матвеева - Тусовки 6 «Б» Страница 41

– Любой возраст для женщины выигрышный. И тем более – поздние сумерки.

– Поздние сумерки! Красиво! – Кутузовна мечтательно смотрела на облака. – Ранние сумерки – это шестьдесят-семьдесят лет. А дальше – поздние.

– Как у нас с тобой, Кутузовна, – Суворовна вздохнула, – красота проходит. Но видны следы былой красоты.

– Красивым счастья нет! – твердо припечатала Кутузовна.

А Лидка Князева тем временем продолжала разговор с Юной. Лидка достала из сумки глянцевый журнал, они сели на скамейку:

«Деньги я начал зарабатывать из-за женщин – очень хотелось произвести впечатление. Но я старался не из-за сварливых и жадных теток, которых хоть в шампанском купай, все равно им кажется, что я где-то припрятал миллион, или слишком много отдыхаю вместо того, чтобы еще больше зарабатывать. Нет, такие на мою жизнь не повлияли. Хищные и глупые, их раскусить не так трудно. Произошла со мной другая история.

В то время я еще не был богатым, о миллионах не мечтал. Средний служащий. И поступила к нам в контору на крошечную должность девчонка. Она отличалась от других семнадцатилетним возрастом и красотой. Жила в пригороде, на работу ездила на электричке. И еще у нее были обкусанные ногти. Ну и однажды, в первый день нового года мы с ней оказались дежурными – работали, когда все были на каникулах. Я пригласил ее пообедать вместе. Это был ресторан. Не роскошный, но все же. Она сидела на краешке стула, каменная. А у меня прекрасное настроение, я болтаю, рассказываю ей, как выгонять пузырьки из шампанского, смеюсь. Я раскован. Она вдруг посмотрела исподлобья и говорит: „Я впервые в жизни в ресторане“. Ни до, ни после не было у меня такой барышни, которая в первый раз в жизни в ресторане. Я сразу почувствовал ответственность, она тяжелая, но и радостная.

А потом шли дни, я показал ей, что такое боулинг, ипподром, Большой театр. Она ко мне привязалась, всему радовалась, радовалась той светской жизни, которую я выдал ей за свою – картинные галереи, театры, встречи, показы…

Когда у меня дела пошли в гору, девочки уже не было в моей жизни. Странно, она умная, красивая, а богатство и тусовочная жизнь оказались ей не нужны. Это не ее.

Встретил ее недавно – вышла замуж за пригородного ботаника. Выглядит посредственно: более чем скромный наряд и по-прежнему неухоженные руки. Единственное мое желание – отвести ее в приличный салон и купить нормальную одежду.

Но каждый новый ноль в моих деньгах посвящен тому взгляду исподлобья и ее словам про ресторан. Только из-за нее я стал серьезно работать и приобрел все, что имею. А тратить деньги меня научила совсем другая дама. Это труднее, чем зарабатывать, если тратить с толком и со вкусом. Она мне втолковала, что я всегда должен выглядеть безупречно. А это и костюмы, и марка машины, и вилла – все лучшее, дорогое, престижное. Может быть, для такой роли женщине необходим не ум, не красота, а особый характер?»

Лидка закрыла журнал.

Юна сказала:

– В двух словах: не люби хорошую, а выбирай стерву. Так?

– Понимать надо в комплексе, – непонятно ответила Лидка, – но в общем, да. Красивая, умная, хорошая девочка не удержала любовь.

Они еще посидели и разошлись.

На следующий день Юна уже не случайно оказалась на аллее Главных тусовок.

Задушевный разговор был в разгаре:

– Сейчас красное никто не носит.

– А черное?

– Тем более никто не носит.

– Агата, откуда ты-то знаешь? Ставишь из себя модель!

– Мамина подруга Настя – самая стильная женщина в их редакции.

– И какой цвет носят? Что говорит стильная Настя?

– Любой, но чтобы все было открыто – голые плечи, голые колени.

Девчонки завертелись, оглядывали Агату. Белая курточка, из кармана торчит синяя шапка. Брючки синие, сапоги белые. Все подходит, но не в стиле маминой подруги.

– А что же ты отстаешь, Агата? Другим лекции читаешь, а сама?

– Маму не переубедить, разве она даст мне носить такие одежки?

Пришел Профессор кислых щей, сел на скамейку. Агата сразу подсела к нему:

– Юлий Цезаревич, срочно предскажи мне ближайшее будущее! Меня интересует этот четверг, Профессор! Только не темни, скажи ясно и понятно. Хорошо? – и ласково заглянула ему в глаза.

Он стал листать толстую книгу, на обложке золотая надпись «Имялогия». Он склонился над книгой, углубился в чтение, никого не слышал и не видел. В это время шестой «Б» продолжал разговоры.

– Так вот почему Ленка-ашница ходит по школе в джемпере, одно плечо голое, как будто нечаянно. Сползла кофточка, что делать бедной Ленке?

– А еще Ленка сказала, что она носит настоящий лифчик, – Лидка даже покраснела от возмущения, – ну кто ей поверит?

Но тут Анюта балетная сказала:

– Я хожу в бассейн «Уточка», и Ленка туда ходит. Девочки, про лифчик – правда. Я сама видела.

Все помолчали – переживали новость.

Профессор захлопнул свою огромную книгу:

– Агата! Ты спрашивала у меня, что будет с тобой в четверг? Все в четверг исполнится. Именно в четверг в семь часов. Кого хочешь встретить – встретишь. Кого не хочешь видеть – не увидишь. Все срастется, как в мечте!

– Ура! – вырвалось у Агаты.

Леха почувствовал тревогу:

– Да с кем она встретится? Что ты, Профессор, напускаешь туману?

– Это ее дело, – буркнул Юлий Цезаревич.

– Это мое дело, – хмыкнула Агата.

«Сейчас будет скандал, – обрадовалась Лидка Князева, – а может быть, даже драка».

Но тут Оля затронула щекотливую тему:

– Профессор, а почему ты ничего не предсказываешь Юне? Ей, наверное, тоже хочется знать свое ближайшее будущее. Правда, Юна?

– Профессор не сможет ничего мне предсказать, – ответила Юна и ослепительно улыбнулась.

Агата загляделась на нее – ровные белые зубы, ямочки на щеках, глаза блестят. «Какая красивая», – подумала Агата, но заметила, что Леха тоже любуется Юной, и подумала: «Ну и страшная же, хуже Князевой, хуже Ленки-ашницы».

– Он по именам предсказывает. А мое имя совсем не Юна. Имя Юна я придумала для красоты.

– У!

– А!

– Э!

Так реагировал шестой «Б» на эту новость. И еще так:

– Выдумала имя!

– А зачем?

– Скрывалась под чужим именем! Как преступный элемент!

– А как тебя зовут на самом деле?

– Да! Фишка в том – как тебя зовут по-настоящему?

– Галя, – тихо сказала она.

– Галя! Всего лишь Галя!

– Галка-Палка-Зажигалка! – крикнул Барбосов.

– Не идиотничай! – сказал Юлий Цезаревич.

– Зато Барбосик разрядил обстановку, – Надя-Сфинкс снова на стороне Барбосова.

– Теперь предсказывай, – Юна требовательно смотрела на Юлия Цезаревича, – никаких отговорок. Ты знаешь мое настоящее имя. Я Галя. Гале можешь предсказать, Профессор?

Он смущенно улыбался. Потом открыл книгу и долго в нее смотрел, потом подумал и сказал:

– Галя! Ты скоро сыграешь самую важную роль, исполнится твоя заветная мечта. Ты довольна?

– А когда? Главную роль – когда? – весело допытывалась Юна. – Не хочу ждать сто лет или даже один год. Когда же я ее сыграю?

Он потом признался:

– Точную дату не знаю.

– У-у! – разочарованно загудели все. – Э-эх!

– Так неточно и я мог предсказать, – кричал Леха, – безо всякой науки, безо всякой книги.

На Леху Юлий Цезаревич не обратил внимания. Но тут бывшая Юна сказала:

– Хочу знать – когда получу то, о чем мечтаю – главную роль! Скажи!

– В пятницу! – раздался голос из куста. И к ним вышел пес Степа.

– Степа! Откуда ты знаешь?

– Интуиция, – Степа важно оглядел их. Потом он улегся под лавку и оттуда сообщил: – Вадимыча видел на аллее Случайных встреч.

– Спектакль!

– В пятницу!

– У меня главная роль! – наперебой кричали все.

У кого главная роль на самом деле? Этого не знал никто.

32. Салат вернулся

Лидка Князева брела по бульвару. Она увидела Олю с Артемом. Потом встретила Сергея с Варварой: шли рядышком, слушали песню, у нее один наушник, у него – другой. Еще ей попался Леха, он все время оглядывался, искал Юну, то есть Галку. Лидка совсем расстроилась: «Ну почему все с мальчишками, а я одна? Это несправедливо, Юна, то есть Галка, ничем не лучше меня. У меня обаяния не меньше. Правда, оно уменьшается, когда Салатика нет рядом».

Лидка сама не заметила, как позвала вслух:

– Салат, вернись!

– А я как раз вернулся! – Салат, самый настоящий, в новых джинсах и в кожаной куртке шел ей навстречу.

– Салатик! Какое счастье! – Она кинулась к нему, расцеловала его круглое лицо и сразу стала ругаться:

– Не звонил! Сто лет не присылал ни одной эсэмэски!

Лидка забыла все, о чем говорили умные женщины на собраниях бывших обиженных. Все вылетело из головы у Лидки. А вспомнить было бы полезно.

Как-то редакторша стала рассказывать про своего мужа:

– Он такой необязательный. Никак не приучу его к ответственности. Вот, например, вчера ушел прогуляться и сказал: «Вернусь к ужину». Я жду. На часах семь, восемь, а его нет. И не звонит. В одиннадцать явился. Я, конечно, устроила скандал: «Где ты был? Я вся испереживалась! Ты меня до инфаркта доведешь!» И ведь я права, а он обиделся, есть не стал, ушел к себе в комнату. У мужчин это принято: сам обидел, сам же обиделся. Какие они все черствые! Не умеют признать свою вину, а уж об извинениях и речи нет!